Библейская археология

Кроме Храмовой горы, в Иерусалиме исследовались остатки древних стен (см.: Ben-Arieh S., Netzer Е. Excavations along the «Third Wall» of Jerusalem, 1972–1974 // IEJ. 1974. V. 24. P. 97–107; Broshi M. Along Jerusalem’s Walls //BA. 1977. V. 40, № 1. P. 11–17), город Давида и Соломона (см.: Amiran R., EitanA. Excavations in the Courtyard of the Citadel. Jerusalem, 1968–1969 // IEJ. 1970. V. 20, № 1. P. 9–17), памятники римского периода (см.: Magen M. Recovering Roman Jerusalem – The Entry way beneath Damascus Gate // BARev. 1988. V. 15. P. 48–56), городские кварталы, возникшие незадолго до плена Вавилонского (см.: Broshi М. The Expansion of Jerusalem in the Reigns of Hezekiah and Manasseh // IEJ. 1974. V. 24, № 1. P. 21–26).

Среди исследователей Иерусалима следует особо отметить Й. Шило (см.: Shiloh Y. Excavations at the City of David 1,1978–1982 // Qedem. Monographs of the Institute of Archaeology / The Hebrew University of Jerusalem. Jerusalem, 1984, № 19; Shiloh Y. The City of David Archaeological Project: The Third Season, 1980 // BA. 1981. V. 44, № 3. P. 161–170). В Иерусалиме он продолжил раскопки К. Кеньон в городе Давида, на юго-восточном склоне Офела, кверху от источника Тихон. Им было установлено, что в этом месте, начиная с IV тысячелетия до Р.Х., – т. е. с энеолита, и до наших дней, существует поселение, – таким образом, Иерусалим является одним из древнейших городов мира. Й. Шило также исследовал три сложные системы водоснабжения древнего Иерусалима, которые, как оказалось, все были связаны с источником Гихон. Кроме того, Шило, а также М. Броши занимались демографическими реконструкциями на основании археологических данных (см.: Shiloh Y. The Population of Iron Age Palestine in the Light of a Sample Analysis of Urban Plans, Areas and Population Density // BASOR. 1980, № 239. P. 25–35; Broshi М., Gophna R. The Settlements and Population of Palestine during the Early Bronze Age II–III // BASOR. 1984, № 253. P. 41–53). К сожалению, результаты всех раскопок Й. Шило так и не были изданы из-за его скоропостижной кончины в 1987 году.

Находки в Иерусалиме часто были неожиданными – так, например, обнаружение Г. Баркаем в 1995 г. фрагментов стел с соответствующими надписями и особых сосудов поставило вопрос о возможности существования в Иерусалиме египетского поселения с собственным храмом времен Среднего Царства (см.: Barkay G. A Late Bronze Age Egyptian Temple in Jerusalem? // IEJ. 1996. V. 46, № 1–2. P. 23–43; о египетском присутствии на Святой Земле см. также: Weinstein J. The Egyptian Empire in Palestin? A Reassessment // BASOR. 1981, № 241. P. 1–28).

Исследованиями Иерусалима занимался и такой корифей израильской археологической школы, как Б. Мазар (см.: Mazar B. The Excavation South and West of the Temple Mount in Jerusalem: the Herodian Period // BA. 1970. V. 33, № 2. P. 47–60; Mazar B. Herodian Jerusalem in the Light of the Excavations South and South-West of the Temple Mount // IEJ. 1978. V. 28, № 4. P. 230–237).

В 1960–1970-e гг. Б. Мазар в сотрудничестве с М. Бен-Дова вел раскопки в юго-западном углу Храмовой горы, а также вдоль западной и южной стен Храмовой платформы. Большая часть находок относилась ко времени Ирода Великого – Мазар к тому же подтвердил свидетельство Иосифа Флавия о том, что при реконструкции Храма Ирод I расширил Храмовую платформу вдвое. Мазар известен и тем, что, кроме написания трудов по традиционным направлениям библейской археологии, он участвовал в подготовке и издании двух энциклопедий, посвященных археологическим раскопкам на Святой Земле, являющихся и поныне фундаментальными трудами по библейской археологии (см.: Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land: In 4 v. / Ed.: M. Avi-Yonah. N.Y.; Jerusalem, 1975–1978, а также вышедшую позднее четырехтомную «The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land» [Ed.: E. Stem. Jerusalem; N.Y., 1993]). Другой важнейший представитель израильской археологической школы – Й. Ахарони известен как раскопками различных памятников Святой Земли, так и изданием двух обзорных трудов по библейской археологии (см.: Aharoni Y. The Land of the Bibl? A Historical Geography. Philadelphia, 1967; Aharoni Y. The Archaeology of the Land of Israel. Philadelphia, 1979). Из изданий подобного рода интересен также исторический атлас Иерусалима, изданный Д. Багатом (см.: Bahat D. Carta’s Historical Atlas of Jerusalem. Jerusalem, 1983).

