Закрывая глаза смотри внимательно

– Простите, ради Бога.

– Ну, если только ради Бога, – продолжая улыбаться, ответил незнакомец – замечательно, когда кто-то ждет.

Приступ головокружения заставил Михаила вцепиться в широкий рукав рясы.

– Вам нужно присесть, – уже без улыбки сказал монах, пытаясь завести Михаила обратно в больницу, – давайте я помогу.

– О, нет. Там я уже был.

– Тогда присядем на скамейку. Не могу уделить Вам много времени, меня ждет племянница, пригласить кого-нибудь из медперсонала?

– Нет. У меня есть одна просьба, извините за назойливость, мне хотелось бы поговорить с Вами. Давно перестал верить в случайности. – Торопливо, опасаясь, что собеседник скроется за дверью, проговорил Михаил.

Пристально глядя в глаза Михаила, монах молчал, как показалось Копову, неприлично долго.

– Брат Андрей, – произнес он, протягивая ладонь.

– Михаил Копов.

Рукопожатие, было долгим, вдумчивым. Оба как будто выбросили вперед два чувствительных щупальца для знакомства. Михаил принял в свою ладонь тонкокостную сухую прохладную руку, которая пожала его ладонь крепко и уверенно, но без демонстрации силы. Случайная встреча, мысль, спонтанно высказанная вслух… Этот человек, заставил его встать в стойку, как легавую взявшую след, он был нужен ему. Зачем, Михаил еще не знал, но собирался выяснить. Внутренняя уверенность необходимого продолжения случайного знакомства, помогла преодолеть смущение, и высказать все это вслух.

– Через два часа буду свободен для разговора, но не могу сказать, что буду в вашем распоряжении. Сегодня 20 сентября канун Рождества Пресвятой Богородицы, к 16 часам мне необходимо быть в обители Ново-Иерусалимского монастыря на праздничном богослужении. Если Вы за рулем, то можете меня подвезти, и я отвечу на ваши вопросы.

– Да, сделаю это с удовольствием. Ваша манера говорить больше подходит военному, чем монаху. Извините, наверное, болезнь изменила меня, раньше я говорил, что должно, а теперь что думаю.

Брат Андрей все это время внимательно смотрел в глаза Михаила, будто вспоминая, не встречались ли они раньше, затем перевел взгляд на часы, и задумчиво произнес:

– Сейчас около 11 часов. Встречаемся здесь в 13:30. Надеюсь, наша беседа будет полезной для нас обоих. Не прощаюсь с Вами, Михаил.

Монах скрылся за дверью, а Копов стоял, и был готов стоять до назначенного времени на больничном крыльце, такую потребность он испытывал в этом человеке. Как там сказала соседка, изменилась моя жизнь по всем фронтам.

– Он ответит на все мои вопросы, а есть ли у меня вопросы к нему? Есть непреодолимое желание крепко обнять этого монаха как старого друга, похлопать по плечу и спросить:

– Ну, как ты, старина! Где пропадал? Как мне тебя не хватало.

Закрыв за собой дверь, Брат Андрей остановился и внимательно посмотрел через стекло парадной двери на своего недавнего собеседника, который улыбался и не уходил, как будто собирался дожидаться его там. Достал мобильный и быстро набрал следующий текст: «Михаил Копов выписан из 7 клинической кардиохирургии сегодня, около 45–50 лет. Активный контакт». СМС был отправлен контакту с пометкой «У».

Фрагмент 3

После окончания высшей школы офицерского состава, а точнее школы ФСБ Андрей Фирсов в звании капитана получил распределение в отдел внутренней безопасности. Этот отдел занимался выявлением лидеров, всех кто имел способности к объединению людей не зависимо от идеи. Важным было именно изучение влияния сильной личности на группу людей и вербовке таковых. Контроль над группировками и предотвращение возможности возникновения спонтанного и неуправляемого вожака. Духовные и религиозные лидеры, близко контактирующие с первыми лицами государства, были целевой группой Фирсова. Потребность премьера в духовнике и его выбор привели его в Ново-Иерусалимский монастырь. По легенде Андрей, разорившийся предприниматель, от которого ушла жена, к одному из рэкетиров. Оставшийся без средств и квартиры, переживший предательство любимой женщины и доведенный жизненными неурядицами до отчаяния Фирсов решает уйти из мира и стать послушником в монастыре.

