Красавица

– Ричард сказал тебе, что случилось с ее головой?

– Н-нет.

– Я слышала, та лежала отдельно от туловища этой бедняжки.

Другая девушка ахнула, прикрыв рот рукой в кружевной перчатке.

– Боже мой.

Беззвучно кивнув, брюнетка взяла в руки один из вышитых Селиной платков.

– Ее лицо было не узнать. Отцу пришлось опознавать ее по сережкам.

Тут Пиппа кашлянула, определенно пытаясь намекнуть, что не стоит вести такие жуткие беседы у всех на виду. А Анабель нахмурилась с раздражением.

– Дамы, мы можем вам чем-нибудь помочь? – Селина одарила двух юных клиенток натянутой улыбкой.

Брюнетка прищурилась, беспечно бросив платок обратно.

– Нет, спасибо. – Она потянулась к локтю подруги, обхватила его рукой, и они направились прочь от киоска.

Как только они оказались достаточно далеко, Анабель фыркнула.

– Сплетничать об убийстве в тени церкви… – пробормотала она. – Неужто нечем больше заняться, как злить святых духов таким образом? – Ее шотландский акцент усилился от негодования, она отгоняла пальцами толстенную осу, летающую у ее лба.

Пиппа вздохнула, а затем поймала Анабель за руку, прежде чем той удалось прихлопнуть кружащее вокруг насекомое.

– Бедная девушка. – Она села ровнее, изящно расправив плечи. – Надеюсь, она недолго мучилась. Кто мог такое сделать? – Нахмурилась. – Что за монстр может так отобрать жизнь человека?

Анабель сердито кивнула.

– Надеюсь, виновные будут гореть вечность в аду. Только такой справедливости достойны убийцы.

Румянец вот-вот был готов проступить на шее Селины. Она повела плечами, пытаясь успокоиться. Капелька пота скопилась во впадинке между ее ключицами, прежде чем скатиться на грудь, стиснутую в корсете.

– Полностью согласна, – промычала она. Однако слова звучали неестественно. Селина переплела пальцы, молясь, чтобы эта беседа закончилась.

К счастью, оказалось, что Пиппа и Анабель тоже были согласны. Все трое продолжили свои попытки собрать деньги для церкви с новой волной усердия, вместе приветствуя подошедших потенциальных покупателей.

Большинство прохожих лишь останавливались, чтобы рассмотреть джем из боярышника и лимонно-грушевый мармелад, которые девушки готовили весь вчерашний день. Никому не были интересны раскрашенные чашки и элегантно сложенные платки.

Уныние опустилось на плечи Селины, как зверь, таящийся в тени. Она огляделась, ища причину своего дискомфорта. По крайней мере, собирающиеся вокруг них теперь люди не упоминали ужасное убийство, произошедшее неподалеку от Джексон-сквер.

Селина решила, что перерыв в сплетнях – хотя бы на время – это еще одна вещь, за которую она будет благодарна.

* * *

Спустя три часа неудач уныние Селины обзавелось клыками. Солнечные лучи продолжали опускаться на землю все ниже, и жара приобретала враждебный характер, вынуждая мечтать о ночном комфорте. Даже ветки над головой будто бы ощущали тяжесть зноя, и бутоны на них, точно веки, становились тяжелее и сонливее с каждой минутой. Светлые кудри Пиппы обрамляли ее лицо, как расплывчатый ореол. Анабель затянула потуже желтую ленту на лбу и громко вздохнула. Кажется, ее терпение тоже иссякало.

Стройная шотландка накрутила на палец вьющийся локон своих золотисто-каштановых волос и дернула его, расправляя, морща свой веснушчатый нос.

– Ох, жара как в котле у ведьмы. И как мы должны знакомиться с перспективными мужчинами, если проводим дни напролет, собирая деньги, а ночи – распевая молитвы?

Селина хотела сказать много чего в ответ. Однако выбрала наименее обидный комментарий.

– Может, было бы лучше, если бы мы собирали деньги по ночам. – Ее веселый сарказм не подействовал на Анабель. Рыжеволосая девушка растерянно уставилась на Селину.

Однако Пиппа всегда понимала черный юмор своей подруги. Она покосилась на Селину, изогнув губы. Затем грациозно повернулась к Анабель.

– Может, поиски женихов не должны быть нашей единственной заботой?

