Вокруг света с десятью су в кармане

Его надо было успокоить. Два матроса крепко держали его за руки.

– У меня есть документы! – рычал он.

Офицер обратился к Лавареду и к сбежавшимся на шум другим пассажирам, среди которых был сэр Мирлитон с дочерью.

– С ним припадок. Я велю ему сделать душ.

– Нет, – вступился Лаваред, – позвольте мне поговорить с ним.

– Как вам угодно. Но лучше было бы сделать душ.

В то время как они обменивались этими словами, Буврейль заметил англичанина.

– А вот, по крайней мере, человек, который меня знает и может подтвердить, обманщик я или нет.

Мисс Оретт наклонилась к отцу и быстро прошептала:

– Папа, вы ничего не скажете, вы не должны быть против господина Лавареда… это вопрос чести!

– Однако…

– Вспомните, что вы теряете право на четыре миллиона!

– Правильно!

Буврейль обратился к сэру Мирлитону:

– Скажите же, кто я!

– Я… я вас не знаю.

В ответ раздался гневный крик Буврейля.

– Но ведь это может свести с ума! – воскликнул он.

– Увы! Это уже давно свершилось, мой милый! – возразил помощник капитана.

В это время ангелу Лавареда, его Провидению, как он называл мисс Оретт, пришла чудная мысль.

Обращаясь к молодому человеку, она сказала:

– Господин Буврейль, постарайтесь узнать, как попал этот бедняга в Сантандер. Это может быть интересно, – добавила она.

– Вы правы, мисс.

Это вмешательство молодой англичанки заставило офицеров еще более убедиться в том, что ложный Буврейль и есть настоящий. Оно также было полезно Лавареду для его будущей самозащиты. Опасность, казавшаяся ему устраненной, угрожала более, чем когда-либо.

Однако в то время, как все это происходило, командир Касслер вернулся, дал приказание к отплытию, и «Лоран» уносил обоих Буврейлей. Их разговор происходил в присутствии Мирлитонов и помощника, останавливавшегося возле них каждый раз, когда ему позволяла служба.

С несчастным Буврейлем-настоящим было много неудач в Бордо. Во-первых, ему пришлось заплатить за пересылку ящика. Затем за обратный перевоз его в Париж; кроме того, плата за его собственный проезд. В суматохе он потерял свой билет первого класса, и никто не хотел ему верить на слово. Наконец, он все уплатил, браня и проклиная Лавареда.

Он думал, что все несчастия кончены; у него была только одна мысль: добежать до палубы парохода. Как раз в эту минуту пришли таможенные чиновники.

Железнодорожное общество ничего более не требовало с него. Но таможня и комиссар – другое дело. Был составлен протокол. Этого нельзя было так оставить. Буврейль, махнув на все рукой, бросается к пароходу.

Жандармы вмешиваются в дело, кричат, бегут за ним. Его ловят. Он сшибает с ног таможенного агента, толкает жандарма, но в конце концов его схватывают, сажают в тюрьму и привлекают за противодействие властям. Так проходит день. Один Бог знает, до чего злился Буврейль при мысли, что Лаваред ускользает из его рук.

Наконец явился полицейский комиссар, который смягчился после допроса. Он навел справки по телеграфу в Париж об обвиняемом. Ответ был следующий: богатый собственник и финансист. Благодаря вмешательству акционеров Панамы Буврейль наконец был освобожден, но должен был заплатить большой штраф. Он избежал процесса и суда, то есть большой потери времени, уплатив значительную сумму в пользу благотворительных учреждений города. Затем он отправился по Южной железной дороге с целью нагнать «Лоран» во время стоянки в Сантандере. В общем, перевозка, штрафы, протоколы, платежи, путешествия и прочее обошлись ему более трех тысяч франков.

И чем более смеялся Лаваред при этом печальном рассказе, тем более злился Буврейль. А чем более он сердился, тем более подтверждались уверения Лавареда в том, что он сумасшедший. В конце концов он так рассвирепел, что сэр Мирлитон нанес ему удар кулаком, и такой, на какой способен только англичанин.

– Он позволяет себе неприличные выражения при моей дочери!

Буврейль, свалившийся от удара, не мог прийти в себя.

– О! – вопил он, сидя на полу. – И он против меня!.. А я считал его своим союзником… Этот Лаваред какой-то черт!

– Добрый черт, во всяком случае, – ответила мисс Оретт, – потому что он хлопочет о вас с одним из офицеров.

– Обо мне?… Боже мой!.. Что он еще выдумает?

И Буврейль быстро встал.

В самом деле, Лаваред с помощником капитана о чем-то упрашивали командира. Пароход уже был в пути, и нельзя было выбросить за борт бедного сумасшедшего. Они просили оставить его на пароходе. На случай припадка его из предосторожности положат на ночь в лазарет; есть он будет с матросами. Чтобы не быть бесполезным, он может помогать кочегарам: свободная лопата всегда найдется.

Лаваред с холодной насмешкой сообщил ему об этом решении, и Буврейль пришел в страшную ярость.

– Ну вот, – сказал помощник, – опять начинается.

– Я не хочу, – кричал несчастный, – чтобы со мною обращались, как с нищим!.. Я Буврейль, и у меня есть деньги!

При этом он размахивал бумажником.

– Это, конечно, ваш бумажник? – спросил матрос у Лавареда. – Мы отнимем у него.

Арман остановил его.

– Нет, – сказал он, – оставьте ему, если он так дорожит им, а то опять будет припадок. Удостоверьтесь только, тут ли мой билет.

Мисс Оретт и сэр Мирлитон были, по-видимому, очень довольны.

От Сантандера до Азорских островов семь дней пути. Бедный Буврейль не в силах был целую неделю исполнять обязанности кочегара. Сначала он пробовал протестовать, но напрасно. Он должен был молча терпеть. На третий день он чувствовал себя разбитым, надорванным, даже не в силах был жаловаться и только в присутствии офицера издавал слабые стоны.

Благодаря щедрой подачке истопникам он был освобожден от работы. Но накаленная атмосфера этой части парохода была тяжела для его непривычных легких, и он просил разрешения больше не спускаться к машинам. Лаваред, которому он всегда посылал свирепые взгляды, похлопотал за него перед помощником капитана о том, чтобы несчастный финансист оставался в лазарете и даже получил позволение выходить на палубу.

– На палубу, да, – сказал офицер, – но не туда, где пассажиры. Пусть он будет вместе с экипажем.

Это более чем удовлетворило Лавареда. И он придумал искусный аргумент для того, чтобы его жертва более не жарилась внизу у пароходных топок. Он утверждал, что сумасшедший кочегар представляет опасность для пассажиров. Ему достаточно не так повернуть рычаг, чтобы испортить машину.