«Вот вроде невысокий, щуплый, с бородой, будто позаимствованной на вечер – нелепый, одним словом, но ведь цепляет», – подумала Светлана. Как только Николай, именно так звали парня, начинал читать свои стихи, люди сразу забывали, кто перед ними стоит. Хотелось слушать его, открыв рот. Вот так часто в жизни и бывает, что за скромной, а иногда и отталкивающей оболочкой скрывается хрупкая душа. Раз надорвёшь, два – и живого места на ней не останется…
– Спасибо всем, кто пришёл, – мягкий смущённый голос прервал её мысли, – читать на площади это одно, а вот так, почти глаза в глаза – страшно было, – робко улыбнулся бородач. Он уже дочитал последнее стихотворение и неловко раскланивался на импровизированной сцене.
– А можно автограф? – наперерез медленно утекающим из-за столиков людям кинулась Натали.
Светлана не успела даже моргнуть глазом, а Ната уже трясла перед её лицом всё той же мятой салфеткой, на обратной стороне которой теперь красовался электронный адрес поэта.
– Ветка, – мечтательно вздохнула она, – представляешь, он обещал мне ответить… – девушка уже мысленно составляла сценарий каждого диалога, прописывая реплики так, чтобы у парня не осталось никакого иного выхода, кроме как влюбиться раз и навсегда.
– Представляю, – Светлана улыбнулась уголками губ и обняла подружку, которая светилась от радости, – а теперь давай по домам, а? Спать хочу не могу. И на зарубежку рано вставать.
– Ну пошли, пошли, – всё так же светясь проворчала Натали.
Девчонки уже садились в попутку, когда двери «Паприки» снова распахнулись и пропустили Николая. Он, заметив девушек, помахал рукой и, обернув вокруг шеи зелёный шарф, зашагал в противоположную сторону. Ната снова улыбнулась.
***
Паше снился долгий и выматывающий сон, будто поставленный на репит.
Снова и снова он встречал в общаге девушку с большими наивными глазами и облаком белокурых волос. Она сидела на подоконнике среди разбросанных рюкзаков и пивных бутылок. Ребята, дружно заснувшие после очередной попойки, разлеглись кто где: на диване, в чугунной старой ванне, на полу в кухне и коридоре. Он перешагивал через груды неподвижных тел и не понимал только одного – что здесь делает она?
Девушка улыбнулась так радостно, что ему, окостеневшему в собственном отупляющем безразличии ко всему живому, вдруг до слёз стало светло на душе. Он подошёл к ней и, сорвав с шеи кулон, вложил его в её узкую ладонь. Этот кулон в виде кленового листочка ему подарил в детстве отец. Папы давно уже рядом не было, но деревянная подвеска на кожаном шнурке продолжала висеть на шее, согревая в самые сложные моменты жизни. Пашка рос, крепчал, один шнурок сменял другой, и только подвеска оставалась неизменной. Это была единственная вещь, с которой он никогда не расставался. И вот теперь он отдал его незнакомке. Отдай он ей своё сердце – это значило бы гораздо меньше.
Он проснулся от боли в правой руке, сжимающей кулон. Резные уголки листика впились в ладонь, сжатую в кулак.
03:15
Показали электронные часы, мигая белыми квадратными цифрами. Паша встал, лениво переставляя ноги прошёл на кухню и налил воды, стараясь не разбудить неосторожным движением маму. Остатки сна начали ускользать, теряться, оставляя после себя только белёсый туман, и он уже не помнил, отчего проснулся. Осталось только неисчезающее ощущение потери.
Парень вернулся в кровать и, немного поворочавшись с боку на бок, заснул крепким и здоровым сном.
***
Светка чмокнула Нату в щёку и медленно поднялась в квартиру. Лифт опять не работал. В усталом мозгу перемешались стихотворные строчки, запах Наташкиных духов, редуцированные, сложившие крылья как падшие ангелы, и большие горячие ладони, которые перекрывали все прочие воспоминания о прошедшем дне.
Она налила себе холодной воды из стеклянного графина, покатала её во рту, стремясь согреть перед глотком… За окном тускло горел фонарь, старые деревья отбрасывали корявые тени на проржавевшие ещё лет десять назад качели…
– Город спит… – задумчиво проговорила она, прижавшись лбом к прохладному стеклу.
Глава 2
/найди меня/
Солнце ярко било в глаза, заставляя щуриться и смешно морщить нос. Толпы прохожих неслись по тротуарам огромным непрерывным потоком, сминая ботинками шуршащие жёлтые листья.
Она стояла перед огромной витриной, судорожно сжимая пальцы и не замечая этого. Сквозь оконное стекло местного магазинчика, куда она так часто любила забегать в детстве, чтоб посмотреть на всякие безделушки, Светка увидела его. Маленький резной кленовый листочек из дерева, лежащий в ажурной хрупкой шкатулке на голубой подушечке. Кулон, который видела во сне.
