Библейская археология

Начало XX в. ознаменовалось появлением трудов отечественных хеттологов Я. Смирнова и Н. Марра, также разрабатывавших темы библейской археологии. В целом развитие отечественного востоковедения, не уступавшего европейскому, имевшего солидную учебную базу, собственные периодические издания и базировавшегося на результатах археологических исследований, как зарубежных, так и – после раскопок начала XX в. в Закавказье – отечественных, стимулировало возникновение отечественной библейской археологии.

Зарождение современной библейской археологии в Киевской духовной академии и разработка археологической проблематики в трудах библеистов дооктябрьского периода

В Киевской Духовной Академии (КДА), где ранее, как и в иных Духовных Академиях, сведения по библейской археологии черпали либо из западных авторов – Ю. Велльгаузена, В. Новака, И. Бенцингера, либо из отечественных работ по истории и искусству древнего мира (см., напр.: Лашкарев П. Религиозная монументальность // ТКДА. 1866, № 1, отд. 4. С. 44–85; № 2, отд. 4. С. 231–292), интерес к библейской археологии был разбужен как успехами отечественных археологов и востоковедов, так и разнообразными описаниями путешествий преподавателей КДА на Святую Землю (см., напр.: Ковальницкий А., прот. Из путешествия в Святую Землю // Странник. 1885, № 5. С. 87–103; № 6–7. С. 231–246; № 8. С. 496–514; № 9. С. 48–55; № 10. С. 217–234; № 11. С. 443–456; № 12. С. 634–654; 1886, № 1. С. 65–81; № 2. С. 270–287; № 3. С. 518–531; № 4. С. 718–728; № 5. С. 89–97; № 6–7. С. 338–356; № 8; № 9. С. 107–125; 1887, № 1. С. 86–97; № 2. С. 292–304; № 3. С. 455–462; № 4; № 6–7. С. 316–328; № 8. С. 558–567; № 9. С. 102–121; № 10. С. 300–312; № 12. С. 677–697; 1888, № 1. С. 98–114; № 6–7. С. 325–340; 1890, № 8. С. 523–541; № 9; № 10; № 11; 1891, № 3. С. 492–517).

Первым систематизатором накопившихся сведений стал проф. А. Олесницкий. Начало его трудам по библейской археологии, которую он по традиции называл палестиноведением, положила двухлетняя командировка на Святую Землю, где им были осмотрены и описаны древнейшие памятники библейских времен: иерусалимские пруды, цистерны, гробницы; надписи в Силоамском туннеле и на Камне Меши, клинописные таблички из Фаанаха и остатки запретительной надписи Храма Ирода; развалины крепости в Мегиддо и святилище в Газере, где, в подтверждение пророческих инвектив, находилось множество младенческих скелетов. В ходе этой поездки проф. Олесницким были сделаны многочисленные зарисовки археологических памятников Иерусалима, раскопанных к 1875 г., а также остатков городских стен и иерусалимского некрополя на Масличной горе.

Им было сделано и подробное топографическое описание Иерусалима, основывавшееся на работах Ч. Уоррена и Ф. Блисса. Кроме того, Олесницкий кратко описал практически все известные к тому времени памятники Святой Земли и ее окрестностей: гробницы патриархов в Хевроне, лабиринт Хорейтун, отождествленный немецкими археологами с пещерой Одоллам, развалины самарянского храма на горе Гаризим, гробницу царя Хирама I, тирскую лестницу и грот Астарты на Финикийском побережье. В отчете о командировке проф. Олесницким было впервые в отечественной науке сделано подробное описание всех раскопок на Святой Земле, проводившихся западными археологами, что не могло не возбудить интереса к библейской археологии.

