О дарах и тракторах

О дарах и тракторах
Прокоп Сметанин

В деревне Большие волнушки произошло удивительное событие, разделившее жизнь сельчан на до и после.

Прокоп Сметанин

О дарах и тракторах

«…всему виной этот трактор проклятый! На роду ему писано не своей смертью почить! То ураганом дерево в кабине окна вышибет, то молния проводку спалит, а нынче вон какая напасть приключилась… ничему скотину железную жизнь не научила. Так и помер необразованным…»

Отрывок из интервью Герасима областной газете.

Ночь в деревне Большие волнушки стояла тихая. Впрочем, обычная для такой глуши. Луна, взяв на себя роль ночника, бережно бросала отражённый свет на уникальную архитектурную композицию русской деревни, из которой доминантой среди видавших свои лучшие годы изб и наскоро сколоченных туалетов выделялся большой деревянный амбар Елисеича. Всё в православной глубинке напоминало четыре столпа философии Будды: «Жизнь есть страдание», «Причина им – наши желания и привязанности», «Избавление от них есть избавление от желаний и привязанностей» и четвертая истина указывала путь к просветлению. Путь, на который старожилы Больших волнушек вступили много лет назад, освободившись от обременительных ценностей цивилизованного мира, вроде асфальтированных дорог, гостиниц, кафе и надобности чистить зубы по утрам. К последней отнеслись с наибольшим осуждением. Лишь изредка лай дворовых собак, пробудивших инстинкт праотцов заглушал беззвучную мелодию захолустной идиллии. Но в эту тихую ночь тревога поставщиков шерсти для поясов от радикулита была не напрасной.

Около 3:45 в небе вспыхнула новая звезда. Вспышка оказалась столь яркой, что человеку с богатым воображением могло показаться будто сам Господь Бог решил запечатлеть деревню на гигантский фотоаппарат. Вдруг нечто продолговатое украдкой скользнуло вниз, оставив позади себя разряженный след и, словно запущенный пращей снаряд, угодило в заднюю стену амбара Елисеича. Окажись деревенская постройка кораблём, пусть даже исполинским авианосцем «Адмирал Кузнецов», она непременно пошла бы на дно, лишив военно-морские силы РФ боевой единицы (в буквальном смысле). Благо амбар уже давно находился на социальном дне, нуждаясь в ремонте с 1973 года, отчего со всех сторон его подпирали толстенные балки, не давая живому свидетелю космической пионерии окончательно развалиться на части.

Взрыв свидетельствовавший о прибытии иноземного артефакта мало чем потревожил крепкий здоровый сон сельчан, законно отдыхающих после трудового дня. Лишь заядлый охотник Игнат Савушкин, услыхав хлопок, с трудом приоткрыл глаз, но, вспомнив, что до начала осеннего сезона ещё месяц, прикрыл его обратно, выругав про себя браконьеров, бьющих водоплавающий молодняк ни свет, ни заря. В целом всколыхнувшее всё астрономическое сообщество мира явление прошло для жителей Больших волнушек не значительнее, чем выборы президента Уругвая.

Утро. Едва блеснули музыкальным талантом первые петухи, как в дверь Фёдора Елисеевича постучали пудовым мясистым кулаком.

– Кончай дрыхнуть! Отворяй ворота, я за трактором пришёл.

Тракторист Герасим отличался хорошей памятью, если чего одалживал, так непременно требовал вернуть ему в срок в целости и сохранности. Жаль, это несокрушимое правило работало только в одном направлении.

– Угомонись ты, иду я иду!

Протерев глаза и тем покончив с утренними водными процедурами, Елисеич (так в деревне именовали Заболотного Фёдора Елисеевича), в прошлом инженер атомных электростанций, а ныне рыбак и продавец дикоросов, нехотя слез с кровати и лениво зашаркал в сторону двери.

Одет Елисеич был в засаленную тельняшку с длинным рукавом, до того выцветшую на солнце, что определить по цвету полос принадлежность белья к роду войск могла разве что военная экспертиза. Дабы не выглядеть неопрятным, Елисеич заправил тельняшку в синие рейтузы, чьи колени, вытянув шею, смотрели вперёд с надеждой высматривая счастливое будущее ещё со времён СССР.

