Рыжая 4. Тупиковое звено

– Мы приехали? – на всякий случай переспросила она водителя.

Может, это дом прислуги?

– Да, мадам. – И поскольку пассажирка начала шарить по дверце в поисках ручки, поспешно добавил: – Одну минуту, мадам, я сейчас помогу вам.

Выскочив из машины, он быстро обежал вокруг и открыл дверь:

– Прошу вас…

А из дома уже спешили люди. Они совсем не походили на крепостных крестьян и выглядели весьма дружелюбно. Хоть и без колосьев в руках. Все улыбались и говорили по-французски.

– Bonjour Mesdames, bonjour messieurs… Merci… Enchantеe, – бормотала в ответ смущенная Даша и делала книксен.

Она понятия не имела, как выглядит ее двоюродная бабушка, и очень боялась ее не заметить. По счастью, среди встречающих была всего одна женщина и выглядела она лет на сорок. Вряд ли девяностолетняя старушка сумела так себя сохранить даже с помощью всей косметической индустрии Франции.

Когда стало ясно, что прибывшая изъясняется по-французски в пределах разговорника, на первый план выступил доселе безмолвный старичок. На вид старичку было лет двести.

– Барыня почивать изволит, – важно произнес он по-русски. – Велели не беспокоить. А вы пожалте в дом, молодой барин вас спозаранку поджидает, даже завтракать отказался. Говорит, вот приедет мамзель, тогда и кушать будем.

Даше мучительно захотелось себя ущипнуть – если бы не спутниковая антенна на крыше «замка», можно было поклясться, что только вчера объявили об отмене крепостного права. А еще захотелось сказать: «Благодарю вас, любезный».

– Благодарю вас… – она вовремя остановилась.

Черт бы побрал эту феодальную усадьбу! Барыня в полдень почивать изволит, а ей из-за этого придется принимать пищу из рук человека, которого она в ближайшем будущем собирается лишить состояния.

«Не буду есть, – твердо решила Даша. – Пусть хоть челюсти мне пассатижами разжимает».

– А может, мне подождать… барыню в саду? – на всякий случай спросила она. – Свежий воздух, цветы опять же. Я очень цветами интересуюсь.

– Тогда тем более вам к барину. – Старик радостно затряс белоснежной бородой. – Извольте за мной.

С виду древний, старичок шустрил, как молодой, Даша едва поспевала за ним. Правда, не оттого, что растеряла спортивную форму, как могла, она пыталась оттянуть миг встречи с человеком, которого, откровенно говоря, немного опасалась. Поди знай, что у того на уме. Скорее всего ничего хорошего. Наконец они остановились перед высокой массивной дверью.

– Сюда пожалуйте, – старичок перегнулся в доисторическом поклоне.

И не успела Даша и рта раскрыть, как он уже полировал полы в обратном направлении. Выдохнув, она перекрестилась и потянула на себя здоровенную деревянную створку.

2

Это был рай. Едва переступив порог, гостья, словно Герда, попавшая в волшебный сад, моментально забыла, откуда и зачем шла. Просторная полукруглая зала с распашными французскими окнами выходящими на террасу, утопала в цветах и зелени. Цветы были повсюду: срезанными букетами стояли они в фарфоровых вазах, изысканном розовом помпадуре из Севра; их живые ампельные собратья, с цветами или пестролистные, парили в воздухе, змеились по стенам, каскадами ниспадали с подвесных кашпо и изящных белоснежных подставок. Крупные растения, бурливо кустились в огромных горшках на террасе и весь воздух, все пространство было наполнено ароматом свежим и нежным, как вздох лесной феи. Жемчужно звучал Боккерини.

Даша сделала еще один шаг и дыхание перехватило. Сцепив похолодевшие пальцы, со священным благоговением вглядывалась она в легкомысленные пасторали Ватто и Буше. Видит Бог, никогда еще ей не приходилось видеть столько подлинников в частном доме. А то, что это подлинники, сомневаться не приходилось. Она перевела взгляд чуть правее, и земля под ней дрогнула.

«Это же…»

Струящийся не иначе как с самих небес менуэт внезапно стих, оборвавшийся аккорд плавно растворился в благоуханье орхидей. Даша обернулась и только сейчас заметила хрупкого человечка в широкой шелковой кофте цвета топленых сливок и мягких розовых брюках.

