Духовная жизнь. Первая ступень: Воцерковление

Можно всю жизнь ненавидеть начальника, соседа, бывшего друга, – того, который был тебе другом, а потом украл у тебя диссертацию, например. Можно прожить с этой неприязнью всю жизнь, а причащение требует: «Хотя (желая) ясти (вкусить), человече, Тело Владычне (…) пёрвее (первым делом) примирися тя опечалившим (примирись с теми, кто тебя обидел)».

Апостол Павел говорит, что, «если возможно с вашей Евр. стороны, будьте в мире со всеми человеками»[51 - См.: Евр. 12:14]. Это очень важная вещь. А все остальное – это дисциплинарные меры. Это примерно так же, как солдаты, например, ходят в форме, а не в чем хотят. Не было бы армии, если бы все ходили, кто в чем хочет, должны быть знаки отличия, некое единообразие. Это нужно по самой природе армии. Нужно застегнуться на все пуговицы и стать в строй.

Христиан можно сравнить с военнослужащими. Мы не махновцы, а регулярная армия. Наши молитвенные усилия – это то, что «застегивает» нас на пуговицы и «ставит в строй». Но это еще не делает нас теми, кем мы должны быть, – настоящими защитниками Отечества.

Горячее сердце и просвещенный разум

Военная служба, если мы продолжаем сравнивать ее с христианством, предполагает некие тяготы и лишения.

Война у нас одна, и каждый сидит в своем окопе. Наша война не против плоти и крови, но против дьявола, то есть властей тьмы века сего, мироправителей, миродержателей, как пишет апостол Павел в Послании к Ефесянам[52 - См.: Еф. 6:12.]. Это война с собой, пропитанным грехом, и с тем, как на тебя действует лукавый (а через тебя – на окружающий мир).

И еще у нас есть общие задачи, например, приходские, общецерковные. Возникла некая общецерковная беда или Церковь, допустим, возвысила свой голос в борьбе с абортами. Значит, твоя позиция не такова, что «меня это не касается, потому что я аборты не делала», или, как мужчина может сказать: «Я вообще аборт не могу сделать, при чем здесь я?» Нет, тут фронт общецерковной борьбы, некое общее движение. Мы будем деньги собирать, к примеру, на открытие христианского радио, или на развитие погибающих от буквальной бедности дальних приходов в каком-то регионе, или на развитие духовного попечения в тюрьмах.

Для членов Церкви это некий общий труд (хотя каждый имеет и свою личную задачу, свой «фронт работ» – себя, свою семью).

Для одного верующего общецерковный фронт великоват, но каждый солдат обязан знать, что общий фронт есть.

Солдат не обязан читать все штабные карты, вникать в детали наступления или обороны, но какую-то общую картину фронта он должен представлять. Нужно понимать, с кем вообще идет война и где, в какой точке фронта ты сам сейчас находишься. Мы, верующие, должны определять общие угрозы, враждебные христианству, общие тенденции жизни, что называется, «понять свое время».

Ведь если, например, человек захочет повторить подвиги того же Симеона Столпника в большом современном городе – Екатеринбурге, или Харькове, или Нью-Йорке, – его нужно будет удержать. Он ничего не понял. Он не знает ни себя, ни времени. С его стороны это будет некое самоубийственное или очень опасное, грозящее духовными увечьями упражнение. Такого человека надо остановить, потому что он не занял место в строю, он не знает, где мы воюем. Или другой пример: прочитал книжку о XVI–XVII веках и думает, что нужно бороться с никонианами, возрождать старый обряд. И вот часто так бывает, что в зависимости от полученной информации человек избирает себе некую духовную практику. Сам сочиняет свое мировоззрение.

Я говорю о духовных людях, тех, которые уверовали в Господа Иисуса Христа, пытаются жить церковной жизнью, как они ее понимают, и стараются приносить плод – жить целостно, полноценно, активно. Они знают, что Христос – Господь, что Он воскрес и что враг наш – дьявол. Помнят слова Господа: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир»[53 - Ин. 16: 33.]. И они решаются дерзать. Однако в силу разных причин: атомизации общества, отрыва от корней, недостатка духовного руководства, информационных атак, отсутствия базового образования, духовного развития – они сочиняют себе свое мировоззрение. Например, кто-то находит идеал в допетровской Руси, пытается возрождать старые обряды, видит для себя в этом смысл жизни и, по большому счету, смысл христианства и Православия. Другой хочет спасаться личными усилиями, смотрит на веру как на частное дело человека, осуществляемое в суете большого города. Он намеренно держится за конкретный приход, близкую ему группу людей, духовенства, ограничивает свою территорию свободы чтением определенных акафистов, совершением паломничеств, даже совершением Иисусовой молитвы – словом, пытается спасаться в своей «личной пустыне». Другие, еще более церковные, могут, например, вести жаркие споры о Типиконе, правильном Уставе богослужения, его продолжительности и понятности языка, частоте Причащения и других аспектах церковной жизни.

