Угроза 4.0?

Максим и сам за ним приглядывал. Пол безусловно заметная личность, но подозрительного в нем было мало. Американца все любили, и это несмотря на то, что на него фактически взвалили функции управляющего. По мнению Макса, главнюк априори должен быть козлом, контролируя, запрещая и ругая своих подчиненных, все время требуя больше. Но Лорду необъяснимым образом удавалось избегать острых углов. Американец нравился девушкам, его неспроста обожали – высокий, атлетического телосложения, волосы светлые, как будто они выгорели на жарком летнем солнце. Яркие серо-голубые глаза и широкая челюсть с едва видневшимися скулами придавали модельной внешности немного суровой мужественности. Из-за обаятельной улыбки этого выпускника университета Лиги плюща из богатой семьи некоторые девушки хотели за него замуж.

– Этот ходячий список достоинств надо демонстрировать на конкурсах исключительных людей, – в шутку думал Максим без злобы, хотя признавал, что слегка завидует, так как Лорд был всего на три года старше его самого.

Дебют французской технологической компании в странах СНГ ознаменовался бескомпромиссной экспансией, поэтому директор по развитию был вторым человеком в фирме и одновременно являлся заместителем управляющего. Управляющий – француз, в отличие от Алена, русским языком не владел, но был назначен на руководящую должность, так как считался большим специалистом в области освоения недр, за него говорили успешные кейсы в Африке. Как полагал Максим, именно работа в Африке стала аргументом, причина тому – парадоксально сравнимый уровень коррупции в странах СНГ и на жарком континенте. Управляющий появлялся в московском офисе крайне редко, в основном он был с деловыми поездками в Азербайджане и Казахстане.

Вот тут-то у агента и рождались подозрения. Отсутствие управляющего давало Полу возможность быть главным, но, несмотря на статус, который, между прочим, щедро вознаграждался, Максим не заметил, что американца радовал такой карьерный рост. Пол, к огромному удивлению, делегировал часть административных функций, таких как контроль дисциплины, организация мероприятий и порой даже контроль эффективности менеджеров младшего звена, своей молодой ассистентке Марии. Спустя некоторое время Максим понял: Маша была тем самым механизмом обхода острых углов. Очевидно, что Пол – жуткий нарцисс, который не сможет без всеобщего обожания, поэтому функции строгого начальника он возложил на свою талантливую, но неопытную ассистентку. Маша была рыжей невысокой девушкой, с овальным лицом, крайне хороша собой и обладала миниатюрной, привлекательной фигурой. Она была фанатом не только работы, но и своего руководителя, по этой причине вести себя она старалась под стать Лорду. Маша наигранно и фальшиво пыталась держаться также статно и величаво, но из-за отсутствия воспитания в высоком обществе и жизненного опыта ее поведение воспринималось не больше чем отвратительное высокомерие. Мария благодаря усердию в какой-то момент даже претендовала на роль серого кардинала. По мнению агента, некоторые распоряжения, звучавшие от имени Пола, были провозглашены вовсе не им, а его ассистенткой, но на них всегда стояла его резолюция.

Женская половина офиса завидовала Маше не только за близость к Лорду, но и за статус доверенного или, как считалось, близкого человека. А пока все неравнодушные злорадно гадали, каким именно местом молодая девчонка из маленького городка под Воронежем добилась места, близкого к солнцу, Максим несколько раз пробовал к ней подобраться для выхода на Пола. Попытки успехом не увенчались. Маша была неприступна, она не любила болтать и говорила только о работе. Она с трепетом относилась к исполнению своих обязанностей, представ в глазах агента настоящим трудоголиком, ставившим работу выше личного, но Максим из младшего персонала, и общих тем у них не было, агент лишь раз пожаловался на духоту в курилке.

Такое поведение профессионала уровня Лорда, когда человек, фактически занимающий управляющую должность, относится к ней не так серьезно, как должен был бы, конечно, выглядело подозрительным. И все же на статус подозреваемого в глазах молодого контрразведчика Пол не вытягивал. Максим не видел в этом человеке угрозу, он не видел в нем хладнокровного профи, готового в любой момент проникнуть на охраняемую территорию, обезвредить системы охраны и выкрасть секретную информацию. В глазах Максима Лорд просто наслаждался своим положением и мало о чем беспокоился. Он беззаботно рассекал Третье транспортное кольцо на элегантном купе от «Астон Мартин», неизменно в компании красивой девушки, зависал в ночных клубах или закрытых мероприятиях с дорогой выпивкой и подходящим обществом.

