Неуловимый корсар

Ответив на почтительный поклон швейцара, он стал подниматься по лестнице, но на первых же ступенях остановился и с удивлением прислушался. Из занимаемого им помещения неслись звуки пианино и слышался молодой чудный женский голос.

– Лотия, – промолвил он. – Неужели она поет?

Удивление, с которым были произнесены эти слова, было вполне понятно. С тех пор как Арман познакомился с Лотией, он всегда видел ее мрачной и печальной, лишь изредка вынужденная улыбка появлялась на губах молодой девушки, но она никогда не приходила в то настроение, когда девушка не может удержать рвущуюся из груди песню.

Что же так изменило ее настроение? Весь охваченный любопытством, Арман взбежал по лестнице и вошел в салон.

Лотия сидела за пианино и звучным голосом пела египетскую песню, величественную и медленную, точно само течение Нила, вдохновившее композитора. Оретт, улыбаясь, стояла возле пианино.

При виде Армана обе женщины пошли ему навстречу.

– Что, напрасно съездили? – спросила Лотия сочувственно-ироническим тоном.

Он с удивлением посмотрел на девушку.

– Да, правда! Откуда вы знаете?

Обе молодые женщины весело рассмеялись.

– Очень рад, что моя неудача вас не огорчила, а даже развеселила. Но с вашей стороны невеликодушно держать меня так долго в неизвестности.

– Мы все вам расскажем с удовольствием, но сначала дайте нам слово…

– Какое слово?

– Не говорить никому о том, что вы от нас услышите.

– Да в чем дело?

– Поклянитесь сначала, – со смехом настаивали женщины.

– Ну хорошо. Клянусь честью, я буду нем как рыба.

– Вот и прекрасно! – вскричала Лотия. – Теперь мы можем вас посвятить в нашу тайну!

И с этими словами она достала из-за корсажа письмо. На конверте стоял штемпель городской почты.

– Что это такое?

– Читайте.

Лаваред взял письмо в руки и с удивлением взглянул на обратный адрес.

– Почерк Робера! – вскричал он.

– Читайте! – с улыбкой повторила Лотия.

Арман прочитал следующее:

«Дорогая Лотия!

Я слишком рано пришел в отчаяние. У нас не было Ниари, и поэтому я не мог установить своей личности, а следовательно, предложить вам свою руку, а с нею и свое сердце. По счастью, один человек взял меня под свое покровительство, и по его воле Ниари уже освобожден из заключения и теперь уже находится вместе со мною. Конечно, дорогая моя, моя звезда, мое солнце, я был бы уже возле вас, но благодарность не позволяет мне покинуть своего благодетеля. Он помог мне, а теперь я должен помочь ему в исполнении ужасной обязанности. Но он позволяет мне обнадежить вас и сообщить, что ваши несчастья скоро закончатся. В течение двух месяцев вы не получите от меня ни одного письма, но не беспокойтесь. Когда вы услышите о корсаре Триплексе, знайте, что это он хлопочет о нашем воссоединении. Знайте также, что душой, сердцем, мыслью я всегда с вами. Уверен, что с поддержкой Армана и моей доброй кузины Оретт вы не будете падать духом. Шлю вам всем троим свою любовь и надежду.

Робер Лаваред.

P. S. Ни слова никому об этом письме!»

Арман, в свою очередь, рассмеялся:

– Наконец-то! Робер жив и обещает вернуться. Но, право, при моей жизни, довольно богатой приключениями, я еще ни разу не был замешан в такой сложной интриге!

Глава 10. Триплекс действует, но не показывается

С этого дня Лаваред все время жил в неописуемом волнении. Его темперамент журналиста плохо мирился с тайной, а тайна окружала его со всех сторон. Он часто виделся с Оллсмайном, который вдруг почувствовал к нему особое доверие и едва скрывал от него свои опасения. Арман знал о депешах, которые тот получал из адмиралтейства. В этих депешах Оллсмайну все строже и строже приказывалось во что бы то ни стало арестовать Триплекса. При этом тон телеграмм становился все более угрожающим.

Но положение Оллсмайна было все-таки довольно устойчиво. По своему положению он знал много тайн, разоблачение которых привело бы к ужасным последствиям. Многие уважаемые семьи могли бы быть скомпрометированными, если бы Оллсмайн сделал известным содержание всевозможных тайных «досье», которыми был наполнен целый несгораемый шкаф в его конторе. Поэтому в высших сферах Оллсмайн находил все еще очень сильную поддержку. Но общественное мнение заставляло правительство предъявлять к нему определенные требования. Все англичане были возмущены больше всего тем, что какой-то неведомый враг держал в страхе правительство мировой державы.

«Раз эта война ведется только против сэра Оллсмайна, – говорила многоголосая молва, – то почему бы не принести в жертву этого чиновника? Почему не назначить над ним следствие, как того требует этот наделавший столько шуму корсар?»

А корсар требовал следствия с неутомимой настойчивостью. В Лондоне, в Индии, в Австралии неведомыми путями в печать проникали его корреспонденции. Казалось, он был действительно вездесущ. Мало того, подводные кабели, погруженные на глубину 4000 метров, перестали хранить строго вверяемые им тайны, они стали болтливы. Как же иначе объяснить, что Триплекс имел положительные сведения обо всех каблограммах, которые посылал Оллсмайн разным высокопоставленным лицам? Это доказывалось ироническими депешами, которые то и дело получал Оллсмайн. Депеши эти были обыкновенно в таком роде:

«Просите протекции лорда X, сын которого скомпрометирован в деле банка Таутек (досье 147). Вы правы, но никакое правительство вам не поможет, и вы не избегнете наказания за ваши преступления. Триплекс терпелив и хорошо вооружен».