Когда говорят ружья

Когда говорят ружья
Пол Найн

Коннектикут, 1943 год. Обычное утро на ферме Джей Ди Ллойда началось с того, что пес притащил… человеческое ухо. В лесу был найден его разорванный на части владелец. А вскоре на пороге объявилась раненая девушка, за которой охотится кровожадная банда. И это лишь первые звенья цепи событий, выпавших на долю фермера и его таинственного друга Леоне, который оказался вовсе не тем, кем представлялся все эти годы. Теперь Ллойду вместе со старым товарищем и случайно спасенной дамой предстоит лететь наперегонки со смертью на старом пикапе, уходя от преследования и прикрывая головы от пуль.

Иллюстрация к обложке подготовлена нейросетью онлайн-редактора flyvi.io (на условиях коммерческой подписки).

Пол Найн

Когда говорят ружья

I

Единственный шанс выжить – добраться до паромной переправы!

Итон О'Коннелл провел тыльной стороной ладони по лбу. Капли пота пропитали манжет сорочки. И без того влажный.

Чавкая грязью на подошве, он нажал на газ. Мотор взревел, разорвав тишину ночного леса. «Понтиак» дернулся, словно пришпоренный конь, но скорости не прибавил. Итон выжал из него всё, что мог. Еще немного – и старая колымага развалится.

Проселочная дорога извивалась меж соснами. В воздухе пахло сыростью. Мужчина стиснул зубы. Река близко, продержись пару минут, и вот оно – спасение. Он начал сбрасывать верхнюю одежду: пальто, пиджак и жилет. Затем, изловчившись, ослабил шнурки на туфлях, чтобы снять их, когда придет время. Предстояло прыгнуть в холодную воду, но это лучше, чем словить пулю.

Паром не дойдет и до середины, прежде чем преследователи нашпигуют его свинцом. Однако уловка их задержит. Пока притащат к берегу, пока разберутся, что машина пуста, его уж и след простынет.

В зеркало заднего вида ударил свет фар. Черт возьми, «форд» быстро приближался. Рука Итона, на которой алел свежий шрам – четыре точки между указательным и большим пальцами, – вынула из-за пояса пистолет. В обойме не хватало нескольких патронов, но ничего. Пара выстрелов охладит пыл этих молодчиков, заставит снизить скорость.

Он не глядя высунул ствол из окна. Бац! Бац!

Со звоном лопнуло заднее стекло, и зашипела кожа сиденья. Что-то с силой ударило Итона под лопатку. Он упал головой на руль, и в глазах потемнело.

Постепенно чувства начали возвращаться. Сначала ощущение ломоты в спине и груди, затем слух. Итон услышал звук бешено вращающегося колеса, урчание двигателя и тихие насмешливые голоса. Он сразу понял, кому они принадлежат.

Сверху вниз на него смотрели двое: тощий коротышка в модном полосатом костюме и мексиканец с висящими усами. Итон хорошо знал обоих, чтобы питать иллюзии. Понимал, жить осталось не дольше сигаретной затяжки.

Повернув голову, увидел, что лежит возле перевернутого «понтиака». Под спиной растеклась целая лужа крови. Взгляд упал на ухмыляющегося мексиканца по кличке «Снайпер». Как его там на самом деле? Трехо? Вот кто его подстрелил. В движении и на такой дистанции…

– Добрый вечер, мистер О'Коннелл! – улыбнулся коротышка по имени Гарри Харт и галантно приподнял шляпу. – Надеюсь, мы вас не слишком обременили? Вы так самозабвенно рассекали по окрестностям… Жаль отвлекать, но есть пара вопросов. Где ваша спутница? И куда подевались камушки?

Итон яростно оскалился. С рассеченного лба свисала алая густая нить.

Коротышка вздохнул и вынул из кармана платок. Шелковая ткань обернулась вокруг унизанного перстнем пальца. Щеголь быстро наклонился и ткнул Итона в выходное отверстие на груди. В легких разом сгорел воздух, голова едва не взорвалась от резкой боли.

– Не стану вам лгать, мистер О'Коннелл, – сказал Харт, брезгливо отбрасывая платок, – вы не спасетесь. Но обещаю легкую и быструю смерть, если дадите честные ответы. По рукам?

Итон молчал. Над головой раздался мягкий голос:

– Мне невыносима мысль о том, что произойдет дальше, но вы не оставляете мне выбора. Снайпер, будь любезен, принеси из багажника верёвку.

