Карнавальная ночь

Хотя то была даже не сама Маргарита, а всего лишь ее холоп.

Когда семья большая, а дом маловат, мебель часто стоит как бы не на месте. Так, в гостиной может очутиться кровать, а в столовой – конторка. Ничего страшного тут нет, просто Бог благословил супругов обильным потомством, что принято считать приметой семейного счастья.

Хотя Добряк Жафрэ был холост, домочадцев у него было множество: его заставляли потесниться любимые птицы.

В гостиной Жафрэ надо всей обстановкой главенствовал несгораемый шкаф.

Огромный, весь железный, несгораемый шкаф фирмы «Берье и компания», казалось, недоумевал, как его занесло в эту вытянутую опрятную комнатку, по моде того года и с потугой на роскошь меблированную новехоньким гарнитуром из одной донельзя благопристойной лавки на улице Клери.

Полированные чары божественного красного дерева мало-помалу рассеиваются. Мебель из палисандра идет нарасхват. Малый Париж с ума сходит по этим вычурным уродцам. Увы, обстановка гостиной Жафрэ была розового дерева, причем недорогого. От одного вида ее англичанин скончался бы с тоски.

Ах, розовое дерево, цветок пленительной роскоши! Ужасно, что развелось столько подделок под розовое дерево!

Но мы должны особо сказать о железном шкафе, который один стоил раза в четыре дороже, чем вся мебель, украшавшая добропорядочную гостиную Добряка Жафрэ.

Те из наших читателей, кто помнит первую книгу о Черных Мантиях, узнали его с порога. Это был знаменитый шкаф, настоящий памятник истории. В нем хранились, бывало, неимоверные суммы.

Шкаф пережил пожар в суде, многое повидал на своем веку, о нем писали газеты. Он убил человека, отхватив тому голову почище гильотины.

Нет, то не был рядовой представитель племени шкафов. Какая-то роковая цепь связала его с судьбой Лекока, вложившего в свои злодеяния куда больше ума, чем потребовалось бы, пожелай он прославиться честными делами.

Странное, но вместе с тем расхожее заблуждение! Люди никак не хотят понять, что творить зло стократ труднее, нежели добро, а труды, вложенные во зло, принесут стократ меньше, чем употребленные на добрые дела.

Это был шкаф Банселля, потом Шварца; в сей шкаф Приятель – Тулонец намеревался запереть на пять миллионов фальшивых банкнот, и был обезглавлен острым краем его тяжелой створки.

Добряк Жафрэ был большой любитель сэкономить. Когда имущество барона Шварца распродавали, он за смехотворную цену приобрел несгораемый шкаф знаменитого банкира.

В нем и сейчас лежали миллионы, или, по крайней мере, грамоты, открывавшие путь к миллионам, то есть свидетельства о рождении, браке и смерти Раймона, герцога де Клар, пропавшие у мэтра де Мальвуа, а также свидетельство о рождении Ролана и свидетельство о смерти Терезы.

И вот рядом с этим-то шкафом стоял, согнувшись пополам и в упор разглядывая замочную скважину, человек, от одного вида которого отвага конторы Дебана вмиг сменилась робостью: виконт Аннибал Джожа, названный нами (возможно, чересчур сильно) холопом Маргариты Садула.

Когда контора Дебана ввалилась в гостиную, он даже не пошевелился.

Но при первом же слове Комейроля, который, рассыпаясь в извинениях, что-то невнятно спросил, виконт распрямил свой почти по-женски изящный стан и откинул со лба шелковистую смоль кудрей.

– Я рассматривал его, – сказал он. – Крепкая штуковина. День добрый, дражайшие. Не хотелось портить вам десерт, но сил больше нет торчать на улице. Мы, неаполитанцы, не выносим холода. Тогда я сказал словечко, и меня впустили. Как поживаем?

– Вы с посланием от госпожи графини? – пробормотал «король» Комейроль, растерянный, словно мальчишка, которого застукали за пакостным делом.

– Да, дражайший, – ответил виконт Аннибал, отчеканивая каждое слово. – Должен сообщить вам, что теперь вы должны быть готовы к любым неожиданностям. Этой ночью в особняке де Клар будет день.

ДОБРЯК ЖАФРЭ ЗАСЫПАЕТ

Комейроль, белый как мел, натужно улыбался; Добряка Жафрэ просто трясло; остальные кто как мог переживали сей удар, способный расстроить и самый крепкий желудок.

Что чувствовал бы новобранец, которым шесть лет и одиннадцать месяцев власти не интересовались и вдруг призвали в армию накануне сражения, за десять дней до истечения призывного возраста?