В деревне тельняшка с рейтузами являлись универсальным гардеробом любого уважающего себя мужчины, совмещая функции нижнего и верхнего белья. В них он мог спать, есть, шуршать по хозяйству и при этом без стыда выйти в свет, посетив сельский ДК.

Находясь при параде, Елисеич открыл входную дверь.

– Цел?

– Чего ему станется.

Сердечные переживания о тракторе, или со слов Герасима – «кормильце» подкреплялись тем фактом, что сегодня у него наклёпывалась халтура «дальневосточного масштаба». Так тракторист именовал шабашки заработком в две тысячи рублей и свыше.

Елисеич переехал в деревню более двадцати лет назад и за этот срок за ним закрепился авторитет человека слова. Народ знал: если бывший инженер сказал, значит и делу быть. Оттого заверения о невредимости транспортного средства опрокинули ушат валерианы на неуспокоенную душу сельского тракториста. Благая весть сотворила из Герасима ещё более словоохотливого собеседника. Стесняться ему было нечего, он в отличии от Елисеича по части слов авторитетом не значился.

– Звонит мне значит с утра пораньше глава наш, береги Господь его светлую голову, Савелий Брониславович и заявляет…

Его эмоциональную речь перебил хозяин дома, дуплетом высморкавшись в полотенце. Он пристально оглядел предмет банного обихода и оценив полотенце пригодным к эксплуатации, швырнул на бельевую верёвку. После чего с высочайшим профессионализмом накрутил на голые ступни байковые портянки и принялся обувать тяжёлые кирзовые сапоги.

Попутно был проглочен кусок чёрствого хлеба и залпом выпит стакан колодезной воды.

– …ты, говорит, Герасим, заработать хочешь? У меня дома три голодных рта, на вопрос «заработать?» всегда один ответ. С области работёнку подкинули, говорит, деньги хорошие обещают, им позарез как трактор нужен, а у нас на деревне я по этой части сам знаешь – монополист…

С этими словами Елисеич молча выволок рассказчика во двор и поволок за собой в направлении деревянного амбара.

– …но я как про областных услыхал – сразу зарёкся. Надо, думаю, у главы истинную цель найма моего «кормильца» уточнить, а то интеллигентам городским ни разу руки в мазуте не измаравшим, что культиватор, что кормоуборочный комбайн всё одно – сельскохозяйственная машина! А какой у неё тяговый класс, дорожный просвет, размеры шин, колея, эксплуатационная масса, удельный расход топлива и главное душа – этим атеистам интересно в последнюю очередь.

По части тракторов Герасим был истинным знатоком, он так бахвалился знаниями о тракторостроении, что не упускал возможности упомянуть о том в разговоре. Даже если вам вздумается завести с ним диалог о погоде, он вывернет беседу так, что во главе внезапно окажется трактор. – «Славный денёк, Герасим!», – «Да, самое время покопаться в движке трактора»; – «Говорят нынче окунь клюёт», – «Это что, я знаю места где плотва косяками гуляет, но туда без трактора не добраться»; – «Слыхал, в сельпо продукты подвезли?», – «Ясное дело! Это же я на тракторе калымил». Возможно он делал это неосознанно, но факт оставался фактом. Однажды агроном Феодосий Христофорович решил эмпирическим путём проверить гипотезу, выбрав для общения тему о собаках. Первым, что вспомнил Герасим, оказался случай, как он на днях едва не переехал трактором соседского пса.

Увы, рядом со скупым на слова Елисеичем любая тракторная симфония моментально глохла, не успев сдвинуться с места.

Дойдя до назначенного места, хозяин деревенской доминанты сунул руку под одиноко стоящий у дверей ящик, не боясь раскрыть тайник, о котором и без того все знали, вынул латунный ключ.

Городская привычка закрывать двери на замок в деревне не приживалась, местные прекрасно понимали: если дверь подпёрта поленом, или другим попавшим под руку предметом, значит хозяина нет дома, а стало быть нечего туда соваться. Амбарный замок Елисеича не исключение, не лающий-не кусающий сторож скорее являлся данью забытой традиции вешать замки на складские помещения, чем призывом не доверять односельчанам.