Шел 2004 год, позади остались судороги апокалиптического Миллениума, Аум Сенрикё, экстрасенсы, предсказатели всех рангов и мастей. Менялось звездное небо, уходила эпоха Рыб наступала эпоха Водолея. Разговоры о конце света, возникновение сект, объединения сновидцев и астральных путешественников, ожидание второго пришествия Христа. Вот какой грунт был наложен на картину мира и землю, на которой Андрею предстояло потрудиться на благо Родины, так надо сказать, но мы скажем на Общее Благо.

* * *

Улица Живописцев осенью особенно оправдывала свое название. Облетевшая листва давала возможность солнцу, задерживаться в ветвях как в паутине и наполнять светом остовы деревьев. Это зрелище обнаженной осени нравилось Михаилу, который, медленно шел, размышляя о возникшем чувстве единения с окружающим. Подобное он испытывал в детстве, когда весь мир принадлежал ему, и он без остатка – миру. Эта взаимная принадлежность дарила ощущение жизни, давала право сказать: «Я есть», и понять это не мозгом, а глубинной своей сущностью. На что это похоже? Можно сказать, что подобные чувства испытывает влюбленный. Грудная клетка которого расправляется и вмещает в себя столько воздуха, что можно идти, едва касаясь земли, любить всех, улыбаться встречным и иметь иммунитет на любую «бяку».

Может впервые за свою сознательную жизнь, Копову стало жаль, что он не был по-настоящему влюблен, и это сожаление было настолько сильным, на сколько полным было его единство с мирозданием. Именно в этот момент его потребность любить улетела в пространство как стрела, оторвалась от него «мысленной посылкой», оставив место для ответа. Позволено ли ему? Цепляя ногами шуршащие листья и подкидывая их вверх, раненный красотой мечтатель медленно шел, наслаждаясь радостью, которая наполняла и наполняла его сердце, словно оно стало таким же беспредельным, как Космос.

– Здрав-ствуй-те! – Старательно выговаривая трудное слово, произнес человек невысокого роста с метлой в руках. – Очень вкусный узбекский плов! Покушать! Заходите!

Все это прозвучало искренне и гостеприимно. Копов, задумался только на секунду и, поблагодарив колоритного зазывалу в ватном стеганом халате за приглашение, зашел в небольшое кафе. Осмотрелся, выбрал столик у окна, заказал плов и зеленый чай, не заглядывая в меню. Ожидая заказ, размышлял о предстоящей встрече: – почему мне кажется, что в монахе этом кроются ответы? Где мы могли встречаться?

Сильно углубиться в размышления не получилось. Звонок вернул его к реальности.

– Руслана! Ты как всегда, вовремя! И это только одно из твоих достоинств! Здравствуй, пришли, пожалуйста, машину к кафе на Живописцев, около больницы которое, и предупреди Степана, что дальше мы поедем в Воскресенский монастырь. Алло! Не слышу тебя!

Глубокий вздох, дал понять, что Михаила не сам с собой разговаривает.

– Как приятно слышать Вас! Здравствуйте Михаил Анатольевич! Все ведь не настолько плохо, зачем сразу в монастырь. Или кто-то «добрый» уже слил Вам весь негатив, и сделал это самым ужасным образом?

– Зришь в корень, Василиса ты моя, Премудрая! Едем в монастырь, но не постриг принимать. Мне нужно отвезти туда одного человека.

Тишина и глубокий вздох.

– Руслана, нельзя быть такой собственницей!

– Да, может и хорошо, что мне не надо вводить Вас в курс происходящего прямо сейчас. Может Вы пригласите меня домой? – мечтательно протянула она.

– Если буду жив… Степан мне нужен через час. До связи.

* * *

Копов, Копов, Копов… Ничего не приходит в голову. Что ему нужно? – подходя к автомату, продающему бахилы, размышлял Андрей.