В течение всего XX в. израильской школой библейской археологии разрабатывались и отдельные проблемы этой науки: история доизраильских поселений на Святой Земле (см.: Bar-Yosef О. The Walls of Jerich? An Alternative Interpretation // CAn. 1986. V. 27, № 2. P. 157–162), генезис древнеизраильского этноса (см.: Na’aman N. Habiru and Hebrews: The Transfer of a Social Term to the Literary Sphere // JNES. 1986. V. 45, № 4. P. 271–288), межэтнические взаимоотношения периода Судей (см.: Raban A. The Philistines in the Western Jezreel Valley // BASOR. 1991, № 284. P. 17–27; Kelm G., Mazar A. Timnah: A Biblical City in the Sorek Valley. Winona Lake, 1995), хозяйственная жизнь в период Царей (см.: Borowski О. Agriculture in Iron Age Israel. Winona Lake, 1987; Golani A., Sass B. Three Seventh-Century B.C.E. Hoards of Silver Jewelery from Tel Miqne-Ekron // BASOR. 1998, № 311. P. 57–81), устроение городов того же времени (см.: Kempinski A. Gezer: Re-excavating Ancient Sites in Israel: Review Article // IEJ. 1993. V. 43, № 2–3. P. 174–180), особенности духовной жизни в Разделенных царствах – Израиле (см.: Biran A., Naveh J. An Aramaic Stele Fragment from Tel Dan // IEJ. 1993. V. 43, № 2–3. P. 81–98) и Иудее (см.: Stern E. A Phoenician-Cypriote Votive Scapula from Tel Dor: A Maritime Scene // IEJ. 1994. V. 44, № 1–2. P. 1–12), история падения этих царств (см.: Bordreuil P., Israel F., Pardee D. King’s Command and Widow’s Ple? Two New Hebrew Ostraca of the Biblical Period // NEA. 1998. V. 61, № 1. P. 2–13) и особенности послепленного периода (см.: Ronen Y. The Weight Standards of the Judean Coinage in the Late Persian and Early Ptolemaic Period // NEA. 1998. V. 61, № 2. P. 122–126). Подобная разноплановость вообще свойственна израильским археологам: достаточно просмотреть список публикаций одного из известных современных ученых – проф. Э. Штерна, работающего в Археологическом институте Еврейского университета в Иерусалиме. Труды израильских археологов публикуются в ежегодниках «Israel Exploration Journal» и «Atiqot», выходящих, соответственно, с 1950 г. и 1962 г., а также в журнале «Israel Oriental Studies». В Израиле проходят международные конгрессы по библейской археологии, а в четырех из восьми университетов есть факультеты археологии. В силу особенностей региона работа израильских археологов идет под постоянным нажимом как арабских жителей Святой Земли, так и иудеев-ортодоксов, протестующих не столько против «осквернения могил», сколько против научных взглядов израильских ученых, – взглядов, проникнутых идеями «новой археологии» – науки светской, для которой Библия есть лишь один из документов, требующий к тому же серьезной проверки.

Подведение итогов в конце XX века

В предыдущих главах неоднократно упоминались дискуссии 1960–1980-х гг. о будущем библейской археологии как самостоятельной дисциплины. Столь частое упоминание объясняется тем значением, которое имели эти споры для судеб нашей науки.

Основные дебаты разворачивались в США (см.: Hal ре r п В. Research Design in Archaeology: The Interdisciplinary Perspective // NEA. 1998. V. 61, № 1. P. 53–65; King P. American Archaeology in the Mideast. AHistoryof the American Schools of Oriental Research. Philadelphia, 1983; Lance H. American Biblical Archaeology in Perspective // BA. 1982. V. 45, № 2. P. 97–101; Lance H. The Old Testament and the Archaeologist. Philadelphia, 1981; Miller J. Approaches to the Bible through History and Archaeology: Biblical History as a Discipline //BA. 1982. V. 45, № 4. P. 211–223; Miller J. The Old Testament and the Historian. Philadelphia, 1976; Moorey P. Excavation in Palestine. Guildford, 1981). Споры относительно ценности библейской археологии как науки возникли в США с начала 1960-х гг., для чего были две причины: во-первых, общий кризис американского протестантизма в 1960–1970-е гг. (епископы-женщины, приходские пасторы-антитринитарии, общины содомитов, богословие «смерти Бога» и т. д. и т. п.), во-вторых, возникновение так называемой новой археологии.

Кризис американского протестантизма особенно сильно ударил по американской библейской археологии в силу следующих причин: главной целью европейской и, соответственно, отечественной дореволюционной библейской археологии было доказательство, на основании археологических данных, возможности библейских событий, примитивный же рационализм американских протестантов требовал точного подтверждения всех библейских данных. Примеров подобного наивного подхода множество: найденный в Вирсавии/Беэр-Шиве (Беэр-Шеве) колодец моментально объявлялся колодцем патриархов, первые же раскопки сожженных слоев Иерихона соотносились с именем Иисуса Навина, найденное в погребальной камере фараона Шешонка I золото считалось взятым во время иерусалимского похода, и даже о найденной в развалинах раннесредневекового кафедрального собора в Антиохии серебряной чаше писалось, что именно она служила на Тайной вечере, совершенной Спасителем. А так как разочарование всегда является следствием очарования, т. е. нетрезвенного подхода к явлению, то не удивительны слова, сказанные Д. Фридманом о результатах деятельности своего учителя: «Большой план Олбрайта подтвердить археологией Библию провалился, и сейчас мы дальше от решения проблемы, чем когда-либо ранее». Молодые ученые 60-х гг. XX в. (когда вся Америка говорила о «смерти» библейского богословия) В. Олбрайта и его учеников называли неисправимыми позитивистами, и тогда же начались серьезнейшие споры о том, нужна ли библейская археология вообще.

