Доминум

– Я с недоверием отношусь к тому, что какая-то орнега и уж тем более приземленный смогли отыскать разум Верховного, – бросил он. – Но раз Антарес хочет того, я отпущу ее. Лишь бы все побыстрее закончилось, чтобы я смог убраться с этой грязной планеты и больше ни о чем не беспокоиться.

Мне не нравились двери, встречающиеся на пути, – тяжелые, будто непробиваемые, с маленьким стеклянным окошком для наблюдения.

Тут возле одной из них появились несколько фигур в черно-коричневой форме. Два красноглазых планетара. А еще звезда. Нижнюю часть лица скрывал воротник, но я все равно узнал ее. Завидев меня, она гневно вытаращилась.

– Что ты здесь делаешь?! – прорычала Тараре.

Поллукс взмахом руки призвал ее к спокойствию. Стражники вытянулись. Тараре покосилась на заживающее увечье Поллукса.

– Луц, откуда это у вас? – оторопела она.

– Последствия дипломатии, – ответил он и кивнул на дверь. – Мне нужно, чтобы вы освободили ее.

– Предательницу? – Тараре снова округлила глаза. – Но это невозможно!

Зрачки Поллукса полыхнули.

– Ты снова вздумала мне перечить, Тараре? Я предупреждал тебя на этот счет! Еще одно неповиновение – и Червоточина покажется тебе сказочным местом! Если я сказал, что пленница должна быть освобождена, то приказ обязан выполняться беспрекословно и немедленно, иначе ты последуешь за остальными нарушителями субординации.

Во взоре звезды отразился неподдельный трепет, но она все равно сомневалась, переминаясь с ноги на ногу.

– Да, я все понимаю, но… это сложно… вы же…

– Я – что? – с раздражением осведомился он.

Она собрала свое разбитое мужество и отточенно выдала, словно отчет:

– После отлова преступницы вы приказали подвергнуть ее допросу, что мы и сделали. Вы и сами принимали в этом непосредственное участие. Нужная нам информация была получена. Вы сказали, что протектор расколется насчет остального гораздо быстрее, чем орнега. По плану мы должны были подвергнуть ее манипуляции Обливиона, как только он, – она указала на меня, – окажется у вас в руках.

Я похолодел. Затаив дыхание, оглянулся на Поллукса и увидел, что тот не может выдавить и слова – то ли от удивления, то ли от злобы. Спустя несколько секунд он сдавленно спросил:

– И вы уже успели выполнить манипуляцию, да?

– Протектор появился в пределах «Белого луча». Мы поступили согласно протоколу. Вы сами постоянно напоминаете, что он должен выполняться без задержек. Процесс запущен.

Поллукс стиснул челюсти, явно силясь не распалиться. Он указал на дверь и приказал:

– Открывайте. – Но, как только стражники замешкались, рявкнул: – Сейчас же!

Сердце стучало в горле. Чувства наслаивались одно на другое, я не мог поверить в происходящее. Одна часть меня хотела броситься на стражей и прожечь их светозарным огнем, но другая желала кинуться в камеру и посмотреть в лицо той, что сопровождала меня в поисках Антареса. И оба этих чувства принадлежали исключительно мне – Верховный лишь наблюдал за происходящим из-за своей безмолвной перегородки.

Внутри помещения стояла непроглядная темнота, но стоило мне сделать шаг, как на потолке загорелся фонарь-солнце, озарив неприятного вида комнату. Лицо обдало холодом. В самом мрачном углу помещения находилась жесткая лежанка, состоявшая из единого каменного блока. Там виднелось тело – съежившееся, худое. Неподвижное.

Я медленно приблизился. Дрожащей рукой коснулся плеча орнега и повернул ее к себе.

– Не думал, что так выйдет, – глухо произнес Поллукс. – Ей осталось немного. Может, один оборот Терры, может, два.

– Как это остановить? – хрипло спросил я, не отрывая потрясенного взгляда от орнега.

Я знал ее. Пускай светло-пепельное лицо с серыми пятнами и было покрыто синяками и следами от мглистой черни, но оно казалось знакомым. Заплетенные в растрепанную косу волосы имели цвет снега с отливом серебра. Орнега была облачена в форму «Белого луча» и могла показаться мертвой, если бы не с трудом вздымающаяся грудь. Заоблачница выглядела слабой, забитой. Из-под широкого расстегнутого ворота выглядывала шея, на которой, словно проклятой меткой, проступали окрасившиеся в неестественный зеленый цвет вены.

– Это не остановить, – ответил Поллукс с неумолимой прямолинейностью. – По крайней мере, на этой планете не найти способа обратить процесс.

– Но должен же быть выход! – в ярости воскликнул я. – Это вы с ней сделали!

Поллукс оставался холодным и твердым, как сталь.

– Я отпускаю ее с вами, а дальше это не мои проблемы. Решайте сами, что с ней делать. И лучше бы вам поторопиться, иначе душу Луны постигнет Обливион.

Глава VII

Единственный выход

В каждой жилой комнате Соларума можно найти прямоугольную настенную панель от пола до потолка. В обычное время она казалась простым зеркалом, но при желании через нее можно было изучать информацию, разворачивать световые проекции, смотреть фильмы, да и в принципе делать все, что душа пожелает. Но имелось у нее и еще одно уникальное свойство – панель отчасти была «коридором отражений» и давала просматривать заранее помещенные в нее слои воспоминаний.

Я сидел на полу, откинувшись спиной на кровать. Те воспоминания, которые пришли ко мне с возвращением осколка души, отнятого падшими, в последние дни особенно давили. Я до сих пор в них не разобрался. Они открывались не сразу и хаотично. Вчера ночью вспомнилось одно, и по возвращении из «Белого луча» мне вдруг захотелось увидеть воспоминание своими глазами.

Там было холодно и темно, лишь фонари озаряли теплым золотистым светом сугробы и падающий снег. Множество людей бродили по парку. Они развлекались, смеялись. На тротуарах стояли лотки с яркими безделушками, чаем, пирогами и яблоками в карамели. Играла музыка, раздавались голоса и песни. Площадь с праздничной елкой была наводнена людьми.

Все показывалось моими глазами. Я шел с родителями между усыпанных снегом деревьев, ветви которых покрывали гирлянды и ледяная корка. Мне было лет шесть.

– Макс, не убегай! – окликнула мать, и я обернулся к ней.

Снег припорошил ее куртку и волосы.

– Мы опоздаем! – воскликнул я, подбегая к родителям.

– Тут везде будет видно, – заверил отец.

– Но там все равно лучше! – Я схватил его за руку и упорно потащил вперед, в толпу.

Он сначала упирался, но затем внезапно подхватил меня и со смехом понес в желанную сторону. Я стал вырываться, отец поскользнулся, и мы вместе рухнули на дорогу.

Мама заворчала, но он добродушно отмахнулся, вытащил меня из снега и стал отряхивать.

– И похуже с холодом бывало, – сказал отец, лукаво глядя на меня. – Вот видел бы ты, что происходило в Гренландии!

Я с восхищением вцепился в отца.

– И что там было?

– Дома расскажу, – улыбнулся он. – Как раз успею перед отъездом.

– Ты снова уезжаешь? – огорчился я.

Толпа сгущалась, но вся окружавшая нас яркость казалась блеклой по сравнению с огнем, жившим в глазах отца.

– На пару дней, – заверил тот. – А потом месяц буду с вами. Обещаю.