– Простите, я…

Мсье Кервель стоял, изящно облокотившись о край белоснежного рояля, и улыбался, как, наверное, улыбаются только эльфы – ласково и всепрощающе.

– Это вы меня простите, мадемуазель, я должен был первым вас приветствовать.

Но Даше было не до политесов. Она опять повернулась к стене и подняла руку.

– Я, наверное, задам глупый вопрос, но это Ренуар или…

– Это Ренуар. – Хозяин неожиданно строго посмотрел на картину, словно та сама, тайком, пробралась на эту стену, обитую плотным розовым шелком, и самовольно заняла место какой-нибудь кудрявой Долли. После чего улыбнулся снова: широко и чарующе. – Импрессионисты считали Ватто своим предшественником. Поэтому я не смог удержаться от желания перекинуть ниточку от рококо к импрессионизму. Наверное, выглядит несколько претенциозно и слишком откровенно, но… – он развел руками. – Человек слаб и тщеславен. Надеюсь вы простите мне этот небольшой … – на тонких губах вспыхнула извиняющаяся улыбка. – libertе?

– Вольность.

Слов не было. Даша впервые видела человека, который на полном серьезе полагал, что разместить Ренуара в музыкальной гостиной можно исключительно по причине внутренней слабости.

Воспитанник хозяйки замка тем временем продолжал:

– Искренне рад приветствовать вас в имении Вельбах, дорогая мадемуазель Быстров. Меня зовут Филипп. Филипп Кервель.

По-русски мсье Кервиль говорил безупречно, разве чуть грассируя и немного в нос. Гостья по-прежнему не могла вымолвить и слова. Со светской непринужденностью радушный хозяин поспешил заполнить паузу.

– Я знаю о чем вы думаете, – легкой походкой француз скользнул по драгоценному паркету. Вместе с ботинками он весил не больше пятидесяти килограммов. – И целиком с вами согласен.

Однако Даша готова была побиться об заклад, что белокурый человечек даже приблизительно не подозревает направление ее мыслей.

– Конечно, Ренуару здесь не место, – мсье Кервель встал рядом и сосредоточенно уставился на картину. – Но, повторю, я не смог уступить соблазну, – здесь он сделал паузу и покивал, – Все мы немно-о-о-жечко… – он максимально близко свел большой и указательный пальцы, показывая насколько немножечко, – снобы.

Гостье ничего не оставалось, как кивнуть в ответ. Спорить с человеком, у которого Ренуар не подходит к Ватто, казалось глупым. Хотя, лично она ради этого небольшого портрета согласилась бы расположить у себя даже соседскую мебель, которую те уже лет пять не знают кому продать.

Мсье Кервель повернулся к гостье и сделал маленький шаг назад, желая получше ее рассмотреть.

– Ах, моя дорогая, я вас совершенно такой и представлял. Вы так похожи на maman в молодости! – Он сложил изящные ладошки и поднес их к губам. – Вы душечка. Пышненькая душечка.

Вот так, так!

Даша автоматически втянула живот. Последние три месяца она практически ничего не ела и с невероятным трудом восстановила, ну или почти восстановила, утраченный девичий стан. Не удивительно, что после такого «комплимента» ей захотелось пнуть хозяина по тонкой ножке, затянутой в сливочную фланель.

Однако вряд ли стоило начинать знакомство таким образом, поэтому она вымучила из себя подобие улыбки и промялила:

– Вообще-то я на диете…

Мсье Кервель серебристо рассмеялся:

– Ах, бросьте, душечка, полнота вам очень идет. Vous ?tes belle!

Поклявшись при случае отомстить бабкиному воспитаннику, Даша сделала вид, что ничего особенного не произошло.

– Вы очень добры, Филипп. И прекрасно говорите по-русски. Признаться, мне бы и в голову не пришло, что вы француз. – Она бросила быстрый взгляд на прическу хозяина. Белоснежные пряди несомненно имели искусственное происхождение. – Встреть я вас где-нибудь возле фонтана Большого театра, приняла бы за завсегдатая.

– Правда? О, благодарю вас! – простодушный мсье Кервель принял комплимент за чистую монету и прямо-таки воссиял розовым светом. – А я, представьте, никогда не был в России.