Американский кинематограф ради картинки убедил нас в том, что именно такой и должен быть супершпион – всем известный, мужественный красавчик, не скрывающий своего имени, передвигающийся на дорогих спортивных машинах, выпивающий исключительные напитки и уделяющий внимание только обворожительным красоткам. Пол был именно таким. Если бы обыватель искал шпиона, то непременно обратил бы свое внимание на него. Реальность же, как и положено, серая и отвратительная. Разведка работает по совсем другим лекалам, даже самому высококлассному шпиону не дозволено так открыто насмехаться над контрразведкой. В шпионаже прием «спрятаться на виду» не работает, так Максима учили в академии. Шпион в центре внимания все равно что волк в овечьей шкуре, в сытом безумии снявший эту самую шкуру. Контрразведчик считал, что максимум, кем мог быть Пол, – информатором. Информаторами частные лица, бизнесмены, ученые, общественные деятели становятся довольно часто, Максима обучали такой вербовке. Это очень удобно с точки зрения спецслужбы, не надо готовить агента, не надо его финансировать, он не владеет секретной информацией, от него в случае чего можно отказаться, и еще целый ряд весомых причин, а вот эффект от такого агента может быть колоссальным. Вербуют информаторов по обе стороны океана, отличие только в методах. В США благодаря поверхностности познаний об окружающем мире срабатывает пропаганда. Из-за утверждений, что коварные русские спят и видят, как наносят вред великой Америке, информаторами зачастую становятся из убеждений о том, что Россия – враг, которого нужно победить. В России как всегда все прозаичнее: потенциальным информаторам, как правило, не оставляют выбора известными методами.

Но то, что Пол – информатор, не сходилось с разведданными, в депеше говорилось не об информаторе, а именно о первоклассном шпионе, который будет вести подрывную деятельность. Задача же информатора только в том, чтобы передать данные после возвращения в США, и, кроме как сбором информации, он больше ничем заниматься не должен, так как оперативной работе гражданский не обучен. Конечно, увлеченный романтизмом шпионажа и подстегиваемый адреналином информатор мог выйти за пределы своей миссии, но это ни в коем случае не перерастало в организацию подрывной деятельности. Самые большие опасения Максима были в том, что это дезинформация. Либо, что еще хуже, – крючок. Крючком называют ситуации, когда намеренно сдают мелкую сошку, чтобы, например, отвлечь внимание от настоящей акции. А еще хуже, когда крючок нужен для того, чтобы получить стратегическое преимущество за счет ошибки контрразведки – вербовки шпиона противника. Позволив себя завербовать, мнимый шпион станет двойным агентом, разумеется, только для вида, и как минимум сможет пускать дезу. В таких случаях контрразведка сама себе наносит урон, а противник получает преимущество. Несмотря на убежденность командования в том, что Пол – подозреваемый номер один, Максим, наблюдая за ним воочию, считал, что он не тот, кого они ищут.