– Ага, не должны, но знаете что? Крепкий молодой человек неплохо бы разнообразил эту скукотищу.

– Или сделал бы только хуже. – Пиппа поправила тонкую золотую цепочку с крестиком на шее. – По своему опыту скажу, крепкие молодые люди не всегда становятся хорошим дополнением компании.

Селина заставила себя подавить улыбку. Именно по этой причине они с Пиппой сдружились незадолго до того, как отправиться в плаванье. Ни у одной из них не было иллюзорных представлений насчет противоположного пола. Конечно, Селина хотела бы узнать, почему Пиппа не мечтала найти суженого, но понимала, что о таком не спрашивают.

Миниатюрная блондинка с личиком в форме сердца и сапфирово-голубыми глазами, Пиппа притягивала чужие взгляды, куда бы ни пришла. Мужчины часто кивали ей с восхищением. Более того, она обладала острым умом. Ей достаточно было бы секунды, чтобы влюбить в себя кого-то. Но вместо того чтобы спокойно жить в родных землях, Пиппа бесстрашно пустилась в неизвестную новую страну по ту сторону Атлантического океана.

Когда они только встретились, все это показалось Селине крайне любопытным. Однако она держала свои мысли при себе. Не хотела ввязываться в беседу, которая, скорее всего, последует после. Если она спросит, ее спросят в ответ, а на подобные вопросы Селина не хотела отвечать. Любого интереса к ее прошлому, помимо простейшего, нужно было избегать всеми возможными способами.

По многим причинам.

В день, когда Селина ступила на борт «Арамиса», она отметила про себя, что все девушки здесь обладали светлой кожей, почти ни в ком, судя по внешности, не было ни капли иностранной крови. У Антонии, девушки из Португалии, кожа была того типа, что легко загорает на солнце, но даже она провела большую часть времени в трюме, чтобы не было ни намека на цвет.

Если они узнают, откуда родом мать Селины… Если узнают, что среди ее предков не чистокровные англосаксы…

Этот секрет она и ее отец хранили с тех самых пор, как прибыли в Париж тринадцать лет назад, когда Селине едва исполнилось четыре. Хотя Франция и не была так плачевно известна своими расовыми предрассудками, как Америка в последние годы, в воздухе там все равно витала бурлящая напряженность по этому поводу. Подразумевалось, что кровосмешение неприемлемо. И эта идея распространялась по всему миру. За пределами Нового Орлеана даже принимали законы, запрещающие людям с разным цветом кожи находиться в одной комнате.

А мать Селины была родом с Востока. Завершив свою работу в Оксфорде, отец как любитель иностранных языков решил отправиться в восточные земли. Он встретил мать Селины в маленькой деревушке на южном берегу каменистого полуострова. Селина не знала, где именно, и каждый раз, когда спрашивала, не получала ответа.

– Не имеет значения, кем ты была, – заявлял отец. – Имеет значение, кто ты сейчас.

Тогда это казалось правильным, как и теперь.

В результате Селина мало что знала о своей матери. Воспоминания о первых годах жизни на побережье Дальнего Востока быстро стирались из памяти. Мелькали в ее голове время от времени, но не приобретали четких форм. Мать Селины стала в ее мыслях женщиной, от которой пахло сафлоровым маслом, которая кормила ее фруктами каждый вечер перед сном и пела ей когда-то очень давно. Ничего больше.

Однако если кто-то станет присматриваться, разглядывать черты лица Селины натренированным взглядом, смогут заметить угловатость в ее скошенных наверх глазах. Ее высокие скулы и густые темные волосы. Кожу, которая остается светлой зимой, но приобретает бронзовый оттенок под летним солнцем.

– Тебя зовут Марселина Беатрис Руссо, – говорил отец каждый раз, когда она спрашивала о матери, и хмурился. – Это все, что остальным нужно о тебе знать.

Селина превратила эти слова в свой девиз, которым жила. Неважно, что половина страниц в ее книге пусты. Совсем неважно.

– Это продается, мадемуазель? – громко поинтересовалась молодая дама таким тоном, словно спрашивала у слабоумной. Ее светло-карие глаза метнулись к платку, вышитому Селиной.

Вздрогнув, Селина ответила резко, слова слетели с ее губ, прежде чем она успела поймать их:

– Надеюсь, что да, в противном случае я черт знает что делаю здесь последние три часа.