Отчет, легший в основу докторской диссертации Олесницкого (см.: Олесницкий А. Святая Земля // ТКДА. 1875, № 2, отд. 3. С. 215–372; № 3, отд. 2. С. 481–569; № 4, Отд. 3. С. 93–192; № 6, отд. 1. С. 511–587; № 7, отд. 4. С. 107–160; № 12, отд. 2. С. 275–350; 1876, № 1, отд. 2. С. 50–111; № 5, отд. 4. С. 336–409; № 8, отд. 1. С. 249–276; № 10, отд. 2. С. 17–72; 1877, № 2, отд. 2. С. 335–379; № 3, отд. 1. С. 441–468; № 5, отд. 2. С. 262–300; № 12, отд. 1. С. 463–524; 1878, № 2, отд. 1. С. 249–298; № 4, отд. 2. С. 48–97; № 6, отд. 1. С. 427–501; N° 9, отд. 2. С. 505–589), стал прологом к многолетнему исследованию им различных археологических памятников библейских времен, хотя опять-таки большей частью через вторичное использование результатов западных исследований. Так, довольно подробное описание моавитских надписей на глиняных статуях, бюстах, урнах и каменных памятниках является добросовестным пересказом немецких первоисточников (см.: Олесницкий А. Вопрос о новейших открытиях моавитских древностей // ТКДА. 1877, № 10, отд. 1. С. 3–78). Подобный характер имели и некоторые другие работы профессора (см., напр.: ОлесницкийА. Судьбы древних памятников Святой Земли // ТКДА. 1875, № 11, отд. 7. С. 1–21; Олесницкий А. Путешествие одного египтянина в Палестину, Сирию и Финикию в XIV в. пред Р.Х. //ТКДА. 1876, № 3, отд. 2. С. 452–509). Серия монографий проф. Олесницкого, в которой он рассматривал все известные к его времени археологические памятники Сиро-Палестины, стала надежным источниковедческим фундаментом для зарождавшейся отечественной библейской археологии (см.: Олесницкий А. Мегалитические памятники Святой Земли. СПб., 1895; Олесницкий А. Ветхозаветный Храм в Иерусалиме. СПб., 1889). Венцом его работы должна была стать многотомная «Библейская археология», однако свет увидел лишь первый том, вышедший в 1920 г. в Петрограде, под редакцией ученика и сотрудника проф. Олесницкого – проф. В. Рыбинского.

Кроме всего прочего, проф. Олесницким было заложено прочное основание библейской археологии как науки в КДА – в первую очередь путем создания при КДА особого научного центра. Первоначально, по инициативе проф. Олесницкого, в 1872 г. был образован особый Церковно-археологический музей, в который были переданы различные предметы древности, скопившиеся в библиотеке КДА. Для разработки и исследования этих древностей была также создана особая комиссия из тридцати двух членов, считавшаяся служебным учреждением при музее. Священный Синод, куда были представлены уставы музея и комиссии, разрешил учредить и музей, и комиссию, причем вместо комиссии было решено учредить постоянное Церковно-археологическое общество (ЦАО), под председательством ректора КДА и под покровительством киевского митрополита.

Целью общества было заявлено издание различных исторических материалов и исследование древностей, переданных в Церковно-археологический музей. Примечательно, что по настоянию проф. Олесницкого к первоначальной формулировке целей общества: «В видах сохранения для науки церковных древностей» – было добавлено: «А также таких <древностей>, которые состоят в связи с церковными и служат к уяснению религиозного быта древних». Подобное уточнение целей общества, а также участие в его работе киевского археолога В. Завитневича, раскапывавшего курганы в южноукраинских степях, привело к тому, что одним из направлений работы общества стала библейская археология в нашем понимании этого термина.

В дальнейшем, ввиду разнонаправленности интересов общества, оно было переименовано в Церковно-историческое и археологическое общество (ЦИАО) (см.: Записка о преобразовании ЦАО при К ДА в ЦИАО при КДА // ТКДА. 1901, № 12, отд. 8. С. 9–17). Это нашло отражение и в составе экспонатов музея при КДА, где среди более чем тысячи экспонатов нашлось место для различных археологических находок, вывезенных из библейских стран, а также копий известных памятников. Так, среди прочих экспонатов выделялась копия Камня Меши в натуральную величину (см.: Петров Н. Записка о состоянии Церковно-археологического музея и общества при КДА за первое десятилетие их существования (1872–1882) // ТКДА. 1882, № 12, отд. 6. С. 421–448).

Многочисленные отчеты, рефераты и известия общества, документы, посвященные его юбилеям (см., напр.: Петров Н. Тридцатилетие ЦИАО при КДА // ТКДА. 1903, № 1, отд. 4. С. 134–151), раскрывают картину широких интересов исследователей киевской школы. В первую очередь это решение столь злободневного для конца XIX – начала XX в. вопроса, как соотнесение данных библейской истории с открытиями археологов на Ближнем Востоке (см.: Песоцкий С. Повествование ассиро-вавилонских клинообразных надписей о творении мира // ТКДА. 1901, № 10, отд. 5. С. 228–262; Песоцкий С. Начало Вавилона // ТКДА. 1902, № 9, отд. 2. С. 3–76). С. Песоцким была составлена сравнительная хронологическая таблица ветхозаветных персонажей и современных им событий в странах Междуречья. «Эпос о Гильгамеше», где упоминался всемирный потоп, приводился как красноречивое свидетельство общечеловеческой памяти об этом событии. Таким же свидетельством-доказательством С. Песоцкий считал и клинописные документы, сообщавшие о допотопных династиях. Хотя Песоцкий и ссылается часто на поздних авторов – Страбона, Геродота, Иосифа Флавия и персидских летописцев, выводы его весьма разумны и часто соответствуют современным представлениям.