II

Говорят, все дороги ведут в Рим. А я – Питер Джей Ди Ллойд – думаю, что дороги ведут в мир.

Сколько бы ни было войн, последние залпы пушек сменяет обычная, тихая жизнь. Именно такой я и живу – долей фермера в мире и спокойствии.

В конце 1943 года планету лихорадило, но меня сие не касалось. С тех пор как ваш покорный слуга участвовал в битве на Марне, минуло двадцать пять лет. Утекла прорва воды.

Я устал и хотел одного: покоя. Всяк получает по заслугам.

Такие мысли приходят серыми туманными вечерами, когда куришь в одиночестве на веранде. Под мерный скрип кресла-качалки хорошо думается о прошлом. Картинки сами встают перед глазами. Сидишь этак, вздыхаешь. Упадет слеза-другая, и взгляд фокусируется на реальности. До чего здесь прекрасно! Покойная супруга умела находить красивые места.

А может, всему виной виски? Чертово пойло!

Впрочем, я отвлекся. Эта история не обо мне, а совсем о другом человеке.

– Когда заменишь черепицу на крыше? – спросил Джузеппе Леоне, едва переступив порог.

Он говорил по делу, не тратя время на светские беседы или приветствия. Я и не ждал другого. Относился к нему как к старшему брату, хотя мне уже стукнуло шестьдесят, а папаше Леоне – пятьдесят семь.

Вот уж кто превосходил меня во всем: и в стремлении к мирной жизни, и в боевых подвигах. Я так и не узнал, участвовал ли он в военных действиях и на каких фронтах. Однако опыт не пропьешь. Бывалый человек заметен сразу.

Однажды я подстрелил белохвостого оленя. В Коннектикуте их тучи, зимы мягкие, и нет хищников. Папаша Леоне взялся освежевать добычу. Он не привык сидеть без дела.

Набив трубку любимым вишневым табаком, я поднес ее ко рту и замер. Неотрывно глядел, как ловко он работает. Нож мелькал между пальцами, как рыбка. Так могут лишь матерые профи. Вместо друга передо мной предстала машина смерти, адская мясорубка, в которой этому человеку когда-нибудь суждено перемолоться самому.

Он был весьма примечательным малым. Лицом не походил на итальянца. Седая бородка клинышком, глубокие морщины на высохших щеках. А глаза, словно у мальчишки, синие и внимательные. Порой мне казалось, что от него не способно ускользнуть ничто.

Но по порядку, по порядку, вслед за пером.

В то лето Леоне закрыл ларек с зеленью и уехал из Нью-Йорка. Мы были друзьями, и он приезжал в гости один или два раза в год. Житель итальянской деревушки так и не привык к городской суете. Он взял с собой отпрыска, статного юношу по имени Тони. Тони – хороший парень. Однако отношения папаши Леоне с сыном разладились.

Мне не по себе, когда люди не находят общий язык, а в тот раз и вовсе хотелось сбежать на край света. Ну, или в ближайший лес.

Это произошло в первый же день. За ужином, едва я поставил на стол кастрюлю с бобами, заметил, что мои гости необычайно молчаливы. Отец и сын сидели с прямой осанкой, будто проглотили по штакетине.

– Что случилось, джентльмены? – спросил я, не надеясь на ответ.

– Отец не отпускает меня с вами на охоту. Мистер Ллойд, скажите ему, что всё будет в порядке!

Я провел рукой по седоватым усам, напоминающим подкову, и ничего не сказал. Старался не смотреть на хмурых гостей, пока раскладывал еду. Взгляд сам собой остановился на закрытых форточках. И это в июле! Давно стоило привыкнуть к странностям папаши Леоне, который закрывал окна наглухо. Моя дорогая Мари повторяла, дескать, у каждого свои причуды.

Леоне сказал:

– Ты не возьмешь в руки ружье.

– Но, отец, – возмутился парень, – я уже мужчина! Мой долг – обеспечивать и защищать семью. А как это сделать без оружия?

Бобы обжигали губы, но разговор был настолько увлекательным, что я не обращал на это внимания.

Джузеппе проскрипел, словно ногтем по стеклу:

– Вспомни Голиафа. Медный шлем на голове его, и одет он был в чешуйчатую броню, и вес брони его – пять тысяч сиклей меди. Ну? Спасло это его от камня?