Суфии не договаривают до конца: они говорят только, что есть один лишь Бог – и ничего кроме Бога. Они пропускают последние пункты о том, что нет святой книги кроме Корана, и нет пророка кроме Хазрата Мухаммеда. Это оскорбляет ортодоксальных мусульман.
Суфии очень скромные люди, открытые и готовые воспринимать изо всех источников: им не важно, будет ли источником христианство, иудаизм или индуизм. Истина есть истина, и неважно, через какую дверь она войдет в ваше существо.
…В этой деревне фанатичных мусульман ученикам Джуннайда не дали ни приюта, ни еды и не позволили даже набрать воды из колодца. Вокруг была пустыня. Так продолжалось три дня: в других деревнях их принимали так же. Холодными ночами они спали на земле, всю ночь дрожа от холода, страдая от голода и жажды, отвергнутые, осужденные. А в последней деревне их стали бить камнями, и только чудом они спаслись от смерти.
Но мастер продолжал молиться совершенно так же, как и всегда в своей школе: «Как много ты дал нам! Твое сострадание бесконечно! Ты знаешь, как мы бедны: нам нечего тебе дать, кроме благодарности сердца».
Это было уже слишком. Три дня без еды, без крова, холодные ночи в пустыне… Ученики не могли больше этого стерпеть: Джуннайд переходит всякую меру. Они сказали:
– Хотя бы теперь, в такую трудную минуту, оставь эти последние слова молитвы.
– Вы не понимаете, – ответил Джуннайд. – Бог дал нам эти три дня для испытания. Его сострадание бесконечно; он только хотел увидеть, бесконечно ли настолько же наше доверие, или в нашем доверии есть условия и оговорки. Если бы в этих трех деревнях вас встретили радушно, накормили, дали приют, чтобы отдохнуть, – а мусульмане очень почитают паломников, – вы не возражали бы против моей молитвы. До сих пор вы всегда были согласны, и теперь в первый раз Бог дает мне возможность показать, что я благодарен не только в хорошие времена; что бы ни случилось, моя благодарность не поколеблется. Даже когда придет смерть, я умру с этими же словами на устах.
Скромный человек живет в благодарности – в благодарности без оговорок и условий, – и не только к существованию, но к человеческим существам, к деревьям, к звездам, ко всему сущему.
Застенчивость – это одно из проявлений эго. Застенчивость возвели в нечто, достойное чуть ли не восхищения. Застенчивый человек… – в особенности восточные женщины: они считаются грациозными и изысканными, потому что они так застенчивы, – а они застенчивы как раз потому, что застенчивость считается таким достоинством.
На Западе застенчивость в женщинах постепенно исчезает, потому что она больше не в цене. Это просто свидетельство долгой традиции рабства. Современные западные женщины отбросили застенчивость, потому что она была одной из сковывающих их цепей; а для освобождения нужно разорвать все цепи.
В какие моменты вы бываете застенчивы, испытываете смущение? Когда кто-нибудь говорит о вас хорошо, когда кто-нибудь говорит: «Какой ты замечательный», – а вы знаете, что это неправда, что вокруг множество людей куда замечательнее. Но почти каждому из нас рано или поздно встретится тот идиот, который скажет: «Какой ты замечательный!» И тогда приходит застенчивость, смущение, потому что вы знаете, что это неправда, – но это очень приятно для эго.
Можете попробовать: скажите самому безобразному мужчине – или самой безобразной женщине: «Боже мой! В этом мире тебе нет равных. Даже Клеопатра не сравнится с тобой в красоте», – и самая безобразная из женщин не станет спорить. Напротив, она скажет: «Ты единственный, кто способен это постичь…»
Однажды меня исключили из колледжа… Меня исключали из многих колледжей и многих университетов. В этом смысле я очень богат: никто не числился в стольких колледжах и в стольких университетах. В городе, где я жил, было двадцать колледжей; пришло время, когда меня не хотели принимать ни в один из них.
Я спрашивал директоров:
– В чем же проблема?
Они отвечали:
– Проблема не в тебе. Безусловно, нельзя сказать, чтобы проблема была в тебе. Хотя тебя и исключили из всех остальных колледжей, это не потому, что проблема в тебе, а потому, что ты ставишь преподавателей в такое положение, что они увольняются один за другим. Тебя ни в чем нельзя упрекнуть, потому что ты задаешь вопросы только по существу. Но преподаватели не могут на них ответить и поэтому чувствуют себя униженными. Мы не хотим беспокоить преподавательский состав.
Остался только один колледж, и я подумал, что на этот раз лучше не идти напрямик, а поискать какие-нибудь обходные пути. И вместо того, чтобы обратиться в дирекцию колледжа, я стал наводить справки о директоре, о его характере: что он любит, чего не любит. Я выведал о нем все возможные сведения из всех возможных источников. Мне сказали:
– Он очень религиозный человек. Каждый день в четыре часа утра он будит всю округу… потому что он очень тучный, очень толстый и поклоняется Матери Кали Калькуттской; он поставил дома большую статую, сделал себе храм, и каждое утро ни свет ни заря он начинает молиться, то есть вопить во все горло. А он может выступать без микрофона перед десятитысячной толпой, единственный во всем городе. И от собственного голоса он входит в такой раж…
– Это то, что нужно, – сказал я.
Утром, ровно в четыре часа, я пришел к директору домой. Он сидел в своем храме – обернувшись небольшим куском ткани, почти голый, – и без передышки кричал: «Джай Кали, Джай Кали, Джай Кали…» Эти слова значат: «Победу Богине-Матери!»
Я сел в уголке и тоже стал кричать: «Джай Кали!» Он оглянулся: впервые он встретил сподвижника. Я так кричал, что чуть не надорвался; я-то не могу выступать без микрофона. Но нужда была крайняя…
– Ты кто? – спросил он.