Споры эти были усложнены еще тем обстоятельством, что хронологически они наложились на возникновение «новой археологии», резко отличающейся от той археологии, которую мы знали ранее. «Новая археология» характеризуется следующими особенностями. В первую очередь для нее характерна ориентация на междисциплинарные исследования, что дает возможность «восстановить» древнюю цивилизацию во всех ее особенностях. Американские археологические экспедиции с 70-х гг. XX в. включают специалистов по стратиграфии, географии, геологии, климатологии, палеоботанике, палеозоологии, антропологии, истории техники и, естественно, специалистов по компьютерной технике, без которой сейчас просто невозможно обработать огромное количество данных, собираемых подобными экспедициями. На Святой Земле такая экспедиция впервые работала в Газере, и результаты ее были столь ошеломляющими, что с тех пор американскими школами восточных исследований раскопки проводятся только по такой, чрезвычайно результативной, но и чрезвычайно дорогой методике.

В этом крылась особая опасность для американской библейской археологии, которая долгое время была уделом любителей и финансировалась большей частью религиозными организациями. В новой ситуации, когда исследование даже одного памятника, давая массу важнейших сведений, требует астрономических расходов, прежние методы американской школы просто не срабатывали. Сторонники междисциплинарных исследований также постоянно обвиняли библейскую археологию в том, что ее идеологическая направленность привела к уничтожению массы памятников, не вписывающихся в фундаменталистское понимание библейской истории.

Еще одной особенностью «новой археологии» является так называемая природоведческая ориентация, базирующаяся на убеждении, что основным фактором в формировании особенностей цивилизации является окружающая среда, а отнюдь не влияние каких-либо внешних, в том числе религиозных, факторов. Подтверждая свое мнение существованием в различных частях земли схожих цивилизаций, возникших в схожих же природных условиях, сторонники данной школы категорически утверждают, что любая культура есть лишь адаптация человеческого общества к таким факторам, как географическое положение, климат, близость к природным ресурсам и естественным путям сообщения.

Отвергая таким образом всякие претензии цивилизации ветхозаветного Израиля на уникальность, сторонники данной школы были одними из основных критиков библейской археологии.

С подобных же позиций критиковали библейскую археологию и сторонники так называемой эволюционной модели, видящие во всех изменениях цивилизации различные стадии развития общества (схожие с эволюцией в животном мире) и поэтому отвергающие и самую мысль о каком-либо сверхъестественном влиянии на человеческую историю.

Не менее важная особенность «новой археологии» заключается и в том, что это – теория, видящая в любой цивилизации комплекс различных социальных систем, находящихся в постоянно меняющемся равновесии. В свете данной теории религия – лишь одна из систем общества, слабо влияющая на остальные системы и потому не являющаяся необходимой целью археологического исследования. Подобная, по сути неомарксистская, теория, возрождающая понятия о базисе общества и его надстройке, также плачевно повлияла на американскую школу библейской археологии, выбивая у ее сторонников из-под ног почву протестантского позитивизма.

Наложение всех вышеупомянутых факторов привело к тому, что в 1960–1970-е гг. в США стали раздаваться призывы сменить библейскую археологию профессиональной дисциплиной, – «сиро-палестинской археологией», принимающей все постулаты «новой археологии» и лишь ограничивающей свои изыскания соответствующим географическим регионом. Бурные первоначальные возражения библеистов и археологов-библеистов старой школы были отвергнуты новым поколением ученых, захваченных духом времени. В результате этих событий к середине 80-х гг.

XX в. в библейской археологии сложилась удручающая картина: в Европе востоковедение еще в 30-е гг. заявило себя наукой светской; в Израиле археология преследует весьма прагматичные цели, слабо связанные с библеистикой; вот и в США сформировалась светская, очень специализированная, сложная и дорогостоящая дисциплина – «сиро-палестинская археология» с основными центрами изучения в Гарварде (см. «Harvard Semitic Monographs»), университетах Чикаго, Аризоны, Торонто и Колумбийском университете (см. «Journal of the Ancient Near Eastern Society»). Дисциплина, не пользующаяся таким вниманием, каким пользовалась прежде библейская археология, – дисциплина, лишившаяся финансирования из религиозных центров, но живущая на федеральный счет, – дисциплина, вписывающаяся в общую картину американского ученого мира, отличающегося от остального американского общества атеистическим мировоззрением, – дисциплина, смотрящая на Библию как на один из письменных источников, и притом малодостоверный, – дисциплина, изучаемая историками, антропологами, востоковедами (и лишь в качестве исключения преподающаяся в учебных заведениях либеральных протестантских конфессий). Вышеизложенные обстоятельства давали все основания исследователям, жившим в то время, говорить о крахе и даже смерти библейской археологии. Однако та же середина 80-х гг. XX в. стала не только временем выхода американской религиозной жизни из кризиса, что охарактеризовалось ростом числа членов приходских общин и учащихся семинарий и приходских школ, бурным развитием фундаментализма, резко порвавшего с либеральным богословием 70-х гг. XX в., но и временем рождения «новой» библейской археологии. Парадоксально, но «новая» библейская археология куда больше напоминает европейскую и отечественную библейскую археологию XIX – начала XX в., чем свою предшественницу эпохи позитивиста Олбрайта. Это – «кабинетная» межотраслевая наука, использующая данные «новой археологии», структурной лингвистики и этнографии для объяснения библейской истории и доказательства возможности ее событий (см., напр.: Hamilton М. The Past as Destiny: Historical Visions in Sam’al and Judah under Assyrian Hegemony // HTR. 1998. V. 91, № 3. P. 215–250). (С европейским вариантом подобной «кабинетной» науки можно ознакомиться по книге: Василиадис Н. Библия и археология. М., 2004.)

