Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Кроме того, установившаяся в России демократия принесла ещё большую нестабильность, чем даже та, которая наблюдалась в последние месяцы царского режима. Всю страну охватили всевозможные забастовки, стачки, локауты. Многочисленные собрания и митинги выносили сотни резолюций, требований, воззваний. Расцвели сепаратистские и центробежные тенденции на окраинах Российской Империи. Инфляция, дефицит, спекуляция и дороговизна парализовали экономику. Всё это приводило к усилению леворадикальных партий, и прежде большевицкой.

Создавшемуся в стране положению решил воспротивиться Верховный Главнокомандующий генерал Корнилов. Выступая 12 августа 1917 г. в Москве на Государственном совещании, генерал прямо заявил, что причиной развала армии стали «законодательные меры принятые после Февраля» и что «для спасения Родины» необходимо принять ряд жестких мер по ликвидации радикальных революционных организаций, упразднении советов, милитаризации страны, запрету забастовок, введении смертной казни на фронте и в тылу, учреждению военной цензуры и др. Временному правительству было предложено ввести военно-республиканскую диктатуру и передать всю полноту власти новому органу – Совету народной обороны. В состав Совета должны были войти: генерал Л.Г. Корнилов (председатель), А.Ф. Керенский (товарищ председателя), генерал М.В. Алексеев, вице-адмирал А.В. Колчак, Б.В. Савинков и М.М. Филоненко. План генерала Корнилова получил широкую поддержку со стороны военных и общественно-политических кругов (прежде всего кадетов).

Временное правительство не оспаривала полезности тех мер, о которых требовал генерал Корнилов, но не делало никаких шагов для проведения этих мер в жизнь. Для их воплощения и воспрепятствования прихода к власти большевиков требовалось военное выступление, центром подготовки которого стала Ставка Верховного главнокомандующего в Могилеве.

23 августа приехавший в Ставку, управляющий Военным министерством Борис Савинков, в сопровождении шурина Керенского полковника Барановского, сообщил Корнилову, что основанный на его предложениях законопроект одобрен А.Ф. Керенским (данный факт в последствии настойчиво опровергался последним). Но правительство опасалось, что введение требований Корнилова вызовет выступление большевиков, ожидавшееся в Петрограде, а возможно и всего Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Чтобы воспрепятствовать этому Савинков предложил послать в Петроград в конце августа в распоряжение правительства 3-й кавалерийский корпус и объявить город на военном положении.

25 июля Савинков покинул Ставку Корнилова и на следующий день генерал телеграфировал ему о том, что 3-й кавалерийский корпус (преобразованный в Петроградскую особую армию), под командованием генерал-лейтенанта А. Крымова, прибудет в окрестности Петрограда вечером 28 августа, и просил объявить 29 августа город на осадном положении. В случае выступления большевиков генерал Крымов должен был занять город, разоружить ненадежный Петроградский гарнизон и разогнать советы.

«План по принятию мер к наведению порядка на фронте и в тылу» мог легко осуществиться, если бы ни два фактора: чрезвычайная боязнь Керенского потерять личную власть и странное поведение депутата Государственной Думы В.Н. Львова.

Сразу по возвращении из Ставки, Савинков дважды предлагал Керенскому подписать проект, но Министр-председатель почему-то отказался.

Но еще накануне описываемых событий к А. Ф. Керенскому явился бывший Обер-прокурор Святейшего Синода В.Н. Львов с предложением от некой «влиятельной группы» предпринять меры по усилению правительства. Керенский ответил Львову, что готов рассмотреть его предложения. По последующим показаниям Керенского, этим их разговор ограничился, но 23 августа вернувшийся в Москву Львов заявил депутатам А.Ф. Аладьину и И.А. Добрынскому, что Министр-председатель уполномочил его вести переговоры со Ставкой по созданию нового правительства и выработки программы приемлемой для армии и населения.

Сразу после отъезда Савинкова из Ставки туда прибыл Львов и был принят генералом Корниловым. Здесь Львов назвавшись представителем Керенского, предложил Корнилову диктаторские полномочия, на условиях включения в его правительство Керенского и Савинкова. Корнилов, абсолютно уверенный в полномочиях Львова, ответил согласием стать диктатором, для достижения порядка в стране. На случай беспорядков генерал просил Львова передать просьбу, чтобы Керенский и Савинков приехали в Ставку, так как опасался за их безопасность.

26 августа, Львов явился к Керенскому в Зимний Дворец и заявил, что власть должна сегодня же перейти к Верховному Главнокомандующему, Временное правительство должно сложить полномочия, а сам Керенский и Савинков явиться в Ставку. Все свои предложения Львов записал на бумаге и передал Керенскому.