– Преданный Богини-Матери Калькуттской, – ответил я. – Но моя преданность мала, ваша преданность велика. Я пришел лишь для того, чтобы сесть у ваших ног, потому что вы единственный религиозный человек во всем этом городе.
– Ты первый человек, который меня понял! Все соседи только жалуются на меня в полицию, а коллеги по работе думают, что я не в своем уме.
– Эти дураки не стоят внимания, – сказал я. – Человек любви, человек сердца объявляет вас величайшим преданным Матери Кали. Вы самый духовный человек, которого я встретил в своей жизни.
Тогда он спросил:
– Что я могу для тебя сделать?
– Сущую безделицу… – сказал я. – Мне бы хотелось поступить в ваш колледж. Хотя в городе двадцать других колледжей, я не хочу учиться ни в каком другом колледже, если у меня есть возможность пребывать в лучах вашей духовной благодати.
– Считай, что ты уже принят, – ответил он. – Тебе остается только прийти и подписать документы. Я назначаю тебе стипендию, а если ты захочешь поселиться в гостинице, с тебя не возьмут денег. Первый раз в жизни я встретил человека, который меня понял. Даже моя жена, даже мои дети – все считают меня ненормальным.
Я пришел в его колледж, и он торжественно встретил меня у ворот. Преподаватели и студенты не могли поверить своим глазам. Он привел меня к себе в кабинет и сказал:
– В этом колледже для тебя все будет бесплатно. Но когда стало известно, что ты зачислен… Тебя все боятся, точно так же, как и меня. В общем, у меня есть только одно условие… Потому что я не хочу тревожить преподавательский состав – а все преподаватели против тебя, точно так же, как и против меня, все они нерелигиозные люди, материалисты – словом, прости меня. Только одно условие… ты не должен посещать лекций.
Я сказал:
– Меня не интересуют лекции. Можно ли мне посещать храм?
Он обнял меня и сказал со слезами на глазах:
– Ты так молод, а у тебя уже такое чистое сердце. Двери моего храма всегда будут открыты для тебя. Я их запираю из страха, что соседи разрушат статую. Но тебе я дам дубликат ключа, чтобы ты мог приходить когда угодно. Запирай дверь изнутри и ни о чем не беспокойся, даже если снаружи соберется целая толпа. Такие преграды всегда встречаются на пути духовного искателя.
– Будьте спокойны, – заверил я директора.
До самого окончания колледжа я так и не посетил ни одной лекции. Когда уезжал в другой город, чтобы поступить в аспирантуру, я подумал, что лучше всего сказать ему правду. Я пришел к нему в храм и сказал:
– У меня тяжело на сердце; я хочу сказать вам правду. Вы говорили, что я вас понимаю, что я единственный человек, который вас понимает. Простите меня, но я тоже вас не понимаю… и я совершенно уверен, что у вас шарики заехали за ролики.
– Что ты такое говоришь! – сказал он.
– Я закончил колледж, и теперь я могу говорить открыто. Это была простая взятка, духовная взятка.
Но когда я говорил ему: «Вы величайший духовный человек, которого я встретил в своей жизни», – даже этот огромный, тучный толстяк выглядел смущенно, застенчиво. Это только эго, играющее в очередную игру.
Человек без эго никогда не испытывает застенчивости или смущения. Если вы скажете ему нечто, не соответствующее истине, он сам же это опровергнет. Он хочет, чтобы его видели в самом подлинном свете.
И последнее – «вызванная страхом замкнутость». Все это разные проявления эго: ложная скромность, застенчивость – когда ты прекрасно знаешь, что тебе говорят неправду, – и последнее: когда ты прячешься, замыкаешься в себе от страха. Страха не чувствует никакая другая часть тебя, только эго, – потому что это единственное, что в тебе есть ложного и что должно умереть. Ни твое тело не исчезнет, – оно только вернется к составляющим, из которых возникло, – ни твое сознание не умрет. Оно продолжит свое путешествие к высшим уровням и формам выражения или, может быть, в конце концов исчезнет во вселенском сознании.
Но это не смерть. Сознание расширяется, теряет границы, становится огромным… бесконечным и вечным. Это не утрата. Единственное, что должно умереть и что всегда умирает с каждой твоей смертью… Тело распадается на материальные составляющие, сознание входит во вселенское сознание или переходит в новую форму сознания… Единственное, что умирает вновь и вновь – эго. И коренная причина твоего страха – в эго.
Человек, не имеющий эго, не имеет и страха.
Может быть, для того, кто задал этот вопрос, различия между скромностью, застенчивостью и замкнутостью в себе от страха существуют только на интеллектуальном уровне. Для меня эти различия не интеллектуальны; это мой опыт. В тот день, когда исчезло мое эго, я открыл скромность совершенно нового рода. Я нашел, что застенчивость бессмысленна; я никоим образом не прячусь и не замыкаюсь в себе от страха.
Это может стать также и твоим опытом, – и пока это не станет твоим опытом, одного интеллектуального понимания будет недостаточно. Медитация может помочь тебе избавиться от эго, и все эти три вещи исчезнут. Но в бессознательном состоянии очень трудно отличить истинную скромность от поддельной.
Один человек сказал мне: «Я не только не знаю, что принесет мне завтрашний день, но еще не уверен до конца и в том, что мне принес день вчерашний».
Мы все живем как сомнамбулы, которые ходят во сне. Наше сознание так поверхностно, а бессознательное так глубоко… Все наши поступки исходят от бессознательного; все наши решения исходят от сознания. Вот почему наши решения и поступки никогда не совпадают. Вы говорите одно, а делаете другое – из-за глубокой внутренней раздвоенности.