Горбун

– Не знаю, не оскорблю ли я своим голосом трогательную преданность наших друзей. Право же, сам я ценю свой голос не больше, чем звон пустого бокала, но…

– Никаких «но»! – опять прервал его Гонзаго.

– Никаких «но», – заорали все.

– Сплотим ряды вокруг монсиньора! – провозгласил Ориоль.

– Наш монсиньор никогда не обходит своей милостью тех, кто ему верно служит.

Присовокупил Таранн финансист шпаги. Намек был грубоват, но, по крайней мере, понятен. На мгновение возникала тишина. Каждый на всякий случай напустил на себя мину холодного безразличия, чтобы не показаться сообщником Таранна. Шаверни с торжествующей улыбкой посмотрел на кузена. Тот в ответ погрозил ему пальцем, словно урезонивая непослушного ребенка. Похоже, Гонзаго уже не сердился на маркиза.

– Я особо ценю преданность Таранна, – заметил принц с грустинкой. – Таранн, друг мой, отныне вы владелец фирмы в Эперне.

– О – о, принц…! – подобострастно прошептал финансист.

– Не надо благодарить, – прервал его Гонзаго. – Прошу вас, Монтобер, откройте окно. Мне что-то душно.

Все бросились к окну. Гонзаго побледнел: на лбу выступил пот. Он смочил свой носовой платок в стакане, протянутом Шаверни, и отер лицо. В это мгновение юный маркиз оказался возле принца первым.

– Ничего, – сказал принц, – уже все прошло. Это просто усталость. Прошлую ночь я не спал, так как мне довелось дежурить у кровати его величества в ожидании его утреннего пробуждения.

– Зачем же так себя истязать, кузен? – недоумевал Шаверни. – На кой ляд сдался вам король? Что для вас король? Что для вас сам Господь Бог?

Последний упрек был явно не по адресу. Если Гонзаго порой случалось проводить бессонные ночи, то отнюдь не в молитвах, уж за это можно поручиться.

Принц с чувством пожал руку маркиза, – его вопрос видимо пришелся ему по душе.

– Ты несправедлив! – с укором произнес Гонзаго. – Разве я хлопочу для себя?

Наперсники принца застыли в подобострастном восторге, готовые упасть перед своим кумиром на колени. Шаверни молчал.

– Ах, господа, до чего же очаровательный ребенок наш юный король. Он всех вас знает по именам и при нашей встрече всякий раз расспрашивает о ваших делах. В королевской спальне кроме его величества было четверо: его высочество регент со своей матерью мадам Палатин, гувернер короля Флери и я. Когда юный Луи поднял свои прекрасные, как лепестки розы, веки, всем нам почудилось, что взошла аврора.

– Аврора с розовыми пальчиками …? – не унимался неисправимый Шаверни. Остальные бросали на маркиза уничтожающие взгляды. Была бы воля, они побили бы его камнями.

– Юный король, – продолжал Гонзаго, – протянул руку к его высочеству регенту; потом, заметив меня, сказал: «Доброе утро, принц, вчера я вас видел во дворце в окружении друзей. Будет хорошо, если вы отдадите ко мне на службу мсьё де Жирона. Он блистательный дворянин».

Жирон с признательностью прижал ладонь к груди. Остальные напряженно застыли, покусывая губы.

– «Мне также нравится мсьё де Носе. – Гонзаго продолжал цитировать слова его величества. – А этот мсьё де Сальдань, ей – богу, лучший воин, из всех, что я знаю».

– К чему говорить о Сальдане? – шепнул на ухо принцу Шаверни. – Ведь его сейчас здесь нет.

И действительно, со вчерашнего меня никто не встречал ни барона де Сальданя, ни шевалье де Фаёнца. Не обратив внимания на замечание Шаверни Гонзаго продолжа:

– Потом его величество говорил мне о вас, Монтобер, о вас Шуази, и о других.

– А удостоил ли его величество своим августейшим вниманием благородного мсьё де Пейроля? – опять вставил юный маркиз.

– Его величество, – холодно отозвался Гонзаго, – удостоил вниманием всех, кроме вас.

– Вот – незадача! – огорчился Шаверни. – Впрочем, нет худа без добра, – это меня немного воспитает.

– При дворе известно о ваших финансовых операциях, Ориоль, – продолжал Гонзаго. – «Ваш Ориоль, – сказал мне с улыбкой король, – говорят, скоро сделаться богаче меня!»

– Какой ум! Какого блистательного короля посылает нам судьба! – раздались восторженные крики.

– Но, – продолжал с многозначительной улыбкой Гонзаго, – мой визит к его величеству не ограничился одними разговорами. Есть результаты и посущественнее. Сообщаю вам Альбрет, что ваша концессия на разработку рудников в ближайшее время по указу регента будет подписана.

– Отныне ради вас я готов на все, принц! – воскликнул счастливый Альберт.

– Ориоль, – вел дальше принц, – вам обещан дворянский титул. Можете заказать себе герб. В качестве эмблемы вам дозволено взять чулок.

И без того круглый откупщик покраснел, надулся еще больше и от радости едва не упал в обморок.

– Ориоль! – заметил Шаверни. – Теперь ты – кум королю. Правда, случилось это после того, как ты успел породниться с улицей Сен Дени. Я придумал, как должен выглядеть твой герб: на золотом фоне изящный горельеф, изображающий ажурные чулки. Два дамских, – по бокам, один – мужской – посредине, сверху ночной чепец и над всем – девиз: «Приятное с полезным».

Все, кроме Ориоля и Гонзаго засмеялись. Ориоль появился на свет в трикотажной лавке на углу улиц Моконсей и Сен Дени. Если бы Шаверни приберег свою шутку до ужина, его ожидал бы потрясающий успех.

– Вам назначен пенсион, Навай, – сообщил Гонзаго, принявший сегодня образ воплощенного благодеяния. – Монитобер, вы получите диплом бакалавра; Носе, с завтрашнего меня вы будете ездить в собственной именной карете, Жирон, о том, что мне удалось выхлопотать для вас, я вам сообщу наедине.

Жирон заранее был благодарен. Гонзаго неустанно налево и направо расточал милости, которые ему ничего не стоили. Никто не был забыт, даже немецкий барон Батц.

– Поди – ка сюда, маркиз! – принц обратился, наконец, к Шаверни.

– Я? – удивился тот.

– Да, да, ты, капризный мальчик.

– Кузен, я уже предчувствую приговор, – продолжал дурачиться маркиз. – Наверное, меня приказано посадить на хлеб и воду. Просто беда, ведь я так люблю шампанское и сладкие рогалики. Однако, что поделаешь, видимо заслужил.

– Гувернер короля мсьё де Флёри присутствовал во время пробуждения его величества, – сказал Гонзаго.

– Разумеется, – ответил маркиз, – такова его обязанность.

– Мсьё де Флёри был суров.

– Это его профессия.

– Мсьё де Флёри, увы, наслышан о твоих похождениях у Фёйантинов с мадемуазель де Клермон.

– Ай-ай-ай, – сказал Навай.

– Ай-ай-ай, – повторили за ним Ориоль и остальные.

– И тебе удалось выхлопотать отмену моей ссылки из Парижа, кузен? Что же, премного благодарю.

– Речь шла не о ссылке, маркиз.