Особенно плодотворным является творческое использование наработок «новой археологии»: ценный материал для библейской археологии дали междисциплинарные исследования У. Девера и Р. Когена на плоскогорье Центрального Негева, Дж. Сегера в Лахаве и Т. Леви в Шикмиме, Р. Шауба и У. Раста в Баб эд-Дхра, Дж. Рольфсона в Айн-Гхасале и французской экспедиции С. Фальконе и С. Магнес-Гардинье в Телль эль-Хайат. Методология «новой археологии» дала возможность реконструкции климата, флоры и фауны библейских времен и помогла восстановить демографию поселений на Святой Земле от эпохи раннего бронзового века (период Патриархов) и до римского периода, – что не только в совершенно ином свете представило некоторые периоды священной истории, но и научным образом наконец-то подтвердило историю завоевания Святой Земли.

Полезной для «новой» библейской археологии оказалась теория систем, дающая возможность реконструкции древних цивилизаций на базе и неполных данных, так как некоторые слабо известные общественные системы могут быть реконструированы на основании анализа систем известных. Особую роль в «новой» библейской археологии играет пользующаяся большим уважением «новой археологии» этноархеология, использующая этнографические данные, собранные при исследовании примитивных культур древних, находившихся на сходном уровне развития. Данная дисциплина, столь популярная в европейской библейской археологии XIX – начала XX в., была в свое время отвергнута американскими учеными, не принимавшими саму мысль о возможности развития библейского общества по законам «дикарей из колоний».

Итак, мы видим, что зарубежная библейская археология, зародившись как христианский ответ на богоборческий рационализм нового времени, пройдя все стадии развития науки – от дилетантского кладоискательства до межотраслевого исследования, выдержав искушение протестантским позитивизмом и воинствующим секуляризмом, осталась тем, чем была во время своего появления: разделом библеистики, на основании археологических данных объясняющим события священной истории и подтверждающим их действительность.

Новозаветная археология

Особо следует сказать о новозаветной археологии, сформировавшейся как отдельная дисциплина довольно-таки поздно.

Произошло это в силу следующих обстоятельств.

Во-первых, на Святой Земле мало впечатляющих памятников новозаветного периода – храмов, акведуков, театров, цирков, ипподромов и т. п., а в XIX в. археологи более интересовались грандиозными памятниками Египта и Междуречья.

Во-вторых, в XIX в. казалось, что вполне достаточно изучать памятники Малой Азии, Греции и Италии, на землях которых и разворачивались события новозаветной истории. Исследование эллинистической и римской Палестины началось куда позже.

Раскопки производились в местах, упомянутых в Новом Завете. В числе первых объектов исследования стал Капернаум, описанный еще в 1857 г. Э. Робинсоном, идентифицировавшим известную из Нового Завета синагогу, но не сумевшим определить местонахождение самого города (Тел Гум). Далее место часто описывалось, а в 1921 г. Г. Орфали были начаты систематические раскопки, продолженные в 1968 г. В. Корбо и С. Лоффреда. Вифлеем (Бет-Лехем) и Церковь Рождества Христова впервые были обследованы Л.-Х. Винсентом и Ф.-М. Абелем в 1914 г.; в Назарете раскопки проводили П. Вио в 1890–1909 гг. и Б. Багатти в 1954 году. «Кабинетные» археологи также составили многотомные описания новозаветных Антиохии, Эфеса, Лаодикии и Афин.

Время между двумя мировыми войнами, – время расцвета археологии Ветхого Завета, не дало никаких серьезных исследований новозаветной Палестины. После бума, вызванного кумранскими находками, положение резко меняется, и уже в 1960 г. Олбрайт в пересмотренное издание «Археологии Палестины» включил следующие памятники: гробницы из Телль Мариса, мавзолей Товиадов в Арак эль-Эмире, эллинистическую цитадель в Беф-Цуре, так называемую крепость Симона Маккавея в Газере, оссуарии и гробницы этого периода, некоторые объекты в Иерусалиме – стены, Арку Ecce Homo («Се Человек»), предполагаемый помост Гаввафа, новозаветный уровень Иерихона (раскопки 1950–1951 гг.), иорданские города Гераса и Петра (Села), синагоги Галилеи (в том числе в Капернауме), некоторые эпиграфические надписи, с именами, известными из Нового Завета. Свитки Мертвого моря не были упомянуты Олбрайтом, но Дж. Райт в своей «Библейской археологии» (1962) (рус. перевод см.: Райт Дж. Библейская археология. СПб., 2003) говорит о них подробно.

Тем временем в Иерусалиме, до Войны 1967 года, было проведено сорок шесть раскопок такими известными исследователями, как Р. Гамильтон, М. Ави-Йона, К. Кеньон, Дж. Хеннеси, интересовавшимися определением местонахождения Голгофы, Гроба Христова, городских стен новозаветного периода, дворца Ирода.

