Отец Дирив, высокий и очень худой, одевался обычно в черное. Он ходил втянув голову в плечи и сцепив руки за спиной. Сзади это напоминало черного журавля, из тех, что ночами копались на городских свалках. Его всегда сопровождал огромный телохранитель. Он опасался грабителей, пьяных матросов, а кроме того, боялся, что его похитят ради выкупа. Такая угроза была вполне реальной. Ведь в Эолисе из всей их расы жила лишь одна его семья. В тесном кругу торговцев его не очень-то жаловали, полагая, что он скорее купил свои привилегии, и Йама знал: он отпускает к нему Дирив лишь потому, что считает, будто это как-то приближает его к эдилу.
Ананда сказал:
– Солдату следовало охранять нечто более важное, чем твоя жизнь. Правда, как и жизнь, это можно отнять только один раз, а назад уж не вернешь. Но вдруг у тебя этого больше нет, потому и нет солдата.
Йама шепнул Дирив:
– Не всему верь, что говорит твой отец, – и сказал Ананде: – Ты слишком много размышляешь о плоти. Не следует углубляться в мысли о том, чего не суждено получить. Дай мне ягод.
Ананда протянул ему горсть.
– Только попроси, и пожалуйста, – мягко сказал он.
Йама давил ягоду языком о небо: грубая кожица сильно кислила, а полная семян мякоть сладко таяла во рту. Он усмехнулся и заметил:
– Весна. Мы могли бы гулять всю ночь, а на рассвете пойти на рыбалку.
Дирив сказала:
– Отец.
– Твой отец за рыбу заплатит больше, чем за лягушек.
– Он покупает у рыбаков столько рыбы, сколько сможет продать, и количество ее ограничено ценой соли.
Ананда продолжил ее мысль:
– Весной всегда охотятся на лягушек. Это традиция, потому мы и здесь. Отец Дирив не очень-то нас похвалит, если мы сделаем из нее рыбака.
– Если я не вернусь до полуночи, он меня запрет, – сказала Дирив, – и я вас больше не увижу.
Йама улыбнулся:
– Ты сама знаешь, что такого не будет. Иначе бы он тебя вообще не отпускал.
– Лучше бы с нами пошел солдат. У нас ни у кого нет оружия.
Дирив взмахнула трезубцем, воинственно и грациозно, как наяда.
– Я думаю, мы по силам равны.
– Мне тоже нельзя гулять всю ночь, – сказал Ананда, – отец Квин встает за час до восхода солнца, а до тех пор мне еще надо подмести наос и зажечь свечи в святилище.
– Все равно никто не придет, – сказал Йама. – Теперь никто не ходит, только по праздникам.
– Не в этом дело. Аватары, может, и сгинули, но Хранители-то все еще здесь.
– Они будут тут независимо от того, зажжешь ты свечи или нет. Останься со мной, Ананда. Хоть разок забудь свои обязанности.
Ананда покачал головой:
– Я, видишь ли, верю в свой долг.
Йама ответил:
– Ты просто боишься, что отец Квин тебя отлупит.
– Ну конечно. Это тоже. Для святого человека у него слишком вспыльчивый нрав и тяжелая рука. Тебе-то хорошо, Йама. Эдил – человек ученый, добрый человек.
– Если он на меня сердится, то у него есть сержант Роден, чтоб меня побить. А если он вдруг узнает, что я ушел из замка ночью, то именно так и будет. Потому-то я и не взял с собой никого из солдат.
– А мой отец говорит, что физические наказания – это варварство, – вмешалась Дирив.
– Ну, не так уж это тяжело, – сказал Йама, – по крайней мере всегда знаешь, когда оно кончается.
– Эдил посылал вчера за отцом Квином, – произнес Ананда. Он запихнул в рот остатки ягод и встал. Капли сока блестели у него на зубах, в голубоватом свете Галактики они казались черными. Йама сказал мрачным тоном:
– Отец думает, что со мной делать. Он несколько раз говорил, что хорошо бы подыскать для меня место клерка в каком-нибудь тихом отделе Департамента. Думаю, поэтому доктор Дисмас и отправился в Из. Но я не хочу быть клерком, уж лучше – проповедником. По крайней мере посмотрю мир.
– Ты уже слишком взрослый, – рассудительно заметил Ананда. – Мои родители посвятили меня, когда мне было сто дней от рождения. И дело не только в возрасте, ты слишком полон греха. Ты следишь за своим бедным отцом, воруешь.
– И убегаешь по ночам, – вставила Дирив.
– Ананда тоже.
– Но не блудить, – сказал Ананда. – Отец Дирив знает, что я здесь. И я не хуже любого солдата гожусь в сторожа, правда, меня легче подкупить.
Дирив сказала:
– Нет, Ананда. Мы на самом деле пришли охотиться на лягушек.
Ананда добавил:
– А кроме того, я завтра исповедаюсь в своем грехе перед алтарем.
– Как будто Хранителям есть дело до твоих мелких грехов, – сказал Йама.
– В тебе слишком много гордыни, чтоб стать священником, – ответил Ананда. – Прежде всего слишком много гордыни. Приходи и помолись вместе со мной. Облегчи душу.
Йама продолжал:
– Чем быть клерком, лучше стать священником, но больше всего я хочу быть солдатом. Я убегу и запишусь в армию. Выучусь на офицера и буду командовать ротой солдат. А может, сторожевым кораблем. Буду сражаться с еретиками.
– Вот потому-то твой отец и хочет сделать тебя клерком, – пробормотал Ананда.
Вдруг Дирив сказала:
– Тихо!