– В чем твой план, Дэйзи? Мы не можем следующие шесть недель танцевать этот танец с каждым пациентом.
– Ты абсолютно прав. Вот мой план: ты увольняешься, а я продолжаю жить, счастливее, чем когда-либо.
– У тебя одна рука…
– Лукас, ты, как никто другой, должен знать, как много можно сделать одной рукой. – Я опускаю глаза на его брюки не потому, что меня волнует, что находится под ними, а для того, чтобы пробить его толстую черепушку и донести до него двусмысленность фразы.
Он подходит ближе, принимая вызов.
– Ты говоришь так, будто знаешь по опыту.
На его лице хитрая улыбка. Он не улыбался так в подростковом возрасте. От той улыбки было легко уклониться. Эта небольшая ухмылка таит в себе что-то темное, и вдруг я понимаю, что теперь Лукас – человек, который наслаждается тем, как легко он может нарушить мои личные границы и залезть мне в голову. Я пытаюсь смотреть мимо него, но мне мешают его слишком широкие плечи, и он ждет ответа, поэтому я открываю рот и говорю:
– Эм… мисс Пени… эм, я имею в виду, мисс Пекос ждет нас.
Я прочищаю горло и смотрю в коридор, молясь, чтобы Мэрайя появилась из-за угла.
«Сколько времени нужно, чтобы сделать этот чертов анализ!?»
Ее до сих пор нет, я стою с Лукасом наедине, и здесь становится жарче, чем в аду. Я берусь за лацканы халата и обмахиваюсь ими, обдувая блузку.
– Думаю, мы должны… вести себя профессионально. И перестань так на меня смотреть. Просто отвернись, пока мы ждем Мэрайю.
– Ты покраснела, – замечает он, довольный происходящим.
С меня хватит – я поворачиваюсь и отправляюсь на поиски Мэрайи и этого богом забытого анализа. Нахожу ее в лаборатории. Увидев меня, она наклоняет голову, глазами настороженно оценивает меня.
– Все в порядке, доктор Белл?
– Да.
– Вы выглядите очень возбужденной.
– Сколько градусов показывает термостат?
– 62.
– Это по Фаренгейту?
– Хотите присесть? Почему вы себя так обмахиваете?
Она обращается со мной так же, как я обращалась с пациентами во время психологической практики, и, к сожалению, она достаточно умна, чтобы дать точную оценку моему состоянию.
Только второй день, а Лукас уже начинает нервировать меня.
* * *
После самого длинного рабочего дня в жизни я стою на обочине и жду, когда меня заберет мама, как будто я снова вернулась в третий класс.
– Еху, вызываю доктора Белл!
БИИИП! БИИИИИП!
Мама сворачивает прямо передо мной и ведет себя так, будто она – гордая мамочка какого-нибудь футболиста и снимается в спортивной рекламе. Следующие шесть недель она будет моим водителем. Гипс не только препятствовал возможности самостоятельно обследовать пациентов, но и принудил меня к автомобильной зависимости от собственной матери, привыкшей вести себя крайне громко. Я не смогу управлять велосипедом одной рукой.
– О, это так весело! Так же, как когда я забирала тебя рано из школы, когда ты писалась в штаны или плакала после посещения зоопарка на экскурсии. Ты хотела освободить всех этих животных, – ее глаза сверкают, – моя маленькая активистка.
Я закрываю глаза и проскальзываю на пассажирское сиденье.
– Мам, – шиплю я, – пожалуйста. Тебя могут услышать. Прекрати себя так вести. Кому ты машешь?
– Посмотрите-ка, кто это! – Она опускает стекло и кричит: – Лукас! Ой, извините! Точнее сказать, доктор Тэтчер!
Можно не поворачиваться, чтобы убедиться в том, что она машет Лукасу, подзывая его ближе к машине.
– Доктор Лукас Тэтчер! – кричит она, а потом говорит мне: – Он превратился в такого красавца.
Я не буду сидеть сложа руки, пока она одаривает его комплиментами.
Полминуты мы боремся за контроль над кнопкой регулировки моего стекла. Вверх-вниз, вверх-вниз. Я фокусирую все мышцы тела на крошечной кнопке, но она использует самый мощный инструмент – детский замок. Она ловко с ним управляется, и мое стекло с легкостью опускается вниз.
– Добрый вечер, миссис Белл, – здоровается Лукас где-то справа от меня. – Я смотрю застывшим взглядом на лобовое стекло. – На секунду мне показалось, что Дэйзи забирает одна из подруг. У вас что, новая стрижка?
Мама смеется и трогает кончики волос.
– Ой, перестань. Ничего особенного. Просто слегка освежила прическу.
– Мам, нам лучше поторопиться. Движение становится плотным, – говорю я, указывая на лобовое стекло.
– Ерунда! В нашем расписании нет ничего, кроме поедания вчерашнего ужина и просмотра «Театра шедевров», и я так давно не видела Лукаса. Последний раз – на прошлый День благодарения, да?
В прошлом году на День благодарения я была в Северной Каролине, и мама впоследствии порадовала меня рассказами о том, как Тэтчеры пригласили ее на праздничный ужин. Она и Лукас якобы несколько часов играли в веселые игры.
Лукас наклоняется и упирается локтями в открытое окно.
– Вы – чемпион «Ассоциаций». Ваши еженедельные занятия живописью действительно окупились, миссис Белл.
– Ох, ты же знаешь, я хожу туда только из-за вина.
Мама флиртует. Я поворачиваюсь спиной к Лукасу и смотрю на центральную консоль.
– Мама, я устала и проголодалась.
– Может быть, теперь, когда вся банда вернулась в город, мы сможем собрать всех вместе и устроить вечер игр?
Она прижимает меня к сиденью рукой. Ее способность игнорировать меня сбивает с толку. Удивительно, почему я в детстве была всегда сытой.
Я обдумываю, возможно ли опуститься и надавить на педаль газа моей забинтованной рукой. Правда, впереди нас переходят улицу дети, но это того стоит. У нее безаварийный водительский стаж и нет судимостей – с правильным судьей и хорошим поведением она выйдет из тюрьмы в кратчайшие сроки.