Это все дает большую пестроту, ее пугаться не надо. Ведь иногда пестрота естественна, как пестрота разнотравья, но иногда она – лишь свидетельство того, что главное не найдено. Частично подобного рода духовные поиски объясняются у Георгия Флоровского[54 - Георгий Васильевич Флоровский (1893–1979) – православный священник, протоиерей, религиозный мыслитель, богослов, философ и историк.] в «Путях русского богословия». В последней главе он пишет, что, когда исчезают твердые ориентиры, люди их ищут сами. Например, он обсуждает тему раскола XVII века в Русской Церкви. Ведь не старопечатные книги и не обряд как таковой, не хождение посолонь и двоеперстие определили его. Речь шла не более не менее как об антихристе – думали, обряд сменим и антихриста примем. Антихрист – главная тема раскола.

И во многих других ситуациях, уже в наше время (тема штрих-кодов, например), опять важной становится эта же тема. Люди пытаются понять ее своим умом, осмыслить свое время в связи с вопросами эсхатологии. Но поскольку это сверхзадача, то, конечно, возникают недоразумения и крайние суждения. Вплоть до бытовых рекомендаций: это не ешь, это не одевай, туда не ходи, с этими не дружи, продай квартиру, брось институт, купи корову и езжай в деревню. Рождается целая практика, и она выглядит вполне аскетично.

Под эту практику даже можно подвести целую теоретическую базу со ссылками на духовную литературу. Но если говорить о конце света, то никто, даже ангелы, не знают, когда он наступит[55 - См.: Мф. 24:36.]. Ты решил для себя, допустим, что конец близок, но вот проходит время, конец медлит и никак не настает. А на последнем запале долго жить нельзя.

Вот аналогия: человеку поставили смертельный диагноз, и он спешит раздать все свое имущество. Повторный анализ диагноз не подтвердил. Что делать дальше? Собирать обратно то, что уже раздал? Будет глупо, если человек начнет говорить: «Отдайте мне чемодан с вещами, потому что я умирать пока не буду!»

Можно сделать что-то яркое, когда на тебя смотрит смерть (или когда ты уверил себя, что смерть на тебя смотрит). Но вдруг она не смотрит? Или ты потерял в этом уверенность? Еще пример: человек порвал паспорт и выкинул, затем начал странничать. Но ожидаемый конец света так и не пришел, и, получается, надо странничать до смерти. Год постранничать еще кое-как можно, а всю жизнь?

Таким образом, решительные действия требуют очень трезвой головы, очень холодного, просвещенного разума.

Горячего сердца, но просвещенного разума.

Запретить себе столпничество

Как разум просветить, как не запутаться в этом множестве путей и идей? Надо быть сыном или дочерью Церкви. Церковь редко призывает к крайностям, но если уж говорит что-то, то вполне определенно.

Все духовные упражнения, все усилия должны быть направлены внутрь человека

Нужно сдерживать свои поспешные движения и прислушиваться к пульсу времени. Источник знаний – Священное Писание и Предание Церкви, включая и церковную историю. Ведь знания о том, как обманулись спешившие до тебя, – немаловажные знания.

Не нужно, чтобы у нас на приходах плодились самочинные подвижники. Бывает, появится такой самочинник, «гремящий веригами», и начинает проповедовать: «Вера ненастоящая, поп лицемерный, люди маловерные, потому что печать антихриста приняли!» Или так: «Антихрист близко, бросайте все, замуж не выходите, жениться не надо!» Встречаются такие крайности, рожденные вроде бы из доброго зерна, когда человеку могут сказать: «Ты парикмахером работаешь? Не знаешь, что нельзя вообще на таких работах работать? Ты всю жизнь дьяволу служишь, бросай скорее работу!» – «А чем я буду семью кормить?» – «Как – чем будешь кормить семью? Пусть муж кормит семью». – «А меня муж не поймет, он вообще в церковь не ходит». – «Ах, у тебя еще муж неверующий? Бросай быстро мужа, а то он тебя в ад утащит вместе с собой!» Кто-то может решить, что это очень верные слова, а на самом деле они могут так усложнить человеку жизнь, что он ввергнется в пучину больших неприятностей. И это все будет выглядеть весьма «аскетично».

Плоды настоящего аскетизма – это правильное поведение в критической ситуации

Поэтому все духовные упражнения, все усилия должны быть направлены внутрь человека. Они должны быть растворены знанием о себе, даже, если можно так сказать, запретом себе на столпничество. Каждый день нужно совершать посильный труд над собой и держаться за корабль Церкви, который продолжает плыть. А корабль Церкви все-таки плывет, он не утонул, хотя море бурное. Аскеза должна быть направлена на то, чтобы смягчилось сердце, ожила совесть, просветлел разум, чтобы мысль предшествовала действию, а импульс гнева или похоти, например, сдерживался внутри молящимся умом. Это плоды аскезы, доступные каждому человеку.

Начальник, например, хочет наорать на подчиненного. Зовет его к себе. Пока подчиненный идет, начальник уже сочиняет страшную речь. Но тем временем приходит в разум, считает до десяти или как-то еще успокаивается. А какой-нибудь верующий даже молится: «Господи, дай силы. Господи, помилуй!» Подчиненный приходит к руководителю, он говорит: «Ну что ж ты, милый, весь квартал завалил?» Тот ни жив ни мертв отвечает: «Простите, я исправлюсь». – «Ну, иди, давай исправляйся быстрее. Нельзя же так, ты ж коллектив подводишь!» Все, совершилось. Хотя могло быть совсем по-другому.