Керенский счел слова Львова «ультиматумом Корнилова», и для того, чтобы прояснить ситуацию решил связаться с Корниловым по телефону, в отсутствие Львова. Телефонный разговор Керенский вел с Корниловым от своего имени и имени отсутствовавшего Львова. В нем Министр-председатель спросил, подтверждает ли Корнилов правоту слов Львова, и генерал, не зная то, о чем говорил Львов, подтвердил его слова и просьбу о приезде в Ставку.

После этого Керенский пригласил Львова в Библиотеку Николая II, где начальник милиции полковник С.А. Балавинский арестовал депутата.

На заседании Кабинета Керенский заявил об отстранении Верховного Главнокомандующего, поскольку тот намерен свергнуть правительство. В знак солидарности с Корниловым министры-кадеты подали в отставку. Одновременно Керенский послал телеграмму Корнилову с приказанием сдать должность генералу А.С. Лукомскому и явиться в Петроград.

27 августа во всех газетах появилось сообщение Керенского № 4163, в котором он говорил об «ультиматуме» переданном ему представителем Верховного Главнокомандующего Львовым; обвинял генерала Корнилова в попытке воспользоваться тяжелым положением в стране и установить личную диктатуру; требовал от Корнилова сдать пост Верховного Главнокомандующего генералу В.Н. Клембовскому; объявлял Петроград и Петроградский уезд на военном положении и призывал принять все меры «для спасения Родины, свободы и республиканского строя».

Для противодействия «мятежному» генералу А.Ф. Керенский обратился к левым политическим силам с призывом защиты от военной диктатуры и сделал непоправимую ошибку: пошёл на вооружение рабочих.

Вслед за сообщением Керенского Петроградский совет обратился к войскам и советам с призывом не подчиняться приказам «мятежников и предателей» Корнилова и Лукомского.

Тем временем, получив телеграмму от Керенского с требованием сдать должность генералу Лукомскому и явиться в Петроград, Корнилов не поверил в ее подлинность и решил, что это провокация, поскольку в телефонном разговоре Керенский обещал приехать в Ставку и тем самым поддержать Корнилова. Все попытки получить подтверждение из Петрограда оказались тщетными, поскольку перестал работать телеграф.

Наконец, в ночь на 28 августа Корнилов получил сообщение Керенского и был ошеломлен. Немедленно было выпущено «Воззвание к русским людям», в котором сообщение № 4163 называлось «ложью и провокацией», а также подчеркивалось что «Временное правительство под давлением большевицкого большинства Советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба… убивает армию и потрясает страну внутри» и далее: «Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины… Я, генерал Корнилов, – сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ – путём победы над врагом – до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни». Одновременно было обнародовано обращение к железнодорожникам, где требовалось «безусловное выполнения» распоряжений о перевозке войск генерала Крымова в Петроград и предупреждалось, что в случае неисполнения будут введены беспощадные карательные меры.

Выступление генерала Корнилова поддержали Главнокомандующий Юго-Западного фронта генерал-лейтенант А.И. Деникин, генералы И.Г. Эрдели и Е.Ф. Эльснер. Главнокомандующий Северным фронтом генерал В.Н. Клембовский подал в отставку.

На борьбу с «корниловщиной» в 3-й кавалерийской корпус генерала Крымова были посланы агитаторы от Петросовета и Временного правительства, которые своей демагогической агитацией разложили корпус настолько, что 29 августа он не мог продолжать двигаться дальше на Петроград. Тоже произошло и с верной Корнилову Кавказской Туземной дивизией.

29 августа Керенский объявил себя Верховным Главнокомандующим, а генерала Алексеева начальником своего штаба.

30 августа генерал Самарин прибыл в Лугу, где поставил Крымова в известность о происходящих событиях и передал приказ Министра-председателя явиться в Петроград. На следующий день было официально объявлено о подавлении «мятежа», а 2 сентября генерал Корнилов был арестован в Могилеве.

Так из-за нерешительности и амбиций Керенского, авантюризма Львова и деятельности других деятелей Февральской революции провалилась последняя попытка не пустить к власти большевиков.

Созданной Временным правительством 28 августа 1917 г. «Чрезвычайной комиссии для расследования дела о бывшем Верховном главнокомандующем генерале Л.Г. Корнилове и соучастниках его» было поручено расследовать все детали непростого и запутанного «дела Корнилова». Председателем комиссии был назначен военно-морской прокурор И.С. Шабловский, в прошлом известный адвокат. В состав комиссии были включены: военные юристы, полковники Н.П. Украинцев и Р.Р. фон Раупах, гражданский судебный следователь Н.А. Колоколов.

