Любить не страшно

В подготовке к усыновлению мне очень помогала сестра, которая всегда рядом со мной. «Мне кажется, – сказала она, когда мы вышли из органов опеки, – что это первый и последний детский дом. Второго не будет. Ты идёшь сейчас так уверенно, как будто знаешь этот маршрут, как будто и не слышишь, что это особенные дети. И, что мне очень нравится, тебя это не останавливает и не отпугивает».

Завтра должен был вернуться из командировки муж, и мы с сестрой приехали к директору детского дома, чтобы договориться о встрече через пару дней. С нами любезно поговорили, сказали, что будут ждать. Счастливые, мы направились к выходу. И тут нас остановил вопрос главного врача:

– Разве вы не хотите посмотреть деток сейчас?

У меня от страха похолодели ноги, онемел язык. Собравшись с духом, я пролепетала:

– Я боюсь без мужа, мы всегда с ним всё делаем вместе… я не могу без него… он будет завтра.

– Чего вы боитесь? – сказал главный врач.

– А вдруг мне понравится один ребёнок, а ему – другой?..

Тогда сестра, чтобы разрядить обстановку, воскликнула: «Двоих возьмёте!». И меня буквально вытолкали на улицу, где гуляли дети.

Ноги мои налились тяжестью, холод пробрался в живот, сердце забилось, в ушах зашумело, в голове запульсировало. Мне стало жарко, потом снова холодно. Вот в таком виде я предстала перед детьми.

Чтобы хоть как-то успокоиться, я стала мысленно просить своего ангела-хранителя: «Помоги мне найти моего ребёнка, который так сильно звал, так долго ждал, что я его уже люблю». Очнулась я от того, что какой-то малыш схватил меня за руку и стал весело прыгать.

Вращаясь с ним по кругу и разговаривая с воспитателем, я искала глазами своего ребёнка.

Немного позже я заметила сидящую поодаль маленькую девочку, крохотный комочек, одетый в чуть большего размера, но добротную чистую одежду. Осторожно следя за мной, малышка делала вид, что копает ямку около песочницы. Наши глаза встретились, я подмигнула ей, она покраснела, засмущалась и опустила глазки, а по её губкам скользнула робкая улыбка.

Это была она, моя доченька…

Я не слышала, что говорили вокруг. Неожиданно прервав воспитателей, спросила:

– А как зовут вон ту девочку?

– Это у нас Анечка, – ответили мне.

Прогулка закончилась, нас с сестрой повели в группу.

Я не могла дождаться, когда зайдёт Анюта. И когда наконец её подвели ко мне, я вспомнила ту белокурую девчушку с фотографии на стене отдела опеки.

Спасибо тебе, мой ангел-хранитель, мы встретились!

Надо сказать, список осиротевших детей состоял из семи человек. Аня в нём была последней. Из рассказа о ней я узнала, что она родилась в июле и по гороскопу рак.

Весь вечер следующего дня я громко сообщала с интервалом в несколько минут: «Хочу девочку-рака». Данила сидел за компьютером и завершал серьёзную работу. Проходя мимо него, я тихонечко повторяла: «Хочу девочку-рака. Хочу девочку-рака». Мне казалось, он меня не слышит…

Сентябрь 2011 года. Мы собрались ехать в детский дом. От волнения я не смогла сесть за руль.

Пришлось поехать на автобусе, ведь в нашей семье вожу машину только я. А я почти не спала ночью, всё думала, как там моя девочка без меня.

Данила был радостным. Пытался меня развеселить, рассказывал анекдоты, весёлые истории. Потом понял, что всё бесполезно, спросил:

– Почему моя любимая жена в таком напряжении?

– Боюсь, что она тебе не понравится, – ответила я.

– Девочка, которая рак? Так я вообще-то уже понял, что мы едем именно за ней, – улыбаясь и заглядывая мне в глаза, ответил Данила.

У меня сразу отлегло от сердца, стало легче дышать. Я поняла, что он слышал меня вчера.

Нас встретила приятная женщина, уже знакомая мне главный врач детского дома. В её кабинете мы долго разговаривали, пока детки обедали. Она пыталась рассказать нам о заболеваниях каждого ребёнка, чтобы мы были морально готовы к усыновлению, если не передумаем. Но мы предложили другой вариант: сначала мы находим своего ребёнка, а затем узнаём его диагноз.

