– Возможно, вы правы. Но это ничего. Это пройдёт. Я владею ситуацией. Однажды все станет лучше.
– Вы так себя обнимаете – вам холодно?
– Наполовину. Вы меня извините, Лев, может, у вас какой-то особенный чай, но я смущаюсь, когда вы смотрите на меня. Как будто знаете обо мне больше меня самой.
– Вы правы – дело в чае… значит, на вторую половину вы замёрзли?
– Немного. Я одета не по погоде.
И, действительно, под шерстяным пальто на ней была тонкая льняная блузка. Я достал из шкафа самую тёплую шерстяную кофту, которая у меня была. Для тонкой фигурки Веры она была слишком большой и смотрелась забавно. Кисти ее рук потерялись где-то в рукавах, и она держала кружку через ткань. Потом одна кудрявая прядь упала ей на лоб, и Вера принялась дуть на неё, пытаясь убрать. Через время я заметил, что она стала все больше упираться подбородком в ладонь и сонно прикрывать глаза.
– Вам нужно поспать. Ложитесь на кровать.
– А вы?
– Я устроюсь на кресле, оно раскладывается.
Когда я уже готов был пожелать ей спокойной ночи, озноб вновь дал о себе знать, и дрожь пробрала все мое тело. Вера тут же это заметила и стянула с себя кофту.
– Возьмите.
– Не стоит. Пустяк.
– Я совсем не хочу смотреть, как вы дрожите.
– Вера, я прошу вас…
– Будь по-вашему. Тогда сядьте рядом.
– Это ещё зачем?
– Сядьте.
Один край материи она набросила на мое плечо, другой – на своё.
– Вообще-то можно пойти более простым путём и накрыться одеялом.
– А вы накройте нас.
Тепло окружило меня со всех сторон, и я не заметил, как уснул. Перед тем, как я провалился в забытие, я чувствовал на шее тёплое дыхание Веры, которая тоже пыталась согреться.
Глава 6
Я заболел. Ничего безалабернее и придумать было нельзя. Очевидно, заразился от Юрского. Глупо… глупо… столько дел… Больные, операции, двое на консультацию, а что же завтра? Кажется, поднимается температура… А если у того с диафрагмальной грыжей она тоже поднялась? Я не могу их оставить, подвести…
Каждый открытый участок тела болезненно реагировал на соприкосновение с простыней. Я даже подумал, что вся кожа разом с меня слезла. Горло изнутри по ощущениям напоминало наждачку. Потом мне показалось, что в кровати стало слишком просторно. Открыл глаза и обнаружил – Веры рядом не было. Вдруг захотелось скулить от тоски. Мне остро потребовалось, чтобы кто-то в такой момент был рядом со мной. Было начало шестого утра. Куда она пойдёт… ещё слишком рано, да и темно… а если кто-то пристанет?
Я решил измерить температуру и вновь уснул, пока ждал – прошло ещё около часа. Столбец ртути добежал до отметки тридцать восемь градусов. Больших усилий мне стоило доползти до телефона и набрать Жору:
– Заболел? Ну, ты даёшь! А я ещё вчера заметил, что ты был какой-то вялый. Оставайся дома, конечно, нечего заразу по больнице разносить – там своего хватает. Больничный потом откроешь, а сегодня я подстрахую.
– Спасибо тебе, спасибо.
Ещё несколько раз я проваливался в краткий и беспокойный сон. Мне все время казалось, что Поплавский и Фурманша с дикими танцами пляшут вокруг и стучат чем придётся у самого моего уха. Поэтому, когда последняя действительно стала тормошить и звать меня, я лишь поглубже спрятал лицо в подушке.
– Лев Александрович, проснитесь наконец! Лев Александрович!
– Чего вам?
– Совсем мне худо. Живот ночью как прихватило! Я еле утра дождалась – как намучилась! Болит, что сил нет, тошнит и температура поднимается. Вы посмотрите, пожалуйста.
Она совсем не была озабочена тем, что с виду ее сосед напоминал лужу и еле держался на ногах. Я уточнил, с какой стороны болело, и Фурманша указала на правую половину. Но осмотр затянулся – трудно было даже слегка коснуться ее подреберья – она сразу жалобно охала и пыталась оттолкнуть меня.
– Евдоксия Ардалионовна, вы тратите своё же время, – наконец она угомонилась.
– Посмотрела бы я на вас, будь вы на моём месте! Что там со мной?
– Точный диагноз можно поставить только в больнице, но я подозреваю острый холецистит.
– Так сопроводите меня – я больше не вынесу этой боли!
– Как бы мне ни хотелось, не могу. Я заболел и отвратно себя чувствую. Попросите Максима Никифоровича сопроводить вас.
– Вот и полагайся после этого на врачей! – почти кричала разъяренная женщина, – Ваш прямой долг беспокоиться о моем благополучии!
На ее крик прибежал Поплавский, за ним в комнату вошёл Юрский.
– Что происходит?
– Евдоксии Ардалионовне надо в больницу. Максим Никифорович, берите такси и поезжайте с ней. Я свяжусь с Георгием Гуськовым и попрошу, чтобы тот срочно вас принял.
– Вы думаете, у меня денег полно? Конечно, вы-то, взяточник, сами наверняка только на такси и разъезжаете!
– Прикуси язык, язва, – прошипел я ему, отведя в сторону, – будь добр насобирать из своего загашника полрубля. Ты что думаешь, скупердяй несчастный, я не догадываюсь, что ты со своих карт с десяток рублей за день заработать можешь? Если метишь на ее жилплощадь, так и раскошеливайся. А то я быстро найду дорогу до милиции и припомню, что ты аферист и по фальшивым документам здесь проживаешь.
– Вот ты контра еврейская…
– Лев, все в порядке? – подошёл Юрский.
– В полном. Максим Никифорович, в больнице представитесь внуком. Сейчас вернусь.
Жора удивился, когда я снова набрал его. Услышав про Фурманшу, он совсем не возмущался и довольно спокойно согласился принять ее. Но даже эта странность мне была уже безразлична – я хотел, чтобы меня оставили в покое. Вскоре я смог вернуться в свою комнату и насладиться тишиной, но там обнаружил Марка Анатольевича.
– Вы молодцы, что даже с такими людьми не теряете самообладания. Я бы давно вышвырнул эту наглую морду.
– Это моя работа.
– Вы еле стоите. Простите, это я вас заразил. Не стоило возиться со мной. Лягте скорее, что же вы?