Керенский и поддерживающие его социалисты были уверены, что комиссия должна установить существование некой тайной организации, которая способствовала «заговору Корнилова» и хотела если не вернуть монархию, то установить военную диктатуру, но практически сразу стало ясно, что речь идет всего лишь о «трагическом недоразумении», в которое по политическим соображениям уже никто не хотел поверить.

31 августа, услышав объяснения генерала Крымова, И. Шабловский отпустил его, предварительно не усмотрев в его действиях попытки «мятежа». Но на следующий день, генерал Крымов не явился на допрос, так как под воздействиями острых переживаний покончил с собой той же ночью.

2 сентября члены комиссии прибыли в Могилев. Корнилов к этому времени содержался в тюрьме города Быхов, а поддержавшие его Деникин и члены его штаба в Бердичеве и Житомире.

Первое, что было необходимо сделать, это объединить всех подследственных в одном месте. Поэтому «Деникинская группа», содержавшаяся в Бердичеве, должна была быть доставлена в Быхов, но вызванный с Юго-Западного фронта комиссар Н.И. Иорданский отказался сделать это, ссылаясь на крайнее возбуждение солдат. Также он сообщил, что в Бердичеве намечено создать военно-революционный трибунал, который должен решить дело в 24 часа.

Прибывший 5 сентября в Ставку Керенский требовал от комиссии скорейшего решения по делу Корнилова и передачи обвинительного заключения в военно-революционный суд, но комиссия решительно воспротивилась этому, заявив, что не может установить все обстоятельства по делу в кротчайший срок и что дело «Деникинской группы», не может рассматриваться в отрыве от дела «Корниловской».

Керенский отказался одобрить заключение комиссии и вызвал в Ставку комиссара Иорданского, вместе с которым приехали прокурор Юго-Западного фронта генерал С.А. Батог и представитель солдатского комитета Дашинский. Когда все они собрались в вагоне комиссии, у ее членов отпало всякое сомнение, что суд в Бердичеве вынесет смертный приговор, который повлечет за собой столь же быстрое решение участи «Быховских узников». Так Дашинский заявил тоном, не терпящим возражения, что «проволочка в деле Деникина, хоты бы два дня, может вызвать такие события, исход которых трудно представить».

Председатель и члены Комиссии, отстаивали свою точку зрения. Они привели аргументы, о том, что военно-революционному суду могут быть подведомственны лишь дела не требующие предварительного следствия, к каковым «дело Корнилова» отнесено быть не может, поскольку была учреждена Чрезвычайной следственная комиссии. Кроме того, дело Корнилова должен рассматривать гражданский, а не военный суд, поскольку генералом Корниловым не было совершено воинских преступлений.

Хотя данные доводы были самоочевидны и юридически верны, тем не менее, они привели истеричного Керенского в ярость, и он демонстративно покинул вагон с криком: «Я назначал следователей, а не защитников генерала Корнилова, теперь я исправлю сделанную ошибку».

Очевидно, что Керенский стремился как можно скорее покончить с «делом Корнилова», чтобы замести следы и скрыть свою первоначальную причастность к организации «военного заговора». Для Министра-председателя было выгодно чтобы российская общественность, а также его союзники из Петросовета верили в то, что Корнилов хотел «погубить завоевания революции», тогда как Керенский во время этому помешал. Любое сомнение в этой официальной версии были политически нежелательным для главы правительства Российской республики.

Комиссия же состоявшая из честных юристов хотела разобраться в вопросе и докопаться до истины. Ситуация была напряжена до крайности, поскольку каждый день у стен Бердичевской тюрьмы, где содержался генерал Деникин собиралась солдатская толпа, требовавшая расправиться с ним. Необходимо было немедленно действовать, чтобы в Бердичеве и Быхове не произошло «суда Линча» и комиссия могла довести свое независимое расследование до конца.

Выход нашел член комиссии полковник Роман Романович фон Раупах. Когда Корнилов первый раз допрашивался Украинцевым и фон Раупахом, то сказал, что телеграмма от Керенского с требованием сдать должность генералу Лукомскому и явиться в Петроград бесследно исчезла. Она была очень важна, ведь если она была подписана Керенским, как военным министром, то дальнейшие действия Корнилова не могли расцениваться, как военный мятеж, поскольку военный министр был не в праве отстранять от должности Верховного Главнокомандующего. Если же Керенский подписал телеграмму, как глава Временного правительства, то ему необходимо было представить решение Правительства об отрешении Корнилова от должности, но оно-то было датировано 30 августа, а это означало, что происходившие до этого действия, а именно приказ войскам продвигаться на Петроград, также не могли считаться незаконными, а тем более квалифицироваться как мятеж.

