Неуловимый корсар

– Ваше имя?

Пленник вспыхнул от гнева. Как! Его, начальника полиции, смеют допрашивать, как преступника?! Нет, этого он не допустит!

– Я не желаю отвечать, – сухо проговорил он. – Я не признаю за вами право допроса.

«Капитан» только раз пожал плечами и равнодушно проговорил, обращаясь к страже:

– Развяжите язык обвиняемому.

В руках стражников блеснули ножи, и Оллсмайна охватил ужас.

– Вы посмеете убить человека? – пробормотал он.

– Дикого зверя можно убить без всякого колебания. Но время дорого… В последний раз спрашиваю ваше имя…

– Сэр Тоби Джошуа Сэмюел Оллсмайн, – пробормотал укрощенный начальник полиции.

– Возраст?

– Сорок семь лет.

Председатель импровизированного суда заглянул в лежавшие перед ним бумаги.

– Так, – сказал он. – Вы – сын бедных эмигрантов, поселившихся на берегу реки Лаклана в Новом Южном Уэльсе?

– Да.

– Молодым человеком вы поступили в ряды сиднейской полиции. Вы были честолюбивы. Правда, вы были вместе с тем хорошим работником. Не имея средств для получения образования в школе, вы учились сами. Тем не менее до тридцатилетнего возраста вы не могли выбраться из низших должностей?

– Да.

Сэр Тоби говорил глухим голосом. Его лицо отражало смутное беспокойство.

– Каким образом в течение шестнадцати лет вам удалось добиться поста начальника тихоокеанской полиции, поста, который предоставляет вам неограниченную, почти королевскую власть?

Обвиняемый молчал.

– Я отвечу за вас, тем более что мы здесь находимся исключительно по этому поводу. Когда вам было тридцать лет, вам удалось быть представленным лорду Грину, богатому, знатному англичанину, приехавшему в Австралию для лечения неизлечимого сплина. Ваш разговор, ваши рассказы о случаях вашей полицейской практики несколько развлекли его. Он пожелал вас вознаградить за это и употребил в вашу пользу свои связи и связи семьи мисс Джоан Харт, которой тогда было девятнадцать лет и на которой лорд Грин вскоре должен был жениться. Через два года вы сделались начальником сыскного бюро и стали постоянным гостем в доме лорда Грина. В том самом доме на Парамата-стрит, где вы теперь живете.

При последней небрежно брошенной фразе сэр Тоби побледнел. Но капитан, по-видимому, не обратил внимания на эту подробность и продолжал:

– Все было так, как я говорю? Вы согласны?

– Согласен.

– Прекрасно. Дальше. При каждом удобном случае вы выражали вашим покровителям самую трогательную благодарность. В то же время у лорда Грина пропала фамильная миниатюра, которую он высоко ценил.

– Да, и я нашел вора, – перебил его Оллсмайн. – Я исполнил свой долг, и никто не может упрекнуть меня в этом.

– Никто и не думает упрекать вас, – с легкой иронией возразил капитан, – напротив, это делает честь вашей ловкости. Без вас никто бы не мог заподозрить Джо Притчелла, двоюродного брата госпожи Джоан, круглого сироту, которого она приютила и воспитывала.

Человек, сидевший справа от оратора, слегка вздрогнул.

– Миниатюра, – продолжал капитан, – была найдена в вещах Джо. Мальчику тогда было пятнадцать лет. Он отрицал свою вину, но в ней не было никакого сомнения. Однако леди Джоан не захотела оставить мальчика на произвол судьбы, она только отправила его в Англию, чтобы он не жил с нею вместе, и продолжала платить за его обучение. В Англии он и живет до сих пор.

– Это всем известно, – сказал сэр Тоби.

– Вы хотите сказать, что не удивляетесь моим сведениям об этом деле? Вы вполне правы. Но есть вещи менее публичного характера, которые я знаю не менее подробно.

Угроза, скрытая в этих словах капитана, заставила обвиняемого склонить голову.

– Через некоторое время маленькая дочь лорда Грина и леди Джоан, которую прислуга почтительно называла мисс Маудлин, заболела какой-то странной болезнью, не то бессилием, не то чахоткой. Врачи были не в состоянии открыть причину болезни. Они намекали на вредные условия городской жизни, на необходимость свежего воздуха. Ваша мать, Оллсмайн, была еще жива, и вы предложили доверить ребенка ей. Там, говорили вы, в маленькой ферме на берегу реки Лаклана, Маудлин быстро поправится, а вам будет приятно сознание, что тот воздух, который дал здоровье вам, возвратит его и дочери ваших благодетелей. К тому же, по вашим словам, на свою мать вы вполне полагаетесь, а доверить ребенка незнакомому человеку неприятно, а порой и опасно. Все случилось так, как вам было нужно. Ребенок был отправлен к вашей матери…

Начальник полиции поднял голову.

– Ну и что дальше? Что же в этом преступного?

В смехе капитана слышалась ирония.

– Вы задаете весьма полезный вопрос, Оллсмайн, но немного торопитесь. Скоро я вам на него отвечу. А пока продолжу рассказ. На семью лорда Грина обрушивалось несчастье за несчастьем. Сам лорд вскоре был убит на охоте. Шальная пуля попала ему прямо в сердце. И никто не узнал, кем был сделан этот роковой выстрел.

– Несчастный случай.

– Этот случай был не последним. Вдова едва успела оправиться от этого удара, как на нее обрушился новый. Ваша мать в ужасе приехала в Сидней и сообщила, что маленькая Маудлин упала в реку и что ее унесло течением, а тело ее не было найдено. Никто не видел, как это случилось. Нашли только опрокинутую лодку. Предполагалось, что девочка убежала с фермы, села в лодку, веревка оборвалась, ну и так далее…

Тоби молчал.

– Каково ваше мнение о смерти этой девочки, Оллсмайн? – проговорил таинственный судья.

Обвиняемый как будто смутился. Однако он сумел быстро оправиться и проговорил твердым голосом:

– Я принял то объяснение, которое вы сейчас дали. Как и все прочие, я не знаю всей истины.

– Вы не знаете? – прошептал капитан.

Начальник полиции содрогнулся. Не обращая на это никакого внимания, капитан продолжал:

– Отчаяние леди Джоан не имело границ. Может быть, она жаждала смерти, как освобождения… если бы не ваша дружба.

Трудно передать, с какой иронией было произнесено последнее слово.

– Каждый день вы являлись к ней, осыпали ее утешениями, чуть ли не силой принуждали ее развлекаться и всюду показывались с нею вместе. Благодаря вашим стараниям молва уже называла господина Оллсмайна ее будущим мужем. Страх перед одиночеством, намеки знакомых, желание сохранить вашу дружбу – все это заставило ее отдать вам руку.

– Я действовал под влиянием глубокой привязанности, – попытался возразить Оллсмайн.

– Неправда! В вас говорило одно только честолюбие! Брак этот был тем, чего вы добивались все это время. Он давал вам возможность, пользуясь связями покойного лорда, достичь того положения, которое вы теперь занимаете, положения, дающего вам возможность руководствоваться одной лишь своей волей и не знать другого закона, кроме своей тирании.

Оллсмайн попытался что-то сказать. Человек в зеленой мантии остановил его повелительным жестом. Голос его загремел под сводами зала: