Большое богатство

– Эту мы уже слышали! – возмущённо буркнул дядя Моффат.

– Они всегда немного повторяются, ты же знаешь, – сказал дядя Генри. – Достаточно. С хлопушками покончено. Все ешьте свой суп.

И все стали есть. Руперт заметил, что у каждого из Риверсов на голове была теперь бумажная корона из хлопушек, поэтому и он надел свою корону и тоже принялся есть. Суп был вкуснее всего, что Руперт когда-либо ел. В нём было много сливок, картошки и ещё чего-то незнакомого. Мальчик быстро и беззвучно черпал ложку за ложкой и закончил раньше всех. Он бы с удовольствием съел ещё, но как только он доел, Биллингстон малозаметным движением руки тут же убрал тарелку.

Ожидая, пока доедят остальные, Руперт стал разглядывать свой сувенир из хлопушки. Это была небольшая колода карт в пластиковой плёнке.

– Что мне с этим делать? – тихонько спросил он Тургида, хотя шептать не было никакой необходимости: все ели, разговаривали, пили вино (взрослые) или коктейль из апельсинового сока с гранатовым сиропом (дети)[3 - Этот коктейль называется «Ширли Темпл».], и в комнате было по-праздничному шумно.

– Понятия не имею, – пожал плечами Тургид.

– А ты что со своим сувениром сделаешь? Да, а что тебе досталось?

– Хм, похоже на брелок для ключей, – сказал Тургид. – Обычно они валяются среди прочей рождественской ерунды и мусора, а затем куда-то, не знаю куда, исчезают. Наверное, их выбрасывают. Эта дребедень из рождественских хлопушек никому не нужна. Каждый год одно и то же скучное грошовое барахло. Но что поделаешь, это ведь часть Рождества, верно? А у вас что же, в семье на Рождество не бывает хлопушек?

Руперт хотел сказать, что у него в семье и еды-то нет, хотя это и не вполне верно, ведь есть же рождественская корзина. Пусть курицы на всех не хватает, но что-нибудь из корзины достаётся каждому. Прочая еда в корзине была из продуктового банка[4 - Продуктовый банк, он же пищевой или продовольственный банк, – благотворительная организация. Они собирают продукты от магазинов или людей, упаковывают их и через сеть других благотворительных организаций раздают нуждающимся.], а это в основном такие продукты, которые люди обнаруживают забытыми у себя в шкафу и, удивившись, зачем только их купили, в конце концов кладут в коробки продуктового банка. Там было много копчёного осьминога, нута с халапеньо и тому подобных консервов, но, Бог свидетель, Брауны против них ничего не имели. Они были только рады съесть продукты, купленные стилвилльцами по ошибке.

– Нет, у нас не бывает рождественских хлопушек, – признался Руперт.

Если уж Тургид не сообразил, что у того, кто не может позволить себе зимние ботинки, нет денег на хлопушки, Руперт не допустит бестактности, указав на его промах. Руперт даже не был уверен, что Тургид заметил, что на нём не было ни пальто, ни ботинок. Руперт начал задвигать маленькую колоду карт под свою хлебную тарелку, как вдруг заметил, что на ней лежит булочка. Съев булочку, он увидел кусочек масла, закинул его в рот целиком, и масло растаяло на языке, одарив чудесным вкусом. Он никогда не пробовал масла. Единственный жир, который бывал у Браунов на столе, – это маргарин. Маргарин Руперту нравился, но масло оказалось чем-то просто неземным. И всё это время его не отпускала мысль, что, раз Риверсы выбрасывают праздничные сувениры, возможно, ничего страшного, если он возьмёт свой. И вообще, может, ему удастся собрать все сувениры, прежде чем их выбросят, и забрать домой. У него никогда не было игрушек, да и у его братьев и сестёр тоже. Поэтому он тихонечко накрыл колоду ладонью, сдвинул руку к краю стола и уронил в другую ладонь. Он сунул карты в карман спортивных штанов Тургида, чтобы потом переложить в собственные штаны.

По завершении секретной операции Руперт поднял глаза и увидел, что дядя Генри задумчиво разглядывает его. Руперт покраснел. Лицо его побагровело, и мальчику показалось, что оно, наверное, стало цвета баклажана. Лицо заполыхало, и Руперт подумал, что, наверное, скоро сгорит со стыда в прямом смысле. Он быстро перевёл взгляд на свою тарелку, а когда наконец рискнул поднять голову, увидел, что задумчивое выражение с лица дяди Генри исчезло. Он подмигнул Руперту, повернулся к Сиппи и начал ей что-то рассказывать.