Привлекались археологические данные и для освещения таких тем, как хронология священной истории (см.: Глубоковский Н. Хронология Ветхого и Нового Завета // ТКДА. 1910, № 6, отд. 4. С. 239–270; № 7–8, отд. 3. С. 375–408; 1911, № 3, отд. 5. С. 365–394; № 6, отд. 3. С. 200–228; № 7–8, отд. 3. С. 357–377), духовная жизнь иудейской диаспоры послепленного периода (см.: Иваницкий В. Иудейско-арамейские папирусы с острова Элефантины и их значение для науки Ветхого Завета. Киев, 1914), топография библейского Иерусалима (см.: Фоменко К., прот. Сион (церковно-археологический экскурс) // ТКДА. 1914, № 4, отд. 8. С. 602–613). Для разработки топографии привлекались не только сведения о топографических исследованиях Иерусалима американскими энтузиастами, но и новейшие к тому времени сообщения о раскопках доминиканцев перед Гефсиманскими воротами.

Среди ученых киевской школы библейской археологии следует безусловно отметить упомянутого выше ученика проф. А. Олесницкого – проф. В. Рыбинского, внимательно следившего за новейшими открытиями в библеистике и ведшего научно аргументированную полемику с панвавилонистами, чьи научные изыскания пришлись по душе обезверившейся элите того времени (см.: Рыбинский В. Вавилон и Библия // ТКДА. 1903, № 5, отд. 6. С. 113–144; Рыбинский В. По поводу новейших археологических раскопок в Палестине // ТКДА. 1908, № 11, отд. 8. С. 436–458). Особо следует отметить вклад проф. Рыбинского в изучение самарян – их религии и истории. В этом разделе библейской археологии наработки киевского ученого не потеряли своего значения и по сей день (см.: Рыбинский В. Из истории самарян // ТКДА. 1912, № 1, отд. 8. С. 119–162; Рыбинский В. Религия самарян //ТКДА. 1912, № 5, отд. 7. С. 150–179; № 7–8, отд. 4. С. 337–374; № 9, отд. 6. С. 124–180).

По примеру исследователей из КДА многие отечественные библеисты и просто церковные публицисты стали не только привлекать археологические данные для решения давно обозначенных вопросов библеистики, но и сами стали разрабатывать археологическую проблематику. Солидную базу для исследований создавал накопленный источниковедческий материал, в основном западного происхождения. Так, проф. С. Троицкий подробно описывал результаты работы многих западных исследователей: венского проф. А. Музиля, определившего местонахождение библейских городов и рудников; американского ученого Ф. Райта, искавшего развалины Содома и Гоморры, а потом объявившего о нахождении пещеры Лотовой; австрийского проф. Э. Зеллина, раскапывавшего Иерихон и посчитавшего найденные им развалины дворцом Ахиила (восстановившего Иерихон вопреки заклятию Иисуса Навина); французских ученых, нашедших надпись Бен-Адада III (библ. Венадада). Особо проф. Троицкий упомянул о найденном венским ученым К. Вессели египетском папирусе, проливающем свет на некоторые особенности новозаветной истории, ранее опровергавшиеся библейскими критиками: в папирусе сообщалось, что император Август, желая упорядочить поступление податей, повелел провести народную перепись не по месту жительства, а по происхождению (см.: Троицкий С. Новейшие открытия в области библейской истории // Странник. 1910, № 2. С. 240–248).

Кроме обычного накопления источниковедческого материала, работа отечественных исследователей шла по общепринятым направлениям: соотношение Библии и археологических памятников, топография библейского

Иерусалима (см., напр.: Терновский С. Топография Иерусалима библейских времен // ПрС. 1912, № 11. С. 660–693), а также малоизвестная на Западе новозаветная археология (см.: Гомеров Н. Гробница святого апостола Петра в Риме // Странник. 1905, № 6. С. 870–901; см. также: Бобринский А. Из эпохи зарождения христианства: Свидетельства нехристианских писателей первого и второго веков о Господе нашем Иисусе Христе и христианах. М., 1995).

Отдельно необходимо сказать о многочисленных работах проф. Казанской Духовной Академии П. Юнгерова, привлекавшего обильный археологический материал для объяснения повествований Священного Писания и предварившего тем самым уникальную систематизаторскую деятельность проф. А. Лопухина (см., напр.: Юнгеров П. Внебиблейские свидетельства о событиях, описываемых в Книге пророка Даниила // ПрС. 1888,№ 1. С. 12–50; Юнгеров П. Книга Есфири и внебиблейские памятники. Казань, 1891).

Удивительно то, что отечественная школа библейской археологии имела некоторые особенности, сильно отличавшие ее от различных школ европейских, но при этом сближавшие с американской школой библейской археологии.

Во-первых, главный акцент изысканий отечественных исследователей ставился на буквальном доказательстве библейских повествований, во-вторых, проводимые исследования сопровождались неподдельным интересом общественности. Последним обстоятельством обусловлено множество публикаций на археологические темы в церковной прессе конца XIX – начала XX в., что делает нашу прессу похожей на американскую церковную прессу 1930–1960-х гг. (см., напр.: [Лопухин А.] Библия и научные открытия на памятниках Древнего Египта // Странник. 1884, № 3. С. 403–420; № 4. С. 589–610; № 8. С. 645–667; № 9. С. 3–27; № 10. С. 183–197; № 11. С. 369–394;

№ 12. С. 551–578). В-третьих, сходство дополняется изданием в начале XX в. различных справочных пособий и библейских энциклопедий (см., напр.: Библейская энциклопедия / Сост. архим. Никифора. Репр. М., 1990). Еще одной чертой отечественной библейской археологии, опять-таки сближающей ее с американской библейской археологией, является участие в дискуссиях о происхождении человека – ученые европейской школы давно отдали все события, происходившие в дописьменную эпоху, на откуп светской науке. В дискуссиях этих приняли участие многие церковные деятели. Теория Ч. Дарвина, так же как первые находки «доисторических» людей и их орудий, встретила широкий отклик в кругах отечественных естествоиспытателей и историков. Конечно, наивность и вульгарный биологизм ранних специалистов по первобытному обществу нашли критиков как среди светских ученых (М. Погодин, Ф. Буслаев, В. Докучаев), так и в церковных кругах. Особые сомнения вызвал не сам метод реконструкции жизни древних людей по их орудиям, но новая хронология, раздвигавшая рамки человеческой истории до сотен тысяч лет. Церковь, относясь к первобытной археологии с известным подозрением, призвала деятелей науки внимательнее отнестись к вопросам периодизации. Однако она не отказалась от дискуссии и в лице своих ученых представителей на первых археологических съездах (1869–1874) вступила в диалог с натуралистами и археологами. Можно сказать, что в 60–70-е гг. XIX в. обозначилась молчаливая договоренность между наукой и богословием по вопросам антропогенеза, что открывало возможность сотрудничества, имевшего немало примеров. Так, двухтомный труд графа А. Уварова «Археология России. Каменный период» был напечатан в Московской Синодальной типографии в 1881 году. Когда в 1879 г. над знаменитой антропологической выставкой в Москве, организованной А. Богдановым, нависла угроза закрытия, за нее вступился митр. Макарий (Булгаков), подтвердивший, что не видит в доисторическом отделе ничего, противоречащего религии, а еп. Амвросий (Ключарев) произнес на открытии выставки вступительную речь. Однако в ряде работ церковные ученые вступали в весьма резкую полемику с натуралистами. Например, в докладе проф. догматического богословия МДА А. Беляева «Значение книги Бытие для археологии» (1887) признавалось значение отдельных находок, но отрицалась относительная археологическая периодизация и абсолютные даты, предлагаемые светскими учеными: Беляеву удалось указать на ряд действительно слабых мест в концепциях археологов, в их терминологии и тому подобном. При этом Беляев настаивал на введении специальных кафедр археологии при университетах (которых не было тогда и за границей: первая появилась только в 1893 г., в Вене) и справедливо видел в этой науке историческую, а не биологическую дисциплину. В конце XIX в. найти общее решение проблемы соотношения эволюционной теории с Библией оказалось невозможным, впрочем, проблема сохранила свою остроту и по сей день.

Систематизаторские труды А. Лопухина

Вершиной трудов отечественных «кабинетных» археологов, безусловно, являются работы проф. А. Лопухина, человека, наделенного недюжинными, в том числе административными, талантами, памятником которым является общеизвестная двенадцатитомная «Толковая Библия» (см., напр.: Толковая Библия, или Комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета: В 12 т. / Изд. преемников А. П. Лопухина. 2-е изд. Репр. Стокгольм, 1987). Для развития же библейской археологии куда большую ценность представляли его «Библейская история Ветхого Завета» и «Библейская история Нового Завета». Будучи в общем компилятивным, этот, в своем роде фундаментальный, труд был написан с привлечением всего доступного к концу XIX в. археологического материала (см.: Лопухин А. Библейская история Ветхого Завета. Репр. М., [1990]; Лопухин А. Библейская история Нового Завета: [В 3 т.]. Репр. Сергиев Посад, 1998). Более того, автор поднялся над простым изложением фактов и теорий и попытался сформулировать осмысленное понимание причин возникновения библейской археологии как отдельной науки.

Причины эти виделись проф. Лопухину в реакции церковной науки на крайности библейского рационализма, больше доверявшего научным сведениям и, тем более, выводам собственного разума, чем Священному Писанию. Подлинным гимном библейской археологии звучат следующие слова проф. Лопухина из его предисловия к «Библейской истории»: «Нет, библейскую историю теперь уже нельзя трактовать… как это возможно было еще несколько лет назад… за Библию выступили… <…> каменные памятники с надписями, которые Промысл сохранил под мусором развалин в течение тысячелетий до нашего именно времени, чтобы чудесным открытием их сразу поразить… врагов Библии и истины».

Проф. Лопухиным были сразу отмечены три различных ареала работ археологов-библеистов: Междуречье, откуда вышел Авраам и где жили многие библейские персонажи; затем – Египет, бывший местом возрастания народа Израилева и страной, почти всю свою историю владевшей Палестиной; и, наконец, сама Святая Земля. Примечательно, что если в повествовании об открытиях в Междуречье и Египте проф. Лопухин ссылается на современные ему раскопки, а также приводит историю дешифровки письменности этих ареалов, то в главах, посвященных Палестине, он, предвосхищая методологическую революцию «новой археологии», часто привлекает этнографические данные, исходя из предпосылок, свойственных современной этноархеологии. Этнографические данные были привлечены Лопухиным и для доказательства библейских событий, относящихся к дописьменной эпохе в жизни человечества и потому фиксируемых в глубинных пластах народной памяти: в образах райского блаженства и древа познания добра и зла, единства прародителей и их грехопадения, всемирного потопа и построения Вавилонской башни, а также прамонотеизма.

Методологическая интуиция проф. Лопухина, позволявшая на основании отдельных археологических находок делать далеко идущие выводы, приводила к тому, что многие позднейшие открытия библейских археологов были как бы заявлены в рассматриваемом труде. Так, Силоамская надпись, высеченная рабочими, дала профессору основания для вывода о том, что иудеи допленного периода были народом грамотным. Следовательно, невозможно отвергать аутентичность библейских текстов допленного периода, мотивируя это тем, что в то время библейские повествования существовали лишь в виде устного предания, зафиксированного только после Вавилонского плена.

К негативным особенностям метода проф. Лопухина следует отнести взятую им из практики библейской археологии Америки, где он какое-то время жил, традицию некритического привлечения археологического материала для подтверждения библейских текстов. Так, вслед за американскими авторами, профессор считал памятники финикийских колонистов в Испании свидетельством о массах ханаанеев (хананеев), бежавших от Иисуса Навина; гробницы в ограде мечети Гарет эль-Харам в Хевроне – подлинными могилами ветхозаветных патриархов; городской колодец в Наблусе – колодцем Иакова; египетскую «Сказку о двух братьях» – пересказом истории Иосифа Прекрасного; межплеменного бога гиксосов, которого египтяне отождествляли с Сетом, – Единым Богом Израилевым; изображение на стенах Фиванского храма предводителя похода на эфиопов – портретом самого Моисея; отсутствие (в XIX в. еще не найденной) гробницы Тутмоса IV – свидетельством его гибели в водах Красного моря; древнейшее погребение с кладом каменных ножей – могилой самого Иисуса Навина.

Еще одна особенность работы Лопухина свидетельствует о безусловном американском влиянии – это манера представлять древние культуры через призму собственного цивилизационного опыта. Так, придерживаясь ранней датировки периода Исхода (ок. 1450 до Р.Х.), он не просто считает воспитательницей Моисея царицу Хатшепсут, но и описывает молодость Пророка-боговидца в терминах и представлениях XIX в.: Моисей учится в Илиопольском университете, в котором множество иностранных студентов и разные факультеты. По окончании образования Моисей стоит перед выбором карьеры либо придворного, либо чиновника, либо литератора, либо офицера. Избрав последнее, служит двадцать лет, участвуя в различных походах…

Подобно многим американским теологам конца XIX – начала XX в., соглашаясь с историчностью повествований Пятикнижия, Лопухин дает им совершенно рационалистическое объяснение: это и все казни египетские, и манна в пустыне, и переход как через Красное море, так и через Иордан.

Новозаветная археология Лопухиным излагается по работам аббата Ф. Вигуру. Во-первых, на основании библейских свидетельств, археологических памятников и сообщений античных историков, доказывается, что разговорным языком Христа был арамейский, а не греческий, как считал И. Фоссий, и уж тем более не латынь, как писал некий Верндорф. Во-вторых, свидетельствами античных авторов, а также двух эпиграфических памятников – бронзовых табличек из Лиона (античный Лугдун) и камня с надписью, найденного в 1764 г. в Тиволи (античный Тибур), аргументируется истинность евангельского сообщения о Квириниевой переписи. В-третьих, вопреки мнению Д. Штрауса о том, что Лисаний Четвертовластник умер за шестьдесят лет до событий, в контексте которых он упомянут в Новом Завете, показывается, что, кроме Писания, упоминаемого Иосифом Флавием, существовал и иной, современник цезаря Тиберия, как о том свидетельствует надпись, найденная на развалинах Авилы английским путешественником Р. Пококом. В-четвертых, историческая достоверность книги Деяния святых Апостолов, подвергавшаяся многочисленным нападкам критики XIX в., обосновывается такими фактами, как находка монеты острова Кипра, подтверждающая именование начальников острова проконсулами; а кроме того, находками надписей, свидетельствующих о наименовании начальников города Фессалоники (Салоники, Солунь) политархами (наименовании, ранее встречавшемся лишь в книге Деяния), а начальника острова Мальта – «первым на Метьте». Собран был проф. Лопухиным и иной материал, уточняющий представления людей его времени о новозаветном периоде.

Деятельность на ниве полевой библейской археологии сотрудников императорского православного палестинского общества и русской духовной миссии в Иерусалиме

Кроме «кабинетной» библейской археологии, привлекавшей результаты чужих исследований, в последней четверти XIX в. начинаются первые полевые исследования отечественных ученых. Главная роль в их проведении принадлежала основанному в 1882 г. Императорскому Православному Палестинскому обществу (ИППО) (см.: Устав ИППО. СПб., 1887), а также основанной еще в 1849 г. Русской Духовной миссии в Иерусалиме. Эти учреждения, в результате целенаправленных и энергичных действий руководителей, стали владельцами земельных участков как в Иерусалиме, так и в других частях Палестины, и притом как раз в местах, насыщенных в археологическом отношении, – где были найдены исторические памятники первостепенной важности.

Согласно первому параграфу своего устава, ИППО, созданное исключительно с ученой и благотворительной целями, поставило одной из самых главных своих задач – собирать, разрабатывать и распространять в России сведения о святых местах Востока.

Соответственно этой задаче в обществе был учрежден специальный отдел ученых исследований и изданий, сотрудники которого предприняли первые опыты русских раскопок в Палестине и восполнили существенный пробел в отечественной археологической деятельности на Ближнем Востоке, взяв на себя дело исследования и изучения палестинских древностей.

В марте 1859 г. первый русский консул в Иерусалиме В. Дорогобужинов купил участок в 140 квадратных сажен и террасу вдоль развалин церкви Санта Мария Латина. Эта земля, принадлежавшая ранее коптскому монастырю, была куплена для возведения здесь дома консула. В 1860 г. для консульского дома выбрали другое место – Мейданскую площадь. Таким образом, участок оставался свободным и представлял собой замусоренный пустырь с остатками каких-то развалин. В 1859 г. по распоряжению Дорогобужинова начата расчистка участка и произведены его пробные раскопки. В июле того же года была приобретена дополнительная территория, и русский участок расширился. В 1859–1861 гг. очистка этого места велась постоянно, при этом были открыты руины древних стен и византийской арки. Находка этих интересных памятников побудила Дорогобужинова в феврале 1861 г. представить правительству подробную записку с ходатайством о необходимости приобретения дополнительных земельных участков, примыкающих к русскому владению, причем указывалось на важное археологическое значение этого места и на возможность открытия остатков атриума, портика и пропилеев построенной по приказу императора Константина базилики. Это ходатайство было удовлетворено, и в 1863 г. часть указанных территорий была приобретена Россией.

Археологические исследования на русском участке в Иерусалиме производил в феврале 1864 г. французский ученый граф М. Де Вогюе; в 1865 г. – английский палестиновед и археолог К. Вильсон; летом 1874 г. – француз Ш. Клермон-Ганно. Важнейшие же открытия были сделаны начальником Русской Духовной миссии в Иерусалиме архим. Антонином (Капустиным). Архим. Антонин прибыл в Иерусалим 11 сентября 1865 г. и с первых дней своего пребывания на Святой Земле уделял большое внимание научным исследованиям, связанным с библейской археологией. К раскопкам на русском участке он смог приступить лишь в марте 1883 г., когда на это был получен фирман от турецкого правительства.

Одним из важных открытий, сделанных архим. Антонином, было обнаружение остатков древней стены, что помогло по-новому и более правильно понять евангельское повествование о распятии и погребении Спасителя. Дело в том, что величайшая христианская святыня – Гроб Господень – находится в настоящее время внутри стен Иерусалима, между тем как, согласно Священному Писанию, тело Богочеловека было положено вне стен (см.: Ин. 19, 20; Евр. 13, 12), поскольку по иудейскому обычаю кладбища находились за чертой города.

Ранее некоторые западные палестиноведы считали, что стена проходила севернее храма Воскресения, вследствие чего уже во времена земной жизни Спасителя нынешние Гроб и Голгофа должны были находиться внутри тогдашнего Иерусалима и, следовательно, не могли потому считаться подлинными. Раскопки, проведенные архим. Антонином, опровергли это мнение. Открытие и исследование истинного направления стены вскоре подтвердились изысканиями архитектора-палестиноведа К. Шика, более сорока лет изучавшего топографию Иерусалима. Результаты раскопок на русском участке в Иерусалиме были подробно описаны архим. Антонином и составили седьмой выпуск сборника ИППО за 1884 год.

Но и этим не ограничились плоды археологической деятельности архим. Антонина в Иерусалиме. Археологическая ценность русского участка была настолько велика, что, помимо отыскания остатков древнееврейской эпохи, архим. Антонину удалось обнаружить сооружения, принадлежавшие к более позднему времени: колонны, арки и остовы столбов, а также остатки нескольких поперечных стен.

Произведенные на русском участке раскопки и найденные здесь остатки древней стены, порога Судных врат, арки базилики Константина и пристроек византийской эпохи, естественно, потребовали со стороны Палестинского общества сооружения зданий для защиты находок от непогоды. Для этого общество нашло необходимым всю северную часть участка, где были сосредоточены главные реликвии, связанные с евангельскими событиями, реконструировать так, чтобы к ним был возможен свободный доступ паломников; здесь же предполагалось устроить археологический музей.

Тринадцатого сентября 1887 г. трудами Палестинского общества был заложен первый камень нового здания. К 1891 г. было закончено строительство сооружений, которые должны были охранять древние святыни. Порог Судных врат, открытый при раскопках, был огражден решеткой, и по обеим стенам были помещены иконы, а сверху, на арке, повешены лампады.

Некоторый вклад в археологические исследования Святой Земли внесли и сотрудники основанного в 1894 г. Русского археологического института (РАИ) в Константинополе (см.: Успенский Ф. О РАИ в Константинополе // Труды Десятого археологического съезда в Риге (1896). М., 1900. Т. 3: Протоколы. С. 44–50). Хотя основной областью интересов института была византология, однако его ученые предприняли несколько археологических разведок по всему Ближнему Востоку и даже провели раскопки на участках Русской Духовной миссии, доставив богатый археологический материал (см.: Фармаковский Б. Последние научные предприятия РАИ в Константинополе // Труды Одиннадцатого археологического съезда в Киеве (1899). М., 1902. Т. 2: Протоколы. С. 79–80).

Археологическая экспедиция 1891–1892 гг., проводившаяся по инициативе Палестинского общества и при участии Я. Смирнова (см.: Кондаков Н. Археологическое путешествие по Сирии и Палестине. СПб., 1904), а также экспедиции в 1898 г. в Заиорданье (см.: Дмитриевский А. ИППО и его деятельность за истекшую четверть века (1882–1907): Историческая записка. СПб., 1907), в 1908 г. на Синай, а в 1913 г. – в Тивериаду (см.: Семенов Д. Русское Палестинское общество и его деятельность до войны 1914 г. // НВ. 1925, № 8–9. С. 210–214) привели к тому, что отечественная библейская археология поднялась к 1914 г. на уровень, в некоторых отношениях превышавший европейский (и уж тем более американский).

Исследователями из Палестинского общества была начата публикация научно-просветительских изданий («Православный Палестинский сборник», «Сообщения ИППО» и др.). В них публиковалась оперативная и полная информация о новейших открытиях эпиграфического и этнографического характера, сделанных в экспедициях или музейных хранилищах, переводы важнейших источников, обзоры работ иностранных коллег. Издания были открыты для светских ученых (востоковедов, историков искусства и др.), участие которых определило высокий уровень публикаций. В 1901–1902 гг. по инициативе П. Коковцова общество уже обсуждало со специалистами по археологии Палестины возможность расширения полевых исследований, особенно археологических раскопок; вскоре был поднят вопрос о создании специального

Палестинского института, аналогичного Русскому археологическому институту в Константинополе.

Первая мировая война, в которой владевшая Палестиной Турция оказалась нашим противником, привела к эвакуации института в Константинополе и к сворачиванию деятельности Палестинского общества. Последовавшие же после 1917 г. события и вовсе положили предел полевым исследованиям отечественных археологов на Святой Земле.

Работы церковных авторов после 1917 г. в области библейской археологии

Условия работы церковных авторов послеоктябрьского периода в области библейской археологии можно охарактеризовать словами одного из них, прот. Н. Дивакова, сказавшего, что «в силу печальных событий, происшедших в нашей стране… русская библеистика, передовая в мировых масштабах в прошлом… перестала существовать. <…> Почти все из того, что мы сейчас изучаем в наших духовных школах, является наследием прошлого, которое просто не смогли уничтожить». В свете вышеприведенного обстоятельства понятной становится основная направленность работ церковных авторов этого времени – систематизация дореволюционных наработок и тех жалких крох зарубежного археологического опыта, которые все-таки попадали в СССР. Ведь известно, что в послевоенное время отечественные светские востоковеды не имели доступа к зарубежной научной литературе даже в объемах, естественных для 30-х гг. XX в., – свидетельством чему могут быть соответствующие жалобы на страницах «Вестника древней истории».

Одним из первых церковных систематизаторов был еп. Михаил (Чуб) (см.: Михаил (Чуб), еп. К десятилетию открытий на берегах Мертвого моря // ЖМП. 1957, № 12. С. 54–64), не только тщательно собиравший материалы по кумрановедению, но и использовавший их в апологетических целях. Подобная направленность работ была крайне необходима в то время, когда та же кумранистика использовалась в целях атеистической пропаганды (см., напр.: Ковалев С., Кубланов М. Находки в Иудейской пустыне (открытия в районе Мертвого моря и вопросы происхождения христианства). 2-е изд., перераб. и доп. М., 1964.; Крывелев И. Археологические исследования последних десятилетий и проблемы историчности библейских повествований // Тез. докл. на заседаниях, посвященных итогам полевых исслед. 1963 г. М., 1964. С. 70–73). Апологетическую направленность имела и работав области кумрановедения диак. А. Покладова, привлекшего все доступные в его время и в его положении западные источники – работы Д. Аллегро, М. Бэрроуза и Ж. Даниелу. Им же была отмечена главная причина терминологического единства ессейской и раннехристианской литературы – существование во времена Второго Храма общеупотребительной богословской терминологии, использовавшейся в апостольской проповеди для достижения всеобщего ее понимания. В работе аргументированно разъяснялись принципиальные различия между ессейским и христианским вероучением. Подчеркнуто было значение кумранских находок для решения многовекового спора о соотношении Септуагинты и масоретского текста (см.: Покладов А., диак. Находки в Иудейской пустыне и их значение для библейской науки: Стипендиатский отчет / МДА. Загорск, 1966).

Особого внимания заслуживает работа прот. П. Руснака, являющаяся первой отечественной попыткой изложить историю развития библейской археологии и обозреть ее открытия, сделанные до 60-х гг. XX в., наиболее важные для доказательства истинности событий священной истории (см.: Руснак П., прот. Археологические работы на Востоке и Библия: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1970). Некоторые работы того времени подобным же образом освещали отдельные периоды ветхозаветной истории – времена Иисуса Навина, Судей (см.: Дзичковский Г., диак. Библейские события во времена Иисуса Навина и пророка Самуила в свете современных научных данных: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1971) и плена Вавилонского (см.: Шокало А., прот. Вавилонское пленение Израиля по библейскому повествованию и научным данным: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1972). Общей чертой этих работ было, во-первых, использование старого археологического материала, а во-вторых, наивный «триумфализм», вполне объяснимый противостоянием с атеистическим окружением. Первой современной научной работой в области библейской археологии, принадлежащей перу церковного автора послеоктябрьского периода, является диссертация прот. Н. Дивакова, посвященная археологическим сведениям о ветхозаветном Храме Иерусалимском (см.: Диванов Н., прот. Иерусалимский Храм в свете современных археологических данных: Дисс… канд. богосл. наук / МДА. [Сергиев Посад], 1990). Прекрасный источниковедческий анализ и привлечение всей уже доступной к началу 90-х гг. XX в. зарубежной литературы, научный подход к поставленной проблеме – все это делает работу о. Николая знаковой. Знаковой в том плане, что и отечественная церковная библейская археология все-таки может возродиться как самостоятельная наука.

Вторая половина 90-х гг. XX в. ознаменовалась выходом в свет нескольких апологетических работ, посвященных важнейшему новозаветному артефакту – Туринской плащанице (см.: Каледа Г., прот. Плащаница Господа нашего Иисуса Христа. М., 1995; см. также: Синельников В., свящ. Туринская плащаница на заре новой эры. М., 2000), и, кроме того, учебного пособия по библейской археологии (см.: Деопик Д. Библейская археология и древнейшая история Святой Земли. М., [1998]). В 2004 г. была опубликована работа (см.: Юревич Д., свящ. Пророчества о Христе в рукописях Мертвого моря. СПб., 2004), излагающая, в том числе, и все новейшие археологические интерпретации кумранских находок.

Отечественное востоковедение после 1917 г. и его достижения в области библейской археологии