– Возьми его, – он протянул ей шнурок, сдёрнутый с шеи, и вложил в ладони.
– Но…
– Молчи, – парень приложил указательный палец к губам и мягко улыбнулся. Запахло прелой листвой, прохладой и асфальтом, нагретым солнцем. Ей даже на миг показалось, будто он сам пахнет солнцем. Разве могла она теперь, когда полудышащую общагу залило светом от одной его улыбки, не принять подарок? Девушка сжала кулон в ладони и поднесла кулак к груди.
– Тук-тук-тук…Я слышу биение твоего сердца, – он осторожно дотронулся рукой до её щеки.
– Теперь ты услышишь его, стоит лишь закрыть глаза, – она завязала шнурок на шее. Кленовый листочек застыл на груди прямо напротив сердца, – тук-тук… слышишь?
– Слышу…
– Эй, ты, чего застыла истуканом? Людям мешаются, стоят тут без дела. В школу не пора? – вдруг раздался за спиной громкий голос с визгливыми интонациями. Светлана вздрогнула и оглянулась. Перед ней стояла молодящаяся тётка за пятьдесят. Из тех, что могли бы притягивать взгляд своей красотой, но вместо этого мазюкают веки голубыми тенями до самых бровей, красят губы в алый, что вовсе не добавляет им привлекательности, но придаёт возраста и превращает в базарных торговок. Любой другой бы огрызнулся или молча отошёл, не тратя времени на уличных сумасшедших, но Светка всегда боялась доставить неприятности другим, поэтому она извинилась и, бросив ещё один взгляд на витрину, отступила к автобусной остановке. Первую пару она уже пропустила, пора было поспешить, если хотела успеть ко второй.
***
– Он вчера мне написал, смотри, – Ната, не обращая внимания на преподавателя, сунула подруге под нос телефон. Открытый вотсап пестрел голосовыми сообщениями.
– Нат, всё, конечно, круто, но что я должна тут увидеть? – Светка рассеянно скользнула взглядом по экрану и снова уставилась на доску. Ефим Петрович рисовал какие-то круги и треугольники. Стоило ли поступать на филфак, чтобы снова ходить на математику?
– Ай, блин, ты чего такая мороженая, как рыба дохлая? – обиженная Наташка забрала телефон и, открыв фото Коли, мечтательно уставилась на него.
– Я не мороженая, – шёпотом ответила Светлана, – мне просто сон странный приснился.
Девушка до сих пор не могла отойти от этого сна. Там, в этом выдуманном подсознанием мире сновидений она чувствовала себя реальнее, чем в обыденности. Прикосновения того парня до сих пор пламенели на коже, а сердце рвалось на части от счастья и неизбывной тоски, которая почему-то не желала проходить вместе со сном. Хотелось бросить всё, закутаться в одеяло и забыться до утра, снова и снова вдыхая запахи осеннего дня в засранной и пыльной общаге. Снова и снова сидеть на обшарпанном подоконнике и ждать, пока напротив не появятся карие глаза. Снова и снова…
– Так что тебе там поэт наш написал? – спросила Света, выныривая из тягучих спутанных воспоминаний.
–Что-что, раньше надо было спрашивать, – пробурчала Натали, но долго дуться она не умела: на родных обижаться было себе дороже, а посторонние и этого не заслужили.
– Прости, – Светлана потрепала подругу по тёмным коротким волосам.
– Лааадно, – растаяла Наташка, – расскажу, но потом ты мне расскажешь про свой «странный-престранный» сон, лады?
– Лады, только потише говори.
– Да ладно тебе, – хихикнула Ната, – Ефим Петрович всё равно ничего не слышит. Ты лучше собирайся потихоньку, звонок скоро.
– Собираюсь, а ты рассказывай.
– Он мне стих новый показал, посоветоваться хотел, – Ната довольно улыбнулась, как кот, объевшийся сметаны. Её и без того неширокие глаза превратились в тонкие счастливые щёлочки.
– Оу, да вы вышли на новый уровень, – подколола подругу Света, прекрасно понимающая, что любой новый текст – как недавно родившееся дитя, которое так долго вынашивалось под сердцем: любое неловко брошенное слово может его убить.
Прозвенел звонок, от которого у каждого в корпусе на миг в испуге останавливалось сердце, чтобы потом зайтись в сумасшедшем ритме. Натка, закидывая в огромную сумку пенал, тетради и ни разу не открытые учебники, не переставала тараторить.
– Ты меня знаешь, я всяких там Фетов не люблю, да и вообще вся эта муть философская не по мне, то ли дело о любви, – на выдохе протянула Натали, – Но его стихотворение мне понравилось.
– «Но»? Так оно философское что ли? – Светлану улыбнуло сравнение никому не известного Коли с Фетом.
– Оно… – Ната задумалась, – а хочешь, почитать дам? Коля против не будет, наверно, – с сомнением предложила девушка.