Вера
Рацлава Зарецкая
Она – дочь богатых родителей, у которой есть все, что только душе угодно. Ее задача – быть красавицей и умницей, не ударить в грязь лицом и удачно выйти замуж за человека, которого выбрала мама. Он – художник, потерявший зрение в автомобильной аварии. Его задача – выжить и собрать деньги на операцию, вот только это весьма затруднительно, когда ты совсем незрячий, да еще и содержишь бабушку и маму. Перед новогодними праздниками, когда с неба сыплет пушистый белый снег, а улицы озарены мигающими гирляндами, эти двое встречаются и влюбляются, но на пути к хрупкому счастью у них слишком много преград. И в этой буре чувств, предрассудков и непонимания все, что им остается – это просто жить, любить и верить…
Рацлава Зарецкая
Вера
Надо жить, надо любить, надо верить.
Лев Николаевич Толстой
«Война и мир»
1
8 декабря, четверг
Первое, на что я обратила внимание, когда вошла в художественную школу, – это его глаза. Цвет радужки был таким темным, что сливался с зрачком. У меня в голове тогда мелькнула глупая мысль, что люди с такими темными глазами наверно видят мир не таким ярким, как остальные.
А потом я узнала, что он слепой. Узнала на второй день нашего знакомства. Он мне об этом сказал, я бы сама не догадалась: очки не носил, выглядел совершенно обычно и даже внимательно смотрел на собеседника, когда тот говорил.
– А вы не могли бы перенести мой урок во вторник с часу на три часа? – поинтересовалась я, подойдя к стойке регистрации.
Обычно за ней всегда стояло двое, но сейчас был только один парень, темноглазый Денис. Он приглянулся мне еще в мой первый день в художественной школе и, судя по приятному бархатному голосу, именно с ним я разговаривала по телефону, когда записывалась на первое занятие.
– На три часа уже есть запись, – сразу же ответил Денис, никуда не заглянув.
– А на четыре? – спросила я. В последнее время я плохо спала и утренние занятия не приносили мне удовольствия.
– Есть окно только на 12 часов. Переписать? – Красивое и утонченное лицо парня казалось лицом робота – никаких эмоций он не выражал, даже глазами почти не моргал.
– Перепишите, – со вздохом произнесла я. Это, конечно, совсем не то, что я хотела, но все же лучше, чем ничего. Хоть на часик побольше посплю.
– Ждем вас во вторник в 12:00! – Парень снова никуда не заглянул и не сделал никакой записи, что меня насторожило.
– А вам никуда это занести не надо? – поинтересовалась я.
– Все занесено сюда, – Денис указал на свою голову.
– И вы запомните?
Уверенный кивок.
– Это, конечно, здорово, но для подстраховки все же надо заносить куда-то эту информацию, – нравоучительно заметила я.
– В конце дня другой сотрудник это сделает.
– А вы почему не можете?
– Потому что не вижу, – просто ответил Денис.
Я не сразу поняла, что он имеет ввиду. Только когда к стойке регистрации подошла еще одна сотрудница и поинтересовалась, все ли у нас в порядке, я заметила, что Денис смотрит немного странно – не на лицо девушки, а на ее шею и чуть вправо.
Домой я вернулась в смятении. Мама сразу же заметила мое состояние и принялась расспрашивать, что случилось.
– В художественной школе есть один администратор. Я проявила некоторую бестактность, а потом выяснилось, что он слепой. Теперь у меня душа не на месте, – коротко рассказала я.
Моя мама облегченно вздохнула. Она была из тех женщин, которые всегда надумывают худшее и картинно ахают от любой информации. Будь то незначительное изменение погоды или чья-то смерть – мама всегда отреагирует так, будто настал конец света.
– Я-то думала, что случилось! – сказала она, сразу же потеряв ко мне интерес. – На следующее занятие просто отнесешь ему пакет с извинениями.
«Пакетом с извинениями» мама называла незначительные подарки, которые вручаются человеку с целью извинения. Как правило, в эти пакеты клали конфеты, алкоголь, кофе или чай. Разумеется, все это было самого лучшего качества – на такое моя излишне бережливая мама никогда не жалела денег.