– Милай, пять рублёф бросай. Так не выдаёть, – выписывая пируэты шваброй, нараспев проговорила бабуля-уборщица.

– Спасибо, извините, я просто задумался. Подскажите, кардиохирургия на каком этаже? – надевая бахилы, спросил монах.

– На пятом, милай.

Лифт быстро и совершенно бесшумно поднялся на пятый этаж. Андрей размышлял о событиях последнего времени. С тех пор как он погрузился в монастырскую жизнь, она стала изменять не только его, но затронула и близких. Любимая девушка – Елена, считавшая Андрея штабным служакой, и уже планировавшая свадьбу, пребывала в состоянии: «ничего не понимаю» после ухода будущего мужа в монастырь. Она даже не требовала объяснений. Сама мысль о том, что она настолько плохо знала кандидата в мужья, пошатнула ее уверенность в себе и правильном восприятии окружающего мира вообще. Чтобы справиться с этим, ей понадобилась помощь профессионального психолога. Все это было его жизнью? Даже если (чисто гипотетически) объяснить, ей что она часть его легенды, ей легче не будет, а психологу работы добавится.

Со своей племянницей, Кариной, Андрей общался редко, и считал ее взбалмошной девчонкой, а вот ее мать, Светлана, сестра Андрея была для него как «Платоновская половинка», близка и понятна как левая рука, если можно так выразиться. Они могли не общаться месяцами, но при первой необходимости приходили на помощь друг другу. Поступок, побуждение и невидимое глазу движение души половинки были понятны как свои собственные. При встрече, сколько бы ни длилась разлука, общались легко, доверительно, и это доверие было полным со стороны сестры. Нарушая все инструкции, Андрей посвящал ее в некоторые подробности своей службы и был бесконечно рад, что она не задала ему неудобных вопросов, отвечая на которые приходилось бы врать.

Муж Светланы не перестал ревновать ее к брату даже после его ухода в монастырь. Эта ревность могла бы продолжаться и после смерти Андрея, потому что не имела отношения к телу, а только к желанному, но недосягаемому для мужа допуску к внутренней жизни и какой-то безусловной любви. Сколько бы тот не ругал себя, внутренне не одергивал, все равно не мог отделаться от навязчивых ревнивых мыслей, возникавших чаще всего после близости с женой, и чем больше наслаждения доставлял секс, тем мучительнее приступ ревности: «Вот молчит, гладит меня по руке, а о чем она думает? Братец, небось, такой вопрос никогда не задаст, знает, или она ему сама все свои мысли на блюдечке с голубой каемочкой выкладывает. Что же это за мучение такое, ну чем я хуже? Вот, в монастырь ушел, спрашиваю ее, а она молчит, улыбается и плечами пожимает. Ну, а глаза какие у нее становятся, когда она на него смотрит или говорит о нем. Разве она не должна любить только меня и делиться со мной своими печалями и радостями? Кажется, убить его готов. Только вряд ли это поможет, будет вздыхать, оплакивать и говорить о нем каждую минуту. Кто же это выдержит?».

Этот любовный треугольник никогда не позволял расслабиться его катетам и гипотенузе, держал троицу в тонусе. Теперь племянница нуждалась помощи, сестра в поддержке, а зять в трех килограммах тертой моркови, говорят, лучшее лекарство от ревности.

Широко шагая, почти бегом, что не соответствовало монашескому облачению, брат Андрей продвигался по коридору, в конце которого сидели два человека около двери со светящейся надписью «Кардиореанимация». Они обнимали друг друга и тихо раскачивались. Андрей подошел к ним и встал на колени около сестры.

– Скажи мне все, – сказал монах, тоном профессионального гипнотизера, глядя в глаза Светланы, залитые слезами.

– Во время операции сердце останавливалось дважды. Сейчас они борются за ее жизнь, состояние критическое. Карина перед операцией очень хотела тебя видеть, звала тебя, пока бредила. – Послушно ответила она.

– Пойдем, а ты Саш, здесь будь.

Увлекая за собой Светлану и быстро подойдя к посту медсестры, Андрей наклонился к уху дежурившей девушки, шепнул несколько слов.