– «Савелий Брониславович», – перебиваю я главу, – «Под какие нужды им мой трактор понадобился?», – «Ерунда», – говорит он. – «Камень какой-то из земли достать, да по ухабам до развилки довезти», – оптимистично подытожил Герасим. – Дальше сами справятся. Там щебёнка начинается, раздолье для «брюхотёрок». Человек из области обещался к обеду быть, только на чём он после ливней вчерашних по грязи добираться будет, одному Богу известно.

С этими словами амбарная дверь, тяжело скрипя, распахнулась, и в лица двух односельчан ударил яркий луч света.

– Етить твою… налево, украли! – Не удержался от бранного замечания тракторист, обнаружив отсутствие у амбара задней стены.

В воздухе плавали поднятые ударом космического тела частицы пыли, кружась в диком хороводе от образовавшегося сквозняка. Внутреннее убранство амбара напоминало последствия военного конфликта: всюду валялись разорванные трупы лопат, обезглавленные черенки граблей, лужи пролитого на землю обезжиривателя и горы гильз ржавых болтов, гаек и прочей мелочи, обычно расфасованной по кофейным банкам.

Отсутствие транспортного средства было очевидным.

Солнце продолжало жгуче слепить глаза, приветливо заглядывая через восточную сторону разрушенного строения. Прищурившись, тракторист вбежал внутрь, устремив внимание на противоположную стену. Он вбил себе в голову, что трактор угнали недавно, и если он поднажмёт, то успеет догнать нерадивых угонщиков.

В деревне похитить транспортное средство могли лишь две категории людей: мужики под градусом, допившиеся до состояния героического подвига и мужики, сильно не достигшие совершеннолетия. На последних ложились главные подозрения.

У мальчиков, как у особого вида представителей HomoSapiens, имелась патологическая тяга к хаосу. Можно с уверенностью сказать: их день прошёл зря, если сегодня они чего-нибудь не поломали, не открутили, не разбили или не протащили за хвост кого-то более волосатого, чем они сами. Мальчики, в особенности маленькие мальчики – истинные демоны разрушения. Удивительно, но девочки (будем честны не все) в своём поведении совершенно им противоположны, хотя и те, и другие на завтрак едят одинаковые крупы.

Обуреваемый гневом отмщения, Герасим помчался вершить правосудие.

Елисеич, как ни в чём не бывало, остался стоять на месте.

– Любопытно… – нарушил он обет молчания, почесав щетинистый подбородок.

В его предсказуемом укладе сельской жизни, неожиданно образовалась десятиметровая брешь. Мечта спокойно дожить дни в глуши русской глубинки унеслась прочь подобно соцветиям одуванчика, подхваченным шквальным ветром. Усмирив эмоции, бывший инженер атомной станции внимательно оглядел помещение амбара. Учинённое месиво не походило на ограбление: всё имущество осталось в амбаре, правда слегка утратив первоначальный вид.

Тем не менее кто-то здесь похозяйничал. Но зачем кому-то вздумалось снести памятник позднего деревянного зодчества? Может вандализмом занимался не человек? Тогда это многое объясняло. Ответ на вопрос поставил Елисеича в тупик.

– Герасим! – окликнул он своего товарища.

Тракторист остановился. Два шага уберегли его от падения с переломом конечностей и скорой встречей с системой деревенского здравоохранения. Ещё не известно, что из перечисленного страшнее. Перед ним вдруг возникла яма глубиною в полтора роста тракториста, достаточная, чтобы припрятать в ней трактор МТЗ-82 «Беларус». Искать воров не имело смысла, трактор находился здесь. Всё вокруг было усыпано останками тракторных внутренностей. Не трудно понять, что яма являлась усыпальницей для его транспортного средства.

– Ты взорвал моего «кормильца»! – взревел Герасим, обернувшись к стоящему позади Елисеичу. – А я дурак считал, ты завязал с бомбами, трактор тебе свой доверил! Чуяло моё сердце не к добру это… говори зачем взорвал, а ни то я тебя в этой яме похороню!

Владелец на четверть уничтоженного амбара выглядел спокойнее, чем водная гладь в штиль. Вероятно, в жизни ему доводилось сталкиваться и с более разрушительными последствиями.

– Угомонись. – Без всякой политкорректности наглядно объяснил он всю глубину заблуждений тракториста. – Я его не взрывал. Если под бомбами ты подразумеваешь опыты с тринитротолуолом, то это в прошлом. Готов тебя успокоить: трактор никто не взрывал. Тут другое…