Раскопки в Кесарии Палестинской (совр. Кайзарийе), административном центре римской Палестины, проводились с 1948-го по 1963 г. такими светилами, как Дж. Ори, М. Ави-Йона, А. Фрова, А. Негев, Э. Линк.

С 1960-х гг. интересы исследователей постепенно переместились от классического искусства и археологии к следующим вопросам: топография новозаветной Палестины, размеры и население древних городов и деревень, реконструкция сельской и городской жизни, природа и степень эллинизации, уровень греко-арамейского билингвизма, природа и уровень урбанизации, понимание еврейских похоронных обычаев, изучение синагогальной архитектуры, идентификации домовых церквей, особенности римского правления в Иудее, определение прожиточных минимумов, изучение региональной римской архитектуры, исследование водных систем, определение древних способов изготовления оливкового масла и вина.

В силу известных трансформаций, вызванных победным шествием «новой археологии», в современной литературе чаще всего встречается понимание новозаветной археологии как части римской археологии Восточного Средиземноморья.

2 Раздел

Отечественная библейская археология

Предмет «библейская археология» в дореволюционных духовных академиях

Как нам известно, библейская археология – это наука, в сферу интересов которой входят раскопки памятников библейских времен, а также основанное на их изучении объяснение событий священной истории и доказательство их действительности.

Однако если мы посмотрим на учебные планы дореволюционных Духовных Академий, то увидим, что предметом своего изучения библейская археология имеет несколько иные объекты. Подобное несовпадение объясняется тем простым фактом, что в лексике XIX – начала XX в. слово археология имело древнее значение, присутствовавшее, например, в названии труда Иосифа Флавия, сейчас именуемого: «Иудейские древности». Подобное значение сохранилось в словосочетании церковная археология, – т. е. изучение предметов церковной старины. Так, Московский археологический институт (МАИ), основанный в 1907 г., целью своих занятий имел обыкновенное краеведение с упором на палеографию (см.: Положение о МАИ // Памятная книжка слушателя МАИ. М., 1911. С. 3–8) и городскую топографию (см.: Ардашев Н. Кафедра археологии и топографии Москвы памяти И. Е. Забелина при МАИ. М., 1909). Примечательно, что отделения МАИ, действовавшие с 1910 г. в Смоленске (см.: Смирнов П. Первый год Археологического института в Смоленске // Памятка смоленьская лета 7419-го, месяца октомврия, дьню 1-го. Смоленск, 1911. С. 51–55), с 1911 г. в Калуге (см.: Цветков И. О значении открытия отделения МАИ в Калуге для изучения местной истории края // КС. 1911. Т. 6. С. 30–39), с 1910 г. в Нижнем Новгороде (см.: Драницын Н. Нижегородское отделение МАИ // Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии: Сб. 1912. Т. 12. Вып. 1. С. V–VII) и с 1912 г. в Ярославле (см.: Открытие Археологического института в Ярославле // ИВ. 1912, № 12. С. 1294), занимались исключительно краеведением и собиранием церковных древностей – икон, старопечатных книг и так далее. Соответственно декларировались и цели библейской археологии: так, проф. И. Троицкий объектом библейской археологии считал описание «и посильное объяснение тех бытовых форм, в которые воплощалось Царствие Божие за время от сотворения мира до сошествия Святаго Духа на Апостолов». (Впрочем, «самое создание специальных форм является лишь после Синайского законодательства».) Подобное формулирование целей библейской археологии было обусловлено и тем фактом, что, как известно, в XIX в. отечественное богословие находилось под влиянием западного, в частности немецкого, а в Германии под библейской археологией как раз и понимали изучение бытовой жизни ветхозаветного Израиля, причем исключительно на основании письменных источников – Библии, Талмуда, описаний Святой Земли.