Понимая это, кто-то выкрал телеграмму Керенского из Ставки и штаба Северного фронта, но научил Корнилова осторожности. Поэтому перед арестом, генерал передал ленту-запись своего разговора с Керенским, одному из иностранных военных агентов, находящихся при Ставке, который в свою очередь передал ленту Чрезвычайной следственной комиссии.

Ознакомившись с лентой, фон Раупах разработал план выхода из того противодействия, которое нагнеталось Керенским, а именно: опубликовать содержание телефонного разговора Корнилова и Керенского, чтобы вызвать интерес в обществе к «делу Корнилова», который бы заставил Керенского отказаться от планов закончить дело расправой, и дал бы возможность комиссии продолжить следствие.

Для осуществления плана фон Раупах, не посоветовавшись с другими членами комиссии, изложил его в частной беседе генералу М. Алексееву, которым план был полностью одобрен. Собственноручно переписав содержимое ленты, генерал с благодарностью вернул ее фон Раупаху.

Через два дня в газете «Утро России» в полном виде было опубликовано содержимое телефонных переговоров Керенского с Корниловым.

План Роман Романовича удался блестяще. Публикация столь важного документа произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Газеты самых разных политических направлений требовали тщательного расследования и выяснения всех обстоятельств дела. Теперь уже было невозможно ограничить роль Чрезвычайной следственной комиссии и автоматически отпала возможность быстрого решения дела, путем проведения военно-революционного суда.

8 сентября Чрезвычайная комиссия под охраной кадет Киевского корпуса прибыла в Бердичев. Но не прошло и нескольких минут после посещения членами комиссии, как в камеру к арестованным ворвались вооруженные солдаты, арестовали всех членов комиссии, посадили на автомобиль и под стражей увезли, но вскоре отпустили.

На следующий день, И. Шабловскому и Н. Украинцеву удалось добиться от Бердичевского Совета отсрочить на неделю передачу дела военно-революционному суду, до получения отзыва от Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.

После недолгих переговоров Петросовет согласился с тем, что дело по обеим группам должно расследоваться совместно и приказал перевести членов «Деникинской группы» из Бердичев в Быхов, что и было исполнено.

Ситуация двоевластия и конкуренции Петросовета и Временного правительства оказалась как нельзя кстати для Шабловского, Украинцева и фон Раупаха, сумевших спасти участников «корниловского мятежа» от скорой и неминуемой расправы толпы, а также освободиться от давления со стороны Керенского, поскольку Петросовет очень заинтересовался установлением всех обстоятельств дела и даже включил в состав Комиссии членов своего ЦИК В.Н. Крохмаля и М.И. Либера, которые должны были контролировать следствие.

Чрезвычайная комиссия, произведя тщательное расследование, допросив подследственных и свидетелей, рассмотрев все доступные документы, смогла найти только два обстоятельства, которые могли бы с натяжкой объяснить подготовкой к активному военному выступлению.

Во-первых, в Ставке находился Главный комитет Союза офицеров армии и флота, который предлагал Корнилову отдать приказ штабам всех армий, представить Союзу списки всех офицеров, известных своими большевицкими симпатиями, но когда управляющий Военным министерством Б. Савинков узнал об этом, то уговорил Верховного Главнокомандующего отказаться от данного распоряжения.

Во-вторых, 25 августа вместо проведения занятия по английскому способу метания бомб со съехавшимися для этого офицерами, была проведена беседа, на которой их предупредили, что в ближайшие дни в Петрограде может произойти выступление большевиков, для подавления которого направлен 3-й кавалерийский корпус.

Если эти два обстоятельства с грехом пополам можно было рассматривать, как попытки к восстанию, то демократические группы, работавшие на местах, не выявили ни одного факта подготовки к мятежу. Один только Керенский настойчиво продолжал держаться обратного мнения, он-то и был вызван на заседание Комиссии 8 октября в качестве свидетеля.

На допросе Керенский продолжал озвучивать официальную версию о «военном мятеже с целью погубить завоевания революции» и резко реагировал на все попытки следователей задать неприятные для него вопросы, которые он всячески старался обходить либо просто отказывался отвечать на них. Членам комиссии постоянно приходилось повторять и переформулировать вопросы, чтобы получить на них хоть сколько-нибудь внятный ответ Министра-председателя. Это приводило Керенского в ярость и в конце концов вызвало у него истерический выпад. Керенский кричал, что комиссия не ценит возможности допрашивать главу правительство, о чем раньше нельзя было мечтать, и что члены комиссии пытаются сделать из него обвиняемого.

После этого выпада со стороны Керенского, председатель комиссии И.С. Шабловский был вынужден поспешно прекратить заседание и тем самым оставить многие заготовленные вопросы невыясненными.