Я хотела было сказать, что даже не знаю, чем наполнить этот пакет, но мама уже скрылась из вида. Мои проблемы ее не волновали. Вернее, ее волновала только одна проблема, связанная со мной – как можно скорее и как можно удачнее выдать меня замуж.
С самого детства нас с братом воспитывали как принца и принцессу. Благодаря отцовскому нефтяному бизнесу у нас всегда было все самое лучшее. Брата воспитывали как наследника огромного состояния, а меня как инструмент, который это состояние приумножит путем выгодного брака. Не то чтобы Матвею не надо было жениться, нет, просто у меня это было первичной задачей, а у него – вторичной.
Когда я еще была маленькой и по нескольку раз пересматривала любимые диснеевские мультики про принцесс, то верила, что когда-нибудь тоже смогу найти своего принца, влюбиться в него и выйти замуж. Став старше, я все еще верила в это, но вскоре вера моя пошатнулась.
Лет с пятнадцати мама начала знакомить меня с потенциальными женихами, и они, все как один, были ужасными. Некоторые из них даже приставали ко мне, пока взрослые не видели, и это было отвратительно. Однако самым ужасным было то, как отреагировала на это моя мама.
– Ну и что, потерпи, у него денег немерено! – отмахнулся от меня самый близкий человек.
Только папа молча погладил меня по голове и прижал к себе. Главой семьи он был лишь на словах – всем заправляла мама. Ее слово было законом, а раз она сказала, что я выйду замуж до 25 лет, то так оно и будет.
И вот мне уже 24 и моя детская вера в то, что я смогу влюбиться, уже давно помахала мне рукой и исчезла. Решив, что надо выполнить свою задачу, я сосредоточилась на том, чтобы стать идеальной женой: посещала соответствующие курсы, брала уроки танцев, флористики, кулинарии, игры на фортепиано.
Полгода назад меня познакомили с Артуром – моим будущим мужем. Ему было 32 года и он владел сетью магазинов одежды по всей стране. В данный момент Артур находился в Москве, но после свадьбы собирался вернуться на родину в Кабардино-Балкарию, где жила его семья – все как один предприниматели.
С Артуром мы встречались каждое воскресенье и ужинали вместе в разных местах. Он любил живопись и был начинающим меценатом, поэтому мама посоветовала мне походить в художественную школу.
Так, холодным зимнем днем я оказалась у входа в школу «Альтер Эго», где встретила парня с глазами настолько темными, что он ничего не видел.
2
13 декабря, вторник
– Здравствуйте, я здесь впервые. Можете проводить меня к преподавателю Снегиревой?
Такие просьбы я ненавижу больше всего, потому что выполнить их не могу. Нет, я знаю прекрасно, где находится класс Марины Львовны, и могу до него дойти, но, когда я достаю свою складную трость и с помощью нее начинаю идти, клиенты теряются (это мне сказала администратор Виолетта). Поэтому я просто стою у стойки регистрации и делаю записи занятий у себя в голове, а потом кто-нибудь заносит их в компьютер.
– Я вас провожу! – очень вовремя раздается голос Виолетты за моей спиной.
Я не знаю, как она выглядит, поэтому воображение само нарисовало ее образ: лет 25, светловолосая и голубоглазая, ярко подводит глаза черным карандашом и красит короткие ногти разноцветным лаком. Еще мне кажется, что у нее цветные пряди в волосах и розоватая сухая кожа – по крайней мере руки у нее всегда обветрены. Виолетта любит тяжелый рок, розовых фламинго и картины Сальвадора Дали. Я ее вкусы не разделяю. Разве что уважаю Сальвадора Дали.
До того, как ослепнуть, я видел только Марину Львовну, еще пару преподавателей и уборщицу тетю Галю. Вернее, я видел весь персонал «Альтер Эго», но спустя четыре года остались только те, которых я перечислил. Штат сократили до минимума, потому что прибыль значительно уменьшилась. Марина Львовна говорит, что это все потому что я перестал давать уроки живописи, но я в это не верю.
Единственные, кто пострадал из-за моей слепоты – не считая меня, конечно, – это мои бабушка и мама. Теперь им никто не помогает в деревне, и чтобы вспахать землю и скосить траву приходится просить соседских мужчин, которым потом надо платить либо водкой, либо деньгами.