Автор одного из первых отечественных трудов по библейской археологии, архим. Иероним (Лаговский), полностью находился под влиянием подобных западных схем, и потому его труд мало чем отличается, к примеру, от известнейшего в середине XIX в. учебного пособия проф. К.-Ф. Кейля (см.: Иероним (Лаговский), архим. Библейская археология. СПб., 1883). Разделив свой труд на три тома – древности домашние, древности гражданско-исторические, древности священные, архим. Иероним каждые из них рассматривает весьма подробно. Так, древности домашние автор разбирает в такой последовательности: жилища, пастушеская жизнь, земледелие, ремесла и искусство, торговля и мореплавание, одежда, съестные припасы и кушанья, домашнее общество, нравы и обычаи во взаимном общении между собою, болезни, смерть, погребение и траур. Сочинение, подобно германскому прообразу, детальное, громоздкое и не сообщающее ничего нового, ничего, чего нельзя было найти в Библии. Подобный характер носили и другие, современные этой, работы по библейской археологии (см., напр.: Терновский С. Краткий очерк библейской археологии: В 2 вып. М., 1891–1896). Подобное понимание задач библейской археологии сохранялось в Московской Духовной Академии (МДА) вплоть до событий 1917 г.: лекции за 1909/10 учебный год мало чем отличаются от аналогов прошлого века (см., напр.: Воронцов Е., свящ. Лекции по библейской археологии за 1909/10 уч. г. Сергиев Посад, 1910). Автор лекций чрезвычайно подробно и практически на основании лишь письменных источников, подобно своим предшественникам, разбирает различные стороны жизни библейских времен. Так, в разделе религиозной жизни он рассматривает утварь скинии, утварь Храмов Соломона и Ирода, Храм Зоровавеля, Храм Ирода, синагоги, левитов и священников, материал жертв и жертвенный обряд, разделение Моисеевых жертв, различные общие виды жертв, молитвы и благословения, пение и музыку при богослужении, ежедневное богослужение, обязанности прозелитов, назореев и лиц, принесших обеты, принесение первородных, начатков плодов и десятин, разделение священных времен. Каждый из разделов, в свою очередь, также весьма детализирован: глава о разделении времен содержит описание субботнего цикла, года субботнего и юбилейного, памятников допленных и послепленных и так далее. Подобную же направленность имели и научные работы выпускников МДА, разбиравших в вышеозначенных целях труды Иосифа Флавия (см.: Лебедев С. Иосиф Флавий как библейский археолог: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1909) и блж. Иеронима (см.: Авраменко Н. Блаженный Иероним как библейский археолог: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1909), изучавших Палестину по описаниям средневековых паломничеств (см.: Корнеевский А. Средневековые путешествия христиан на Восток и их значение для библейской археологии: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1913) и составлявших археологические комментарии к богослужебному календарю современных иудаистов (см.: Боголепов Н. Археологический комментарий к современному еврейскому календарю: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1907). Примечательно, однако, что в начале XX в. и у учащихся МДА просыпается интерес к библейской археологии в подлинном значении этого термина и в своих работах они обращаются к данным египтологии (см.: Богоявленский Н. Моисей (по данным Библии и общей истории): Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1914) и ассириологии (см.: Никольский П. Ассиро-вавилонские памятники в их значении для библейской истории: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1905). Происходило это под влиянием проф. Д. Введенского, чья докторская работа (см.: Введенский Д. Патриарх Иосиф и Египет (опыт соглашения данных Библии и египтологии). Сергиев Посад, 1914) и по сей день является важным пособием по библейской археологии. Разрабатывал проф. Введенский и такую вечную тему библейской археологии, как история патриархов (см.: Введенский Д. Авраам и Сарра в стране фараонов. Сергиев Посад, 1914), а также занимался больным в то время вопросом о панвавилонизме (см.: Введенский Д. Блуждающая гипотеза (к вопросу о «панвавилонизме»). Сергиев Посад, 1911).

Еще ближе продвинулись к современному пониманию библейской археологии в Санкт-Петербургской Духовной Академии (СПбДА). Так, проф. СПбДАИ. Троицкий, чье высказывание о целях библейской археологии было приведено выше, читал предмет долгое время, и потому по конспектам его лекций вполне можно проследить эволюцию представлений профессора о своем предмете. В лекциях за 1894/95 учебный год, цитировавшихся ранее, приоритет отдан письменным источникам: Иосифу Флавию, Филону Александрийскому, таргумам, мидрашам, Талмуду, работам ученых раввинов: Рамбама (Маймонида), Иосифа Каро, Раши, Радака, Абен-Эзры – и даже классике каббалистики, книге «Сефер Зогар». Наряду с ними уже упоминаются памятники, являющиеся предметом подлинного археологического исследования: сооружения, монеты и надписи ниневийского, финикийского, моавитского и палестинского происхождения. В лекциях 1895/96 учебного года говорилось уже и о памятниках Древнего Египта: пирамидах, сфинксах, кладбище Аписов, лабиринте, храмах и надписях. В том же учебном году в лекциях кратко упоминались хеттские памятники. На основании многолетнего преподавания библейской археологии проф. Троицкий в 1913 г. издал внушительное пособие по своему предмету (см.: Троицкий И. Библейская археология. СПб., 1913), в котором, сохраняя прежнюю форму, утвержденную советами Духовных Академий в 1895 г., постарался привлечь весь доступный в его время действительно археологический материал. Схема труда прежняя: три части – индивидуально-общественный быт древних евреев, общественный быт, религиозный быт. Часть, посвященная индивидуально-общественному быту, разделена на четыре главы: глава первая посвящена Палестине и ее природе, в ней описываются границы Палестины, ее географическое положение, рельеф, воды, климат, флора и фауна. Глава вторая повествует об украшениях, пище, одежде древних евреев. Глава третья отведена рассказу о занятиях древних евреев: скотоводству, птицеводству, пчеловодству, рыбной ловле, хлебопашеству, виноделию, огородничеству, торговле и различным ремеслам – обработке металла и стекла, древоделию и выделке камня, гончарному и кожевенному делу, прядению и ткачеству, белильному и пекарному ремеслам. Глава четвертая повествует о научных занятиях и искусствах древних евреев. В главе описывается измерение времени, пространства, веса, обозначение ценности, знания космографические, географические, медицинские и исторические, литературное и музыкальное творчество, зодчество и связанные с ним изобразительные искусства. Часть, посвященная общественному быту, разделена на три главы. В главе первой, посвященной семье и ее устройству, описывается общий характер законодательства о семейной жизни: браки дозволенные, недозволенные и левиратные, многоженство, развод, рождение и воспитание детей. Глава вторая, рассказывая об обществе Израиля и его устройстве, говорит о различных его особенностях: положении пришельцев, рабов и наложниц, кровной мести, ограждении прав личной безопасности и собственности, осуществлении прав первородства и наследования, ограждении чистоты нравов общества и устроении общественных отношений на началах справедливости и милосердия, соблюдении санитарных условий и правил общественного приличия, погребении умерших и содержании кладбищ. Глава третья повествует об устройстве государственных образований древних евреев – держав Давида и Соломона, Израиля, Иудеи, государства Хасмонеев и царства Ирода. В главе описываются государственное устройство, суд и наказания за различные преступления, государственные повинности и организация военного дела. Часть, посвященная религиозному быту, состоит из семи глав. Глава первая, посвященная местам богослужений, рассказывает о скинии Моисеевой, Храмах Соломона, Зоровавеля и Ирода и синагогах. Глава вторая повествует о лицах, совершавших богослужения, а третья – о составных частях богослужения: жертвах, священническом благословении, каждении, пении псалмов и чтении молитв. Глава четвертая, носящая название «Посвящение людей», говорит об обрезании, выкупе первенцев, помазании, обетах священства и назорейства. Схоже называется и глава пятая: «Посвящение животных, произведений земли и драгоценностей», повествует она о перворожденных и начатках плодов, о десятинах и податях на Храм, о дарах по обету и их выкупе, о хереме – посвящении военной добычи. Глава шестая говорит о священных временах – времени ежедневных богослужений и субботе, праздниках допленных и послепленных, годах субботних и юбилейных. Глава седьмая говорит о смысле и различных видах ритуальных очищений – об очищении от осквернения мертвым телом и после проказы, об очищении родильниц и кровоточивых, о пепле рыжей телицы, жертве ревнования и воде обличения.

