Каюсь. Том 2

–Да не пугайся ты, нормально все с твоей девчонкой. Малость крылышки ей урежем, чтоб тебя не баламутила, а слушалась и все. Иногда бабу надо направлять, чтоб лишний раз дров не ломала. Так что направляй, воспитывай и семью создавай, чтоб никто не подкопался и спокойно работа шла. Вот как раз сейчас пока затишье, надо все прорехи быстро закрыть. –вещал он с видом доброго, мудрого дядюшки, будто неразумному ребенку, доводя меня до бешенства.

–Богдан Юрьевич, я не хочу с вами конфликтовать, поэтому давайте, вы не будете лезть туда, куда не следует. И уж тем более, к этой девочке. Иначе мы на этом закончим наши дела. Я вообще удивлен, что вы интересуетесь такими вещами, – закончил я со снисходительной улыбкой. Ну, смешно же ей богу. Но Гордеев считал иначе.

–А чему тут удивляться, если даже один из самых сдержанных людей теряет голову и творит черте-что из-за девчонки, у которой молоко еще на губах не обсохло? Я разговор, помнишь, с чего начал?

Я вспомнил размышления на тему, что за каждым мужиком стоит баба, и картинка стала полной, это даже вызвало желание поаплодировать Гордееву, его мастерству выстраивать в диалоге причинно-следственные связи.

–Вот то-то же! – резюмировал он, и помедлив немного, пояснил, – А интересуюсь я всем и каждым, Олег Александрович, иначе не был бы там, где я есть. Но в первую очередь, необходимо быть в курсе, кого мои люди трах*ют и насколько это серьезно. Тебя, похоже, серьезно прихватило, поэтому не вижу смысла это недооценивать. И чтобы нам с тобой в дальнейшем не конфликтовать, принял меры. Ты же теперь сам разруливай, чтобы я больше не лез «туда, куда не следует», потому что соскочить уже не получится, Олег. Теперь только вперед и никак иначе, так что давай, настраивайся на работу, решай свои дела.

На этом тема была закрыта, хотя мне многое хотелось сказать и вообще послать Гордеева с его дебильными рассуждениями и методами организации труда. Нет, на самом деле, это все, конечно, в чем-то правильно и верно, но кому хочется стать объектом подобной казуистики? Мне не хотелось, и уж тем более, впутывать в это все Янку. Но поскольку соскочить действительно уже никак не получится, ибо Богдан Юрьевич не тот человек, которого можно послать без каких-либо последствий, то лучше было бы оградить Чайку от этих дел, отдающих душком опасности. Но «ошейничек» уже одет, и нужно для начала разобраться, что он из себя представляет.

В общем, час от часу не легче. От Гордеева я уехал с самым поганым настроением и тяжестью на сердце. Мысли о Янке не давали покоя. Было чувство, что у меня в нутре покопались грязными ручищами. Я, конечно, понимал, что никто мою Чайку и пальцем не тронул, и навряд ли Гордеев принял какие-то серьезные меры, но сам факт, что посторонний человек вот так запросто добрался до моей девочки пугал. Это было недвусмысленным предупреждением. А ведь Миха меня предостерегал. Я и тогда все понимал, но понимать – это одно дело, а прочувствовать –совершенно другое. Расслабился я, короче. А в политических игрищах – это непростительно. Необходимо быть осторожней, осмотрительней, всегда начеку. И ведь это только начало… Представлять, что будет дальше, даже не хочется, да и зазвонивший телефон не позволяет.

–Привет, Алён!– отвечаю на звонок, остановившись на светофоре.

–Привет! Занят?

–Не особо. Что- то случилось?– спросил обеспокоенный ее расстроенным голосом.

–Случилось, но тебя, наверное, новости порадуют, – сыронизировала подруга.

–Интересно девки пляшут. – прокомментировал я.

–А то! Приезжай, ждем тебя.

–Ладно. Что взять?

–Ой, водки и …водки. – засмеялась она, но мне это все совершенно не понравилось.

–Ясно. Случилось что-то грандиозное.

–Не то слово.

–Скоро буду, – коротко отозвался я и, прибавив скорость, помчался, как можно скорее к друзьям, забив на собственные проблемы.

Как только подъехал в дому Шуваловых, на подъездной дорожке заметил припаркованный «Lexus» Михи, и это напрягло еще сильнее, поэтому, когда Алёнка открыла дверь, не стал тратить время на приветствия и, передав пакеты, нетерпеливо заявил по пути на кухню:

–Выкладывайте, что там у вас произошло, а то пока доехал, перебрал все, что можно и нельзя.

–О, паникер еще один выискался, – закатила глаза Шувалова, разбирая пакеты. –Ничего у нас не случилось, а вот Антропов решил развестись.

–Ничего себе, вот это новости! – изумленно воскликнул я, – Так мы празднуем что ли? А я-то уже перепугался, – хохотнул я, испытывая облегчение и надо признать, радость.

– Не знаю, у Миши особой радости по этому поводу не заметила, -недовольно взглянула Шувалова на меня, продолжив нарезку овощей, которой занималась до моего приезда.

–Нашел из-за кого переживать. Давно пора. Вообще не представляю, как он ее терпел. Памятник мужику надо!– провозгласил я, наполняя бокал вином.