Это маленькая победа, это плоды настоящего аскетизма – правильное поведение в критической ситуации, которая не настолько критическая, чтобы кровь проливать. Подобное может случиться в магазине, в транспорте, при разговоре за праздничным столом с родственниками, знакомыми, если они расходятся с тобой во взглядах. Это и есть аскетизм – умение правильно пользоваться языком. Следует знать, о чем и в какой компании можно говорить, а о чем и с кем говорить не нужно. А может быть, в какую-то компанию и вообще не стоит входить.

Борьба со страстями в быту

Понятие аскетизма предполагает огромное количество аспектов. В обычном быту иногда идет настоящая борьба со страстями, хотя такое словосочетание кажется чисто монашеским. Часто бывает, что мои желания расходятся с необходимостью что-то делать. Я хочу, допустим, пойти на футбольный матч, а надо поехать к маме. Или нам всем нужно идти в магазин какой-то, или, наоборот, нанести визит вежливости нашим хорошим знакомым, у которых какая-то важная дата, они нас ждут. Мы оба, муж и жена, не хотим почему-то туда идти – то ли кто-то из нас устал, то ли кто-то приболел. Возникает дилемма, как поступить. И мы должны принять решение, не поссорившись, не наговорив глупостей друг другу. Потому что иногда должна жена подчиниться мужу, а иногда – муж жене, в зависимости от ситуации. Может быть, голосом жены говорит истина в данном случае. И от одной стороны требуется смириться, а от второй – не раздражиться. Это настоящая нравственная задача, реальная задача по борьбе со страстями, которая требует от верующих людей и сдержанности, и смирения.

То же самое – в решении детских вопросов в семье. Дети, например, плохо учатся, и родителей вызывают в школу. Родителю опять стыдно за своего сына или дочь. Можно повести себя одним образом, а можно – другим. Одни защищают своих детей перед учителем, что совершенно неправильно. Другие, наоборот, поддакивают каждому слову педагога, а дома «снимают шкуру» с детей. Тоже неверная позиция. А нужно что-то третье. Найти правильное поведение в данном случае – это серьезная нравственная задача, требующая рассуждения.

Это все – аскетические задачи. Но они мало обсуждались в духовной литературе. Никто не смотрит на них как на столкновение эгоизмов, как на возникновение соблазна, как на то место, где дьявол может целую комедию раскрутить.

Если бы святые отцы написали для мирян хотя бы половину того, что написано для монашествующих! Вот, допустим, провести ночь на молитве – насколько это касается мирян? В каких-то семьях способны к такому подвигу. Большинство же, конечно, этим не может заниматься. Для большинства ночь – это просто ночь. Но бывает и так, что один из супругов ночью может молиться, а другой хочет спать или разделить ложе со своей второй половиной. Вот об этом никто никогда не писал. У Тертуллиана[56 - Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан (сер. II – пер. пол. III в.) – раннехристианский писатель, теолог и апологет, автор множества трактатов.] только есть нечто на эту тему. Он обращается к жене-христианке и говорит: «Как твой муж тебя ночью отпустит на всенощные бдения, если он не будет верующим?» (В то время всенощные бдения действительно длились всю ночь.) Иными словами, если муж верующий, вы пойдете молиться вместе, а если он неверующий, то куда он тебя ночью отпустит? Больше я ничего не читал на эту тему, кроме этой краткой реплики Тертуллиана о женах. А на самом деле тема интересная. Или вопрос супружеского воздержания. Как поступать? Даже если оба супруга верующие, у них тоже может быть разный темперамент, разные потребности. Возникают сложности, как раз связанные с аскетикой. Что принципиально важнее? Чем можно, а чем нельзя жертвовать и ради чего? Жертвовать воздержанием ради любви к супругу или жертвовать близостью ради Бога? Жертвовать плотским единением ради святых среды и пятницы или, наоборот, жертвовать соблюдением постов ради семейной теплоты? На самом деле, это очень важный вопрос. И в его решении человек предоставлен сам себе.

Этот вопрос касается пары. Но если у одного из пары есть духовник, то получается два на одного – духовник с одним против третьего. Тогда этот не имеющий духовника супруг чувствует себя каким-то брошенным, как будто ему изменили: решается что-то без его участия. «А мне духовник сказал не нарушать Рождественского поста», – говорит, например, жена мужу. Возникает вопрос: чье слово тебе важнее – мужа или духовника? И какие именно вопросы решает духовник, а какие – муж? Это серьезнейший вопрос и борьбы со страстями, и правильной церковности: какие вопросы решаются с участием духовника, а в какие он погружаться не может. И в какой степени духовник должен прислушиваться к голосу того мужа, которого он здесь перед собой не видит. Он решает вопрос, например, с женой, дает советы ей, но он должен интересоваться: «А муж ваш что скажет об этом? Я ему посоветовал бы работу сменить, но что он скажет?»