Подобная схема учебного пособия является данью прежнему пониманию термина библейская археология, новое же понимание нашло свое отражение в том факте, что, кроме письменных источников, в упомянутых лекциях проф. Троицкий привлек более обширный археологический материал, известный к началу XX в., тем самым проложив путь к современной библейской археологии.

Последними представителями подобной синтетической школы можно считать эмигрантов – доктора богословия П. Смирнова, доцента Харбинского института св. Владимира, до переворота 1917 года бывшего сотрудником Смоленского археологического института, а в 1930-х гг. преподававшего слушателям богословского факультета Харбинского института, а также проф. Б. Марковского, издававшего свои труды в Софии на болгарском языке. П. Смирнов, считавший, что «предметом своего изучения библейская археология имеет изучение быта еврейского народа на основании того материала, который дают библейские книги Ветхого Завета», упоминал в своих лекциях находки современных ему корифеев подлинной библейской археологии – В. Олбрайта и Н. Глюка.

Роль отечественной археологической науки и востоковедения в становлении библейской археологии как самостоятельной науки

Зарождение подлинной отечественной библейской археологии в значительной мере было инициировано успехами отечественной же археологии и востоковедения. В XVIII в. были сделаны попытки поставить охрану памятников и сбор археологических материалов под государственный контроль. В 1718 г., после приобретения сибирской коллекции археологических предметов, Петр I издал указ, в котором говорилось: «Ежели кто найдет в земле или в воде какие старые вещи… такожь бы приносили». Во втором указе предписывалось не только собирать древние вещи, но и «где найдутца такие, всему делать чертежи, как что найдут». Следует подчеркнуть, что указы Петра I были первыми в мире правительственными распоряжениями, имевшими целью охрану памятников.

С 30-х гг. XIX в. начались систематические научные раскопки на юге России. Начало этих исследований было положено офицером русской армии И. Стемпковским. Попав в 1815 г. в Париж, он изучил там археологию, после чего и обследовал археологические памятники Черноморского побережья.

Несколько позднее, в середине XIX в., граф А. Уваров произвел огромные по своим масштабам раскопки курганов Владимиро-Суздальской земли. За четыре года было раскопано 7 729 курганов. По своему размаху раскопки не имели себе равных, однако научная ценность их невелика, так как методика раскопок курганов только зарождалась. Все же в целом деятельность графа Уварова имела большое значение – он был инициатором создания Археологическо-нумизматического общества в Петербурге (1846), преобразованного в 1851 г. в Императорское Русское археологическое общество (ИРАО) (см.: Миронов А. Из области археологии (ИРАО и его деятельность) // ВВИ. 1900, № 10. С. 223–225), а также основателем Императорского Московского археологического общества (ИМАО, 1864) (см.: Историческая записка о деятельности ИМ АО за первые 25 лет существования. М., 1890). Последнее организовало крупные раскопки археологических памятников и провело пятнадцать археологических съездов. По его примеру были созданы и многие другие археологические общества (см.: Погодин М. Судьбы археологии в России // Труды Первого археологического съезда в Москве (1869). М., 1871. Т. 1. С. 1–61). Деятельность этих обществ, а также созданной в 1859 г. Императорской Археологической комиссии (ИАК) (см.: Яковлев П. ИАК // ВАИ. 1888. Вып. 7, отд. 3. С. 20–22) привела к осознанию того, чем в принципе данная наука археология и является, – не историческим краеведением, но изучением истории по материальным памятникам древности (см.: Забелин И. В чем заключаются основные задачи археологии как самостоятельной науки? // Труды Третьего археологического съезда в России, бывшего в Киеве в августе 1874 г. Киев, 1878. Т. 1. С. 1–17). Открытый в 1877 г. Санкт-Петербургский археологический институт (СПбАИ), в отличие от своего московского близнеца, как раз и занимался археологией в современном понимании (см.: Покровский Н. СПбАИ (1878–1903) // ВАИ. 1904. Вып. 16. С. III–XVI).