Попасться с поличным было ужасно. Руперт был убеждён, что сделал именно то, чего ждали от бедного мальчишки из дурной половины города, и его переполняли стыд и сожаление, однако в этот момент унесли последние суповые тарелки и миссис Повар начала подавать такое разнообразие блюд, что смущение Руперта смело возбуждением. Никогда в жизни он не видел и даже не нюхал подобной еды. Этот обед и для того, кто хорошо питался, был из ряда вон выходящим, а тому, кто перебивался жидкой овсянкой и кухонными отходами, он показался до невероятия поразительным. Тут была и жареная говядина, и картофельное пюре, и жареная картошка, и йоркширский пудинг, и мясная подлива, и кнедлики, и морковь, и кукуруза, и бобы, и стаффинг[5 - Запеканка из хлебных крошек с овощами, изначально использовалась как начинка индейки, а затем превратилась в самостоятельное блюдо.]. Тут был и клюквенный соус, и желе из морошки, и солёные огурчики, и маринованные корнишоны, как с острым перцем, так и с шоколадом. Тут было и сырное суфле, и суфле из шпината, и запеканка из кукурузной муки. Тут было такое разнообразие еды и в таком количестве, и её передавали друг другу с таким проворством, что не успел Руперт опомниться, как у него на тарелке выросла гора.

Оставшееся время он сидел молча и сосредоточенно и целеустремлённо ел, чувствуя себя медведем перед зимней спячкой. Ему нужно набрать вес на всю зиму. Это на январь, думал он, беря ещё картошки. А это на февраль, думал он, накладывая в тарелку говяжьих рёбрышек и поливая их подливой.

Под конец ему было слегка нехорошо, но только он съел последний кусочек – тарелку у него сразу забрали и внесли десерт: рождественские пирожки с сухофруктами, яблочные пироги, вишнёвые, шоколадные и банановые. Тут были и печенья, и фланы[6 - Пирог из песочного или слоёного текста с нежным кремом, напоминающим пудинг.], и эклеры, и кексы. Тут были пудинги. Тут были фрукты. Тут был сыр.

Но Руперт с болезненным разочарованием понимал, что из всех этих яств ему не съесть ни кусочка. Он был сыт по горло. Он чувствовал, что еда буквально заполнила весь пищевод, грозя подняться обратно в рот. Больше ни для чего места не было, совсем не было.

– О, ты должен взять что-нибудь на десерт, Руперт! – воскликнула миссис Риверс через некоторое время, заметив, что он, в отличие от членов семьи, наперебой сметавших сладости, ни к чему даже не прикоснулся.

– Я не могу, – сказал Руперт.

– А нечего было объедаться за обедом, – проговорила Мелани с полным ртом пирога. – Я всё видела.

– Заткнись, – заступился за Руперта Тургид.

– На правду не обижаются, – отозвалась Мелани.

– Руперт может съесть свой десерт после игр, когда все возьмут себе добавки, – предложила миссис Риверс. – Я и сама не голодна. Биллингстон, уберите со стола.

И Биллингстон забрал все тарелки с надкусанными пирожками, печеньями и фланами. А также обёртки от хлопушек и все шутки и сувениры. Он собрал короны, и Руперту, увы, пришлось снять свою. Он надеялся сохранить её для Элизы, но корону бросили в огонь вместе с остальными. На столе не осталось ничего, кроме бокалов.

И тут Руперт в первый раз заметил свой нетронутый коктейль. Ему ужасно хотелось пить. И у него было место для крохотного глотка. Напиток был вкуснейший. Алый, пузырящийся, украшенный засахаренной вишенкой. Как и вся сегодняшняя еда, напиток был превосходный, ничего лучше ему не доводилось пробовать. Руперт едва сдерживал слёзы восторга. Но скоро ему стало не до того, потому что Биллингстон внёс целую гору празднично упакованных подарков и разложил их по всему столу.

Миссис Повар зашла в столовую, чтобы попрощаться. На ней были пальто, шляпка и перчатки, она собралась уходить домой, чтобы отметить Рождество с семьёй.

– Ой, миссис Повар, – воскликнула миссис Риверс, – ваш подарок лежит на буфете.

– Спасибо, – процедила миссис Повар. Каждый год ей казалось, что Риверсы слишком затягивают обед. Она была убеждена, что они делают это ей назло. В руках у неё была большая хозяйственная сумка и два мусорных пакета. Она открыла их и сгребла внутрь десятки подарков от семьи Риверс.