На этом и порешили.

В группу мы зашли, когда большая часть детей уже лежала в своих кроватках, готовясь к послеобеденному сну. Некоторые, не желавшие спать, бегали по комнате и требовали то попить, то пописать. Увидев нас с мужем, они кинулись к нам. Воспитатели удерживали натиск, как могли.

Мне сразу представилась картина, когда пытаешься засунуть в шкаф много вещей одновременно, и они при закрывании створок не входят, а просто вываливаются из него.

Когда буря утихла и воспитателям всё же удалось уложить детей, с криком радости со скоростью света откуда-то вылетел карапуз, вцепился в Данилу, уткнулся в него и скороговоркой начал повторять: «Дядя, дядя, дядя». Это звучало так ласково, так нежно, что все замерли. Воспитатели пытались оторвать его от моего мужа, у которого уже текли слёзы, и он еле сдерживался, чтобы не прижать к себе этого милого мальчугана.

Наблюдая за всем этим, я подумала, что нам придётся усыновлять двоих. Забрав мальчика на руки, воспитатели объяснили нам, что у него есть бабушка с дедушкой, которые уже оформляют документы на опекунство. Нам с мужем стало легче.

Всё это время сбоку от меня, молча наблюдая, тихо стояла Аня. Мне показалось, что она даже перестала дышать, она просто замерла.

Я наклонилась к ней и шепнула:

– Привет, ребёночек! Что тебе сегодня снилось?

Она так же тихонько, застенчиво глядя на дядю, ответила:

– Солнышко.

Было ощущение, что она тоже хотела уткнуться в Данилу и радостно кричать: «Дядя, дядя, дядя!».

Муж, приходя в себя и смахивая навернувшиеся слёзы, украдкой посматривал на Аню. Мы встретились с ним взглядами. И на мой немой вопрос он кивнул: «Наша».

Воспитатели, нянечки и главный врач не верили своим глазам. У них такое происходило впервые…

Воспоминания мужа

Тяжёлые в эмоциональном плане были минуты.

Я подумал, что мы уедем не с одним, а с двумя детьми, если не больше…

Поднимаясь с низенького стульчика группы, я обернулась. Да это был мой тот самый сон: спальная комната, полумрак, четыре ряда по пять кроваток и убегающий радостно ребёнок со светлыми волосиками, рассыпанными по спинке… и не по размеру большими трусиками, парусящимися на попке.

Нас снова пригласили в кабинет главврача, на этот раз чтобы открыть нам историю жизни и болезни… Мы попросили на подробностях не останавливаться: нам это было неважно и неинтересно. Как врач, я назвала диагноз, который предполагала. Он подтвердился. Что ж, мы, понимая в какой детский дом нам дали направление, заранее обсудили с мужем, детьми и сестрой этот вопрос и решили, что это нас не остановит, хотя сначала и была надежда, что у нас будет здоровый ребёнок.

Растерянная и крайне удивлённая, врач ещё раз предложила нам всё обдумать и взвесить. Мы были полны решимости. Ни минуты не сомневаясь, подписали документ, что являемся усыновителями этого, уже нашего, ребёнка, и о неразглашении врачебной тайны.

Мы вернулись домой. Душа моя пела, но тоска разлуки становилась невыносимой. На следующий день, в воскресенье, чтобы грусть совсем не съела меня, я устроила шопинг по детским магазинам. Купила пару костюмчиков, ветровку, маечку, трусики. Размер выбирала на глаз. Придя домой, развесила всё на вешалках на дверце шкафа, и, лёжа на диване в позе эмбриона, смотрела на милые детские вещички и думала о своей доченьке, разговаривала со своим ангелом-хранителем, благодарила его и просила помощи в дальнейшем. Так и уснула.

А в это время там, в детском доме, со слов воспитателей, Анюта была грустной, постоянно выглядывала в окно, каждый раз, когда открывалась дверь в группу, подскакивала. Ждала. Так она ещё в своей жизни никого не ждала. А вечером, когда детки ложились спать, со слезами на глазах спросила: