Наука любви

Наука любви
Публий Овидий Назон

Эксклюзивная классика (АСТ)
В «Науке любви» великий поэт в изящной и остроумной форме дает советы о том, как найти, завоевать и сохранить любовь. Следуя этим советам, римские юноши всегда знали, как правильно флиртовать и вести себя в отношениях, а девушки – что нужно делать, чтобы удержать возле себя мужчину. Это произведение оказало огромное влияние на всю европейскую литературу и считается одним из величайших произведений Античности.

В издание также вошли такие циклы стихотворных посланий, как «Любовные элегии», «Героиды», «Скорбные элегии», и поэма «Лекарство от любви».

Овидий

Наука любви

Ovidius Scienza Dell'Amore

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Любовные элегии[1 - Текст печатается по изданию: Публий Овидий Назон. Элегии и малые поэмы / Пер. с латин. Сост. и предисл. М. Л. Гаспарова. Коммент. и ред. переводов М. Л. Гаспарова и С. А. Ошерова. – М.: Художественная литература, 1973.© Перевод. С. Шервинский, наследники, 2024]

Книга первая

I

Важным стихом я хотел войну и горячие битвы

Изобразить, применив с темой согласный размер:

С первым стихом был равен второй. Купидон рассмеялся

И, говорят, у стиха тайно похитил стопу.

«Кто же такие права тебе дал над стихами, злой мальчик?

Ты не вожатый певцов, спутники мы Пиэрид.

Что, если б меч Венера взяла белокурой Минервы,

А белокурая вдруг факел Минерва зажгла?

Кто же нагорных лесов назовет госпожою Цереру

Или признает в полях девственной лучницы власть?

Кто же метанью копья обучать пышнокудрого стал бы

Феба? Не будет бряцать лирой Аонии Марс!

Мальчик, и так ты могуч, и так велико твое царство,

Честолюбивый, зачем новых ты ищешь забот?

Или ты всем завладел – Геликоном, Темпейской долиной?

Иль не хозяин уж Феб собственной лиры своей?

Только лишь с первым стихом возникала новая книга,

Как обрывал Купидон тотчас мой лучший порыв.

Нет для легких стихов у меня подходящих предметов,

Юноши, девушки нет с пышным убором волос», —

Так я пенял, а меж тем, открыл он колчан и мгновенно

Мне на погибель извлек острые стрелы свои.

Взял свой изогнутый лук, тетиву натянул на колене:

«Вот, – сказал он, – поэт, тема для песен твоих!»

Горе мне! Были, увы, те стрелы у мальчика метки.

Я запылал – и в груди царствует ныне Амур.

Пусть шестистопному вслед стиху идет пятистопный.

Брани, прощайте! И ты, их воспевающий стих!

Взросшим у влаги венчай золотистую голову миртом,

Муза, – в двустишьях твоих будет одиннадцать стоп.

II

Я не пойму, отчего и постель мне кажется жесткой,

И одеяло мое на пол с кровати скользит?

И почему во всю долгую ночь я сном не забылся?

И отчего изнемог, кости болят почему?

Не удивлялся бы я, будь нежным взволнован я чувством…

Или, подкравшись, любовь тайно мне козни творит?

Да, несомненно, впились мне в сердце точеные стрелы,

И в покоренной груди правит жестокий Амур.