Поиски шпиона продолжались…

Глава II

В комнате стояла умиротворяющая тишина. Петр Степанович прикрыл дверь на кухню, и к Максиму перестали доноситься звуки телевизора. Даже соседей было не слышно. Утро субботы – отличное время для работы, которой накопилось прилично. Агент был поглощен изучением информации о компании, в которой строилась его легенда. Контора расщедрилась на производительный ноутбук, с приятной отдачей кнопок черной клавиатуры, издающих мягкий глухой звук, экран передавал великолепную палитру цветов, и Максим даже после долгих часов не замечал усталости глаз. Работать и серчить на таком ноуте было в удовольствие, а царящая тишина способствовала концентрации. Максим изучал информацию, которая могла пригодиться его легенде, он изучал сферу бизнеса, в которую был внедрен, с расчетом на будущее. Для того, чтобы создать успешную легенду, необходимо было выбираться из болота низшей должности, построив карьеру, а для этого надо много знать. Такие занятия стали отдушиной после монотонного изучения личностей работников представительства французской корпорации в соцсетях на втором ноутбуке. Второй ноутбук тоже от конторы, был российской сборки и предназначен для технической работы без доступа в интернет. Давеча куратор передал агенту недавно загруженную базу данных информации из социальных сетей. Доступ был без ограничений, к закрытым аккаунтам, переписке, посещениям, лайкам и вообще любой активности. Такие возможности российским спецслужбам доступны как в российских социальных сетях, так и в зарубежных, в которых постоянно находят уязвимости. Переписку Максим изучать не хотел, чужого грязного белья ему хватало от Светы, а искомый шпион не будет переписываться в социальной сети и никоим подобным образом себя в ней не раскроет. К тому же переписку пришлось бы изучать самостоятельно, ведь поисковая нейросеть, алгоритм которой ориентирован на ключевые слова, ему была не положена по уровню допуска и мощности оборудования. Без таких возможностей на изучение постоянно пополняющегося текста у агента ушли бы месяцы непрерывной работы.

Спустя полтора часа Максим решил вернуться к основной работе и вновь открыл тот второй ноутбук, тяжелый, допотопный, но надежный, его невозможно дистанционно взломать по причине использования безотказного метода.

– Итак, в компании сто восемьдесят четыре работника, из них двадцать четыре иностранца. Тринадцать иностранцев – французы, трое из США, один алжирец, остальные из разных стран Восточной Европы. Из всех работников компании только у четверых нет личности в социальных сетях, включая Артема, то есть меня. Немало, видимо, сказывается молодость коллектива. Этих троих отщепенцев контора изучила в первую очередь и ничего интересного не обнаружила. Так, – сказал Максим, принимаясь за рутинную работу.

Изучение цифровых личностей в социальных сетях требовалось для выявления в них аномалий – незакономерных и нелогичных последовательностей. Подозрение, к примеру, вызывала регистрация незадолго до трудоустройства в фирму. Странным было бы наличие ботов в друзьях, явное несоответствие постов, публикаций, размещенных видео и аудио взглядам и убеждениям человека либо когда это выглядит как наполнение фейкового аккаунта. Конечно, разведка противника – это не российский среднестатистический мошенник, ошибки или неосторожность в наполнении – большая редкость. Целые отделы заранее создают шпионам цифровые личности, а их самих под надзором специалистов тщательно готовят самостоятельно заниматься наполнением и вести переписку. Но и в этом случае есть трудность – друзья. У человека, жившего за океаном, друзья в России будут либо виртуальные, либо те, кто его никогда не видел либо увидел, но совсем недавно. У человека, который родился в России, как правило, есть школьные и студенческие друзья, которые должны о нем знать воочию, на протяжении многих лет. Само по себе изучение цифровых личностей не помогает напрямую выявить шпиона, это лишь дополнительный способ сузить круг подозреваемых. Другие способы пока не сработали, разведка была в неведении, а слежка безрезультативной. Методике изучения цифровых личностей Максим был обучен, он делал все, как его учили, и после трех месяцев сузил свой круг подозреваемых до пятидесяти одного человека, двадцати семи россиян и двадцати четырех иностранцев. Параллельно проработкой занимались спецы из конторы под руководством дяди Максима – старого волка контрразведки. Спецы без участия Максима прорабатывали иностранцев, у молодого агента не было ни опыта, ни ресурсов для этого.

Максим занимался изучением аккаунтов с самого начала операции, и пора было передать свое мнение в контору. Агент готовил очередной отчет, ему было поручено написать собственное мнение о каждом подозреваемом, дать характеристику и составить психологический портрет. Мнение Максима было ценным, так как формировалось на основе наблюдений за объектами вживую. В этом деле ему очень помогла Света – ходячая база данных с пикантной информацией о подозреваемых. Такая информация весьма ценная, любая спецслужба стремится знать об объектах все, не чураясь подробностями, ведь они их характеризуют более достоверно, чем поведение на публике. Дистанционно можно узнать о счетах, локациях отдыха, местах работы, покупках, запросах, имуществе, но подробности, которые знал контрразведчик, имели другой характер, личный, частенько даже интимный. В этом отношении сплетни, пропущенