Синие косточки съеденного яблока

ныряй на самое дно

вбирая воздух

из волн и соли

захлебывайся

если твердо знаешь, что потом всплывешь

захлебывайся

откачают

не откачают, откачаешь сам.

захлебывайся, пока не скажешь: «Я жизнь познал, я всю жизнь познал».

Охота

Притворяюсь, что не вижу. Иду, насвистываю. Глаз один зажмуриваю, вторым невзначай ловлю ее. Ах, вертехвостка! Ах, вертекрылая! Не дразни меня, я до тебя хоть рукой. Будешь потом моей, несвободной. Посажу тебя в роскошную клетку из настоящего золота. Ну же. Подлетай ближе. Ну же. Или лети от меня за сто городов.

Летишь за мной, красивая. Я бы преследовал тебя, если бы ты сама не напала на мой след. Что ты высматриваешь, внимательная? Спрашиваю единожды: кто тебя послал? Не дразнись предо мной. Я таких, как ты, стаями. Прижимал.

Надо мной кружишь. Ладно, знаешь ведь, особенная. Меня манишь, не отпускаешь, но не сдаешься мне. Истинная женщина. Описать тебя словом и… руками отнять себе.

Я тебе улыбаюсь своим желанием, своими мечтами, воображением. И ты вообрази свои возможности, если мы прильнем друг к другу на этом пыльном пути.

Не разбрасывай свои перья, не щекочи мои чувства.

Я искусство.

Ты искусство.

Шагай ко мне.

Я широк на поступки и в сознании густо. Будь моей.

Птица, птица.

Надо мной кружится.

Не бегу за ней. Отвернется, и я, как охотник, брошу свою сеть.

Прежде выстрелю в нее взглядом. Пусть псы мои схватят, слетающую на поверхность моих ног, за горло и несут ко мне. Аккуратно. Не умертвляя. Мне она живая нужна. И скорей.

Пока желание горячо. И шаги легки. Пока во тьме не ужасно мое преступление. Я с рассветом расскажу о ней. Миру. Сейчас мне нужно. Время.

Птица – мысль.

Кружит. Ласкаю кокетку взглядом и словом. Она сейчас надо мной, но вскоре будет в моих оковах. Золотая клетка ума моего, бесценных извилин. Я тебя обязательно. Рукой, пусть даже силой.

Кисть художника занесена над мольбертом. Друг без друга никак. Мы вместе – боги. По отдельности – смертные. Падай на мои колени, сиди у меня на руках.

Мы вместе – новый мир. Мысль желанная, нам не быть нельзя. Предвкушаю тебя нетерпением. Будешь моей. Кружись, птица. Я твой жадный зверь.

Спортивное мероприятие

Внешнее проявление или же внутреннее осознание. Смех души, хохот толпы, торжество, победа! Моя душа кричит, а перед глазами – пелена.

Поле боя. У соперников не просто спортивный интерес, а желание доказать силу сильных, слабость слабых. Вознести себя до небес, втоптать в землю недостойную сторону.

Я здесь в качестве журналиста и беспристрастного зрителя, в блокнот записываю и жду завершения битвы, чтобы взять интервью.

Толпа нужна для того, чтобы сохранялась торжественность выигрыша. Если нет толпы, тогда тихий смех души, обращенный вовнутрь, бессмыслен. Судьи нужны толпе. Настоящим сражениям не требуются судьи. В настоящих сражениях идут на вы и не просто идут, а доходят и наступают.

Сегодня у кого-то сбудется мечта. Сегодня у кого-то мечта разобьется. Мяч упадет в корзину, кулак заведет в нокаут, ракетка выпадет из рук, шайба залетит в ворота. Это спорт. Это жизнь.

Люди думают, что в игре всегда двое: побежденные и проигравший, но нет, самая главная категория – зрители и их интерес.

Я записываю в блокнот что-то с умным лицом и делаю вид волнительный, но по сути, мне все равно.

Соревнующиеся сражаются. Летят искры взгляд на взгляд. Временами они посматривают на зрителей, чтобы ощутить заряд, мотивацию, электричество. Зрители не хохочут и не шумят. Замерли. Ждут секунды конца.

Кто? Кого? А?

Я рисую в блокноте рожицу. Я – зритель. Я – судья. Я – выигрыш. Я – интервьюер.

Команды ко мне подходят и спрашивают, у кого возьму интервью? А мне, если честно, и те и другие противны. По воле жребия, хоть ты. Ликует чемпион, подрывается на восторженный всплеск.

Соревнующиеся не только ради спортивного интереса, осознаете ли вы, что даже в радости победы не всегда стоите выигрыша, но всегда ли выигрыш стоит вас? Ошибается тот, кто думает, что ответ – да.

Путешествие на льдине сердца

Вначале был холод. За холодом – привыкание. Человеческий организм приспосабливается практически ко всему. Кожа приняла мороз легче, чем разум. Он, испытавший шок, еще долго не мог примириться с правдой. В одиночестве, в раскатывающем молчании, судорога от потрясения постепенно проходит и переходит в монотон. Спокойно. Прямо. Бездушно. Ровно.

Иней, сугробы, лед.

Мне на своей льдине жилось отлично. Даже в холодных пещерах можно создать уют. Скульптуры высечь из глыбы. Любоваться замерзшим миром, застывшим, неторопливым, но еще зачем-то живущим и деятельным.

Кровь бегает подо льдом.

Некоторые выстраивают иллюзии тепла, вышивают ситуации на пяльцах, но без наперстка. Укалывают пальцы. Кричат «ай», а потом, после искусственно вызванного чувства, смакуют боль весь день, рассказывают друзьям, улыбаются зараженно, стучат челюстями от страха, целуют грань.

Ловлю белый цвет и нахожу разноцветие. Белый, как и черный, сжирает цвета, потом не разглядеть, что тут было.

По холодному миру звенит эхо смеха, нервного и лирического. Я поддаюсь настроениям, тоже смеюсь. Устремляюсь глазами в небо и черчу линию от верха до низу. Вижу реку. Опускаю палец. Морозная. Закидываю свою льдину. Стремлюсь по течению. Несет. Уносит. Закрываю глаза.

Мироощущение подозрительно.