– Я надеюсь, вы найдёте там что-нибудь себе по вкусу, – улыбнулась миссис Риверс и, повернувшись к Руперту, шепнула: – Ей не очень-то нравится то, что мы для неё выбираем. Ну что поделаешь!

Руперт не знал, что и ответить. Кажется, миссис Риверс была к нему расположена, а он к такому не привык. Не то чтобы люди недолюбливали лично его – но одним не нравилась его семья, его, в общем-то, запущенный вид и, как он подозревал, запах (хоть он и старался мыться в ванне так часто, как это было возможно в переполненном доме), другие же не любили его за то, что его братья воровали котов. И те, и другие составляли практически всё население городка, вот он и не привык к тому, что о нём думают хорошо.

Миссис Повар церемонно промаршировала к двери столовой, волоча за собой сумки.

– Да, и ещё, миссис Повар, – окликнула её миссис Риверс. – Если увидите, что кто-то ещё висит на воротах, вы уж сделайте ему поблажку. Сегодня ведь Рождество.

Миссис Повар не остановилась и не обернулась, однако, прежде чем выйти, кивнула.

– Отлично, – дядя Моффат в предвкушении потёр ладони. – «Передай свёрток» для начала?

– Я не знаю, как играть, – Руперт шёпотом признался Тургиду.

– Да это просто, – сказал Тургид. – Из шляпы, которую мы пускаем по кругу, каждый вытягивает листочек бумаги с номером. Тот, у кого номер один, выбирает подарок со стола и разворачивает его. Так же поступает номер два, но номер два может теперь или оставить свой подарок, или обменять его на подарок первого номера. Номер три, в свою очередь, может выбрать свой подарок или обменять его на подарок номер один или номер два. Если твоя очередь прошла, у тебя больше нет права выбирать. Очевидно, лучше всего вытащить последний номер, потому что этот участник может обменять свой подарок на чей угодно. Некоторые призы вполне хороши, но другие ужасны.

– Цель игры – сделать как можно больше людей несчастными, – подхватил дядя Генри. – Не жалей ничьих чувств. Если кто-то получил нечто желанное, меняйся, когда придёт твоя очередь. Отбери это у него. Пусть страдает. Вот вся соль игры в двух словах.

Однако Руперт ничего подобного делать не собирался. Он решил, что будет рад всему, что бы ни выиграл. До сего дня он старался жить неприметно, не вмешиваясь в ход событий и не наживая врагов.

Биллингстон внёс шляпу со сложенными бумажками. Её пустили вдоль стола. Руперт вытащил бумажку и развернул. Ему достался номер четыре.

– Не лучший номер, – понимающе протянула Мелани.

– Но и не худший, – заметил другой Тургид.

Когда перед каждым лежала бумажка с номером, миссис Риверс, которая вытянула первый номер, выбрала и развернула первый подарок. Это был апельсин.

– Ох, похоже, я проиграла, – вздохнула она уныло. – Никто не захочет мой приз. И почему я вечно вытаскиваю маленькие номера? Ведь за все годы, что я играю в эту игру, мне ни разу не выпал хороший номер! Думаю, это подстроено.

– Ты каждый год так говоришь, – сказал мистер Риверс, который вытащил номер два. Он получил подборку книг о Нэнси Дрю[7 - Серия детективов, главный персонаж которых молодая американская девушка, вчерашняя школьница, издаётся с 1930-х гг.]. – Замечательно, – воскликнул он. – Никогда их не читал. Похоже, меня ждёт весьма приятная неделя.

– Если тебе удастся их сохранить, – съехидничал Уильям.

– А тебе это не светит, – убеждённо заявила Мелани. У неё был номер три, и она энергично распаковывала свой подарок – коробку шоколадных конфет. – Так. Я, пожалуй, поменяюсь с тобой на серию книг о Нэнси Дрю, вот спасибо! – И она обежала вокруг стола, чтобы забрать их у мистера Риверса. А ему бросила свои конфеты.

– Я ведь даже не люблю шоколад, – печально произнёс мистер Риверс.

– Возможно, ты предпочтёшь апельсин? – предложила миссис Риверс.

– Размечталась! – отрезал мистер Риверс и стал хмуро смотреть в окно.

– Я люблю шоколад, – с надеждой сообщила Сиппи.

– Вы не можете меняться! – рявкнул дядя Генри. – У вас у обоих был шанс. И уж точно ты не можешь отдать шоколад Сиппи: как ей отлично известно, это против правил. Вам от своих призов не отделаться. Не мухлевать!