–Ой, ну, ты тоже такой интересный, Гладышев. Всех осудил, а себя не видим! – с негодующим видом воскликнула вдруг Шувалова.

–А я-то что?!

–А то, что у самого, простите, такое… чудо, что не в сказке сказать! Марина, как рассказала, у меня челюсть на полу была. Я, конечно, не видела эту девушку, хотя если это та, которая прошлой осенью устроила себе звездный час у клуба, то я тебе скажу, впечатляет не слабо! Так что вот тебе ли не знать, как и кого можно терпеть?! – обрушилась она на меня, что мне совершенно не понравилось, но надо признать, что и она по- своему права. Вот только эти выводы, сделанные с чьих-то слов, просто изумляли своей примитивностью и взбесили не на шутку.

–Удивительно от тебя слышать подобный упрек. Свое мнение я никогда не скрывал, и оно взято не из воздуха, а составлено за годы общения и наблюдения в разных ситуациях. А вот касательно твоих умозаключений, сделанных на основе взгляда вскользь и чьих-то слов, даже не знаю, что сказать. – холодно произнес я, отставляя бокал. Шувалова покраснев, тяжело вздохнула.

–Извини, Олеж! Просто женская солидарность взыграла: Антропов, значит, таскался, а Вика плохая. Меня это бесит! Да и вообще нервная я стала, послеродовая депрессия дает о себе знать.

–О, только не надо петь мне про эту послеродовую депрессию. У меня на нее молитвами Ленки нервный тик и панические атаки. – шутливо открестился я, чтобы разрядить обстановку.

Ситуация прояснилась, каждый по-своему был не прав и признавал это, поэтому заострять внимание не стоило, и уж тем более обижаться. Я вообще не помню, чтобы мы когда-то друг на друга обижались. Ну, бывали спорные моменты и высказывали иногда друг другу какие-то неприятные вещи, но исключительно правду. Друг он на то и друг, чтобы быть твоим зеркалом, и если ты испачкался в дерьме, он тебе на это укажет. Поэтому обид у нас не возникало, с конфликтными ситуациями и непониманием быстро разбирались, как сейчас.

–Олеж, ну, ты вообще как?– спросила Алёнка спустя пару минут.

–Нормально, – пожал я плечами, не зная, что еще сказать, хотя впервые захотелось поделиться всей этой дуркой, в которую превратилась моя жизнь.

–Да брось ты это! – фыркнула она и, отложив нож в сторону, продолжила.– С каких пор у нас нормальным стало, что ты пьяный по городу носишься? А уж ситуация с Мариной меня вообще добила! Мы тебя ждали, чтобы отметить такое событие, а приходит она одна вся в слезах и говорит, что ты взял да укатил с какой-то девицей.

– Я уже извинился и не раз, – напомнил я, отводя взгляд. Было неловко за ту выходку и очень стыдно, особенно перед Мариной. Полнейшее свинство! Но на тот момент я ни о чем не мог думать, кроме Янки.

– Да извинения эти… Как будто кто-то в обиде. Ты просто хоть бы прояснил ситуацию, а то волнуемся же.

–Я бы прояснил, если бы мне самому хоть что-то было ясно, – признался я с невеселой усмешкой.

–А что не ясного-то, Олеж?! Любишь ее? – улыбнулась Аленка, довольная тем, что вывела меня на этот разговор.

–О, ну, у тебя все так просто, -улыбнулся я в ответ и пригубил вино.

–Да в жизни все вообще проще некуда, если самому себе руки не связывать, – заявила Шувалова. Я хмыкнул, закатив глаза, а она продолжила гнуть свою линию, – Вот в чем у вас проблема?

–Да во всем! – засмеялся я, качая головой.

–Я тебе так скажу, Олежка, когда любишь, проблемы перестают быть проблемами.

–На мой взгляд, любовь – это еще далеко не все.

–А что тогда все? – допытывалась она.

–Не знаю, Алёнка, уже ни черта я не знаю. Ей восемнадцать, мне тридцать восемь. У меня дочь ровесница ее почти. Да как я вообще представлю эту девчонку Олеське, семье, вам, – привел я исчерпывающие аргументы, – Ты сама видела это… «чудо», а она реально «чудо», Алён.

–Да плевать на всех вообще, Гладышев и на все! Вам хорошо вместе и это главное! Остальное оно само устаканится, придет в норму, если любишь, и она тебя любит,– начала она горячится, стараясь достучаться до меня.

–Может, не любит, – предположил я, посмеиваясь над подругой. Хотя думал об этом далеко не в шутку, ибо Чайка птица гордая, самолюбивая.

–Ну, значит, дура! Как тебя можно не любить?!– села Алёнка на своего любимого конька. Я засмеялся и притянул ее к себе, целуя в макушку.

–Я бываю еще той сволочью, а с ней особенно отличился, – признался я невесело.

– Да все вы – сволочи, Гладышев! Каждый мужик свою бабу обижал и будет обижать еще ни раз, как не крути. Понятно, что кто-то в большей степени, кто-то-в меньшей. Но в жизни не поверю, что ты там что-то такое натворил, чтобы все – аля-улю. Да и вообще я считаю, любишь мужика, простишь ему все. Вот сколько Борька чудил? Все прощала, потому что люблю его – сволочь такую. Так что простит, никуда не денется. Я б за одни твои глаза все простила, – хохотнула она, толкая меня в бок, я тоже засмеялся.