– Нет… ведь я же должен дать вашему отцу возможность исполнить его миссию.
– Стало быть, затруднения вас нисколько не смущают?
– Наоборот, они подбодряют меня… Мы здесь на французской территории, и даю слово, что я буду изыскивать средства к продолжению своего кругосветного путешествия, не преступая поставленных мне условий.
Это было легче сказать, чем сделать. Он был знаком с колонией, так как жил здесь во время одного из своих путешествий. Он направился к площади Саван с целью пройтись немного и обдумать свое положение.
Он размышлял так:
– Как быть?… Если я отправлюсь дальше на «Лоране», мы остановимся в Венесуэле и Колумбии, прежде чем достигнем перешейка. В этих местах почти нет дорог, даже почта перевозится на мулах… Значит, я только даром потеряю драгоценное время. Да и как я буду жить там? Если я, не покидая острова, достигну Сен-Пьера, то найду там пароход, идущий в Северную Америку… а на острове Святого Фомы будут пароходы, крейсирующие между Антильскими островами и Мексикой… это было бы очень кстати, но как я заплачу за проезд?
Обходя вокруг высокой статуи императрицы Жозефины, он увидел, что кто-то на него смотрит.
– Лаваред?… Ты ли это?
– Я самый.
И он внимательно осмотрел говорившего, которого тотчас же узнал. Это был его школьный товарищ.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Арман.
– Я тебе сейчас отвечу и задам тот же вопрос. Я с некоторых пор состою при особе губернатора.
– Значит, ты стал теперь креолом?
– Нет… только эмигрантом, так как я не уроженец колонии. А ты что тут делаешь?
– Я здесь проездом только и пришел подышать городским воздухом во время стоянки нашего трансатлантического парохода.
Товарищ не замедлил предложить ему абсента на кокосовом молоке, и разговор завязался. Арман расспрашивал про друзей молодости и других, которых когда-то знал на Малых Антильских островах.
– Что поделывает Жордан?
– Эмигрировал в одну из восемнадцати испано-американских республик. По последним сведениям, наш друг Жордан, разорившийся в дни бурной молодости, реализовал последние десять тысяч франков и уехал в Каракас.
Впрочем, помощник кригскомиссара знал его. Он жил в двух шагах, и друзья отправились к нему.
Это был интересный тип: креол, корреспондент ученых обществ, довольно высокого о себе мнения, что видно было с первых же слов.
– Я бы хотел знать, что сталось с моим другом Жорданом, который когда-то жил на Мартинике? – вежливо спросил Лаваред.
– Вы хотите сказать, – поправил его ученый, – на Мадинике?
– Это, разумеется, креольское название?
– Нет, сударь. Это настоящее название острова, данное ему туземцами.
– Ну, хорошо… но ведь я не знаю караибского наречия.
– Вы хотите сказать – карибского, потому что «караибское» есть французское искажение этого слова.
Лаваред не имел никакого желания спорить с этим источником местных знаний и снова вернулся к Жордану.
– Господин Жордан поселился в Каракасе, где открыл французский базар.
– Базар… Все по тридцати копеек?…
– Вы, конечно, парижанин, – серьезно сказал помощник кригскомиссара. – Базар в Венесуэле – это нечто вроде Лувра или Bon Marche, с прибавкой Темпля и Halles centrales… Там все продается, все можно найти. Дела идут счастливо. Капитал Жордана удесятерился. Каждые два года он ездит во Францию, чтобы делать закупки и избежать анемии, которой подвергаются европейцы, никогда не покидающие этих мест. Он даже принужден был открыть отделения базара в Боливаре, Сабанилле, Боготе; он, кажется, дошел даже до республик Эквадор и Боливия. Но главный центр – это Каракас.
– Вы его видите иногда?
– Да, но только не в зимнее время, то есть с июля до октября. Он приезжает сюда повидать Францию в хорошее время года, когда не бывает ураганов.
Поблагодарив хозяина и обменявшись с ним любезностями, гости простились. Времени прошло порядочно, и секретарь губернатора проводил Лавареда на пароход. Там все было перевернуто вверх дном. Был сильный прилив.
Это странное явление довольно обычно в тех краях, но тем не менее непонятно. При полнейшей тишине, когда волны вдали совершенно спокойны, образуются валы, которые усиливаются по мере приближения к берегу, так что у берегов море страшно бушует. К счастью, гавань Форт-де-Франса безопасна, защищена лучше всех остальных антильских портов, благодаря чему последствия этого прилива не были роковыми для «Лорана».
Несколько минут спустя Лаваред один задумчиво стоял на палубе. Он только спросил помощника капитана:
– Первая остановка, наверно, в Гуайре?
– Да; потом будет Порто-Кабельо, еще в Венесуэле; затем Сабанилья в Колумбии; но, идя в Америку, мы останавливаемся в этих пунктах только для передачи почты.
«Лоран» продолжал свой путь. Лаваред вернулся в свою каюту. Говорили, что он болен и к обеду не явится.
На следующий день сэр Мирлитон осведомился о нем. Буврейль и дон Хозе сами искали его везде; но его нигде не было. Лаваред исчез. Все были взволнованы, кроме мисс Оретт, которая, казалось, одна сохраняла свое британское спокойствие.
В Америке
Исчезновение Лавареда, конечно, было большим событием на пароходе. Сперва думали, что он упал в море. Но после остановки в Сабанилье сэр Мирлитон подошел к капитану и успокоил его. Он нашел в своей каюте записку следующего содержания:
ccc
«Через восемь или десять дней ждите меня в Колоне в гостинице „Истмус“, где я присоединяюсь к вам. Я не имею ничего против того, чтобы несчастный Буврейль, ввиду моего отсутствия, снова получил свое имя и каюту, но буду вам благодарен, если вы подождете следующей остановки „Лорана“, чтобы сказать всю правду.
Поклон вашей дочери.
Всегда к вашим услугам Арман Лаваред,
будущий миллионер».
/ccc
Англичанин исполнил все эти поручения. Было весьма вероятно, что Арман вышел из Гуайра в порт Каракас в Венесуэле, от которого он отстоит менее чем в пяти лье.
Личность Буврейля, значившегося в его бумагах, была удостоверена сэром Мирлитоном и знатным пассажиром доном Хозе Куррамазас-и-Мирафлор. Команда рассыпалась в извинениях, но эти сожаления были не вполне искренние, так как офицерам нравился веселый искатель приключений, исчезнувший в Южной Америке, и они невольно были холодны и сдержаны с тем, кто причинил им столько беспокойства во время перехода. Буврейль тем не менее занял подобающее ему место пассажира первого класса, и путешествие окончилось для него лучше, чем началось.
Все эти события, разумеется, сблизили четырех пассажиров, знавших Лавареда.