Так и тут: об этих делах и думать забыли. Контора Дебана, род частной ложи в недрах романтического братства Черных Мантий (о котором она мало что знала и была связана только через своего главу, господина Лекока) еще не нюхала пороху. Эта самая ложа была учреждена ради одного-единственного дела, каковое состояло в том, чтобы обратить к выгоде означенного господина Лекока наследство де Клар. Лекока не стало; Черные Мантии рассеялись. И вот теперь нежданно-негаданно потусторонний глас трубы возвестил судный день…

Контора Дебана отвагой не блистала (слабость в ряду прочих ее пороков вполне простительна) и знала, что бывшая Маргарита Бургундская и под графским титулом сохранила жуткие замашки прежних дней. И хотя смерть Лекока, на первый взгляд, освобождала контору от обязательств, каждый здесь так или иначе чувствовал себя в цепких в руках графини дю Бреу де Клар не очень уютно и безопасно.

– Это насчет молодого герцога? – спросил Комейроль у виконта Аннибала, занявшего один из стульев.

– Какого еще молодого герцога? – удивился неаполитанец. – Это Господин Сердце, что ли, герцог? Бездарный пачкун, которого нашли в капусте! Возможно, графиня пожелает что-нибудь для него сделать. Садитесь же, милостивые государи, и мирно попивайте свой кофей. Я тоже охотно с вами выпью.

Комейроль и его приятели переглянулись.

– Чтоб меня! – буркнул бывший старший письмоводитель. – У нас хотят вытащить изо рта последний кусок хлеба, когда дело уже в шляпе! Одиннадцать лет над ним корпели!

Виконт Аннибал поставил чашку.

– Доктор Самюэль, должно быть, сообщил вам последние новости, – сказал он, обращая к последнему одну из тех ослепительных улыбок, в которых и самый проницательный физиономист не сыскал бы никакого смысла. – Наш обожаемый граф нешуточно болен.

Он положил в кофе сахар; кругом царило тревожное молчание.

– Нешуточно болен, – завел он снова. – Я родом из Италии, дражайшие, и с моим появлением на свет не все ясно. Вы же знаете: у герцогов де Клар всегда было какое-то особое влечение к Италии… Возраст мой в самый раз. При наличии грамот и свидетельств я мог бы наследовать не хуже иных…

Никто не проронил ни слова, но лица помрачнели. Виконт Аннибал залпом выпил полчашки кофе.

– Так в чем же дело?.. – спросил раздавленный Комейроль.

– В общем, – прервал его виконт Аннибал, – Маргарита женщина гениальная. Нынче ночью случится нечто необыкновенное, подробности мне неведомы. Может, Маргарите понадобится герцог, ибо ей взбрело в голову сделаться герцогиней.

Проглотив что оставалось в чашке, он повторил:

– Подробности мне неведомы. Я, дражайшие, как и вы, всего лишь болванчик, который поднимает ручку или ножку, когда дернут за нужную нитку.

– Господин виконт, – с достоинством произнес Добряк Жафрэ, – я вам не болванчик!

– Откройте сейф, дражайший, – сказал Аннибал, поднимаясь.

И пока удивленный Жафрэ недоуменно переглядывался с коллегами, италийский красавец запустил белоснежные пальцы в уголь своей шевелюры и продолжал:

– Мне поручено произвести инспекцию и убедиться, вправду ли бумаги находятся здесь.

– Ах, да! – спохватился он. – Болванчики должны выручать и защищать друг друга. Я не имею в виду дорогого господина Жафрэ, он у нас не болванчик. Дражайшие, вы хоть догадываетесь, что произойдет нынче в особняке де Клар. Вопрос стоит так: Маргарите необходимо, чтобы документы находились в вашем сейфе. Сейчас. И точка!

– Они там, – сказал Жафрэ.

– Превосходно! Графине необходимо, чтобы в нужную минуту нынче ночью бумаги оказались в руках этого юного вертопраха, Господина Сердце… И точка!

– Он их получит, выписав на три миллиона векселей, – вставил Комейроль.

– Чудно. По крайней мере, если иначе нельзя. Графиня хочет передать документы господину де Мальвуа… и точка!

Послышался недовольный ропот.

– Ладно! – сказал Аннибал. – По-моему, вы просто не представляете положения дел. Маргарита, вижу, и впрямь работает без поверенных и компаньонов. Но, видите ли, нашего брата неаполитанца не отравишь. Окажись я вторым мужем, учтите, я проживу очень долго. Откройте шкаф.