Вышеупомянутые Санкт-Петербургское и Московское археологические общества сыграли важную роль как в становлении отечественного востоковедения, так и в становлении библейской археологии. В Санкт-Петербургском археологическом обществе уже с 1851 г. наряду с отделениями русской, славянской, классической и западноевропейской археологии, а также отделением нумизматики действовало отделение восточной археологии, рано обратившееся к памятникам Древнего Востока (см.: Отчет г-на управляющего Восточным отделением за 1852-й и 1853 год // Записки ИАО: Перечень заседаний ИАО за 1853-й и 1854 г. 1856. Т. 8: Перечень заседаний ИАО за 1854 г., отд. 3 «Приложения». С. 155–158). В Московском археологическом обществе, имевшем ряд комиссий – славянскую, археографическую, по изучению старой Москвы и по составлению археологического словаря, – вопрос об учреждении особой Восточной комиссии (ВК) был поднят в 1887 г. известным востоковедом-ассириологом М. Никольским (см.: Никольский М. Вместо предисловия. Мотивированное предложение об образовании ВК // Древности восточные: Труды ВК ИМАО. 1889. Т. 1. Вып. 1, отд. «Протоколы заседаний ВК ИМАО». С. 3–11). В том же году комиссия была создана, а через два года, в 1889 г., стали выходить сборники ее трудов.

Организация Восточной комиссии отнюдь не была началом отечественного востоковедения. Так, первый труд по египтологии вышел еще в 1818 г. – это была диссертация П. Уланова «Рассуждение об отличительных свойствах памятников египетских» (об этой работе см.: Кацнельсон И. Из истории египтологии в России. Первая русская диссертация по древнеегипетскому искусству // ПС. 1959. Вып. 4. С. 182–185).

Отечественные востоковеды дооктябрьского периода вообще очень активно разрабатывали темы, входящие в область интересов библейской археологии (см., напр.: Кагаров Е. Прошлое и настоящее египтологии. Сергиев Посад, 1914; см. также: Шмидт А. Развитие египтологии в России // Наука и ее работники. 1922, № 3–4. С. 15–20). Кроме египтологов, в рассматриваемом контексте необходимо упомянуть Г. Кера, немецкого арабиста, прибывшего в 1732 г. в Санкт-Петербург и, наряду со своей переводческой работой в Коллегии иностранных дел, занимавшегося изучением письменности Востока. Прежде всего Г. Кер стал известен как первый отечественный исследователь самаритянского (самарянского) языка и текстов, ставших с тех пор доступными для библеистов (см.: Жамкочян А. У истоков самаритянских исследований в России // ВДИ. 1997, № 2. С. 145–149). Получила развитие и отечественная ассириология, изучавшаяся в Европе XIX в. на богословских факультетах.

Первые ассириологические работы в России принадлежали египтологу В. Голенищеву (см.: Струве В. Значение B. C. Голенищева для египтологии // Очерки по истории русского востоковедения. М., 1960. Сб. 3. С. 3–69). Особенно важна была осуществленная Голенищевым в 1891 г. публикация документов из Каниша в Малой Азии. В то время староассирийская разновидность аккадской клинописи еще не была расшифрована, но Голенищев правильно указал, что под ней скрывается диалект аккадского языка. Большое значение имело издание М. Никольским шумерских хозяйственных документов из уникальной коллекции истории письма акад. Н. Лихачева. В данном издании впервые была сделана попытка самостоятельного перевода этих текстов (см.: Липин Л. М. В. Никольский – отец русской ассириологической науки // Учен. зап. ЛГУ им. А. Жданова. 1954, № 179: Сер. востоковед. наук. Вып. 4. С. 317–328). Как ассириолог известен также акад. П. Коковцов, преподававший ассиро-вавилонский язык в Петроградском университете и внесший много нового в формирование библейской археологии, начав создавать для нее прочную источниковедческую базу.

Однако из светских востоковедов дооктябрьского периода наибольший вклад в развитие библейской археологии внес, безусловно, проф. Б. Тураев, выступавший как представитель библейско-исторической школы. Он известен как исследователь древних культур Сиро-Палестинского региона (см.: Тураев Б. Очерк изучения финикийской древности // ИО. 1893. Т. 6, отд. 1. С. 1–76), особенно их религиозной составляющей (см.: Тураев Б. Финикийская мифология // Финикийская мифология / Под общ. ред. Ю. Довженко. СПб., 1999. С. 37–184), египетской цивилизации (см.: Тураев Б. Новейшие успехи и современное состояние египтологии // ИО. 1897. Т. 9. С. 1–37), а также общих проблем востоковедения (см.: Тураев Б. Наука о Древнем Востоке за 1914–1916 гг. // ИИ. 1916, № 3–4. С. 88–112). Определенным итогом трудов проф. Б. Тураева стали его лекции по истории Востока, печатный вариант которых в советское время являлся одним из немногих источников по библейской археологии (см.: Тураев Б. История Древнего Востока: В 2 ч. 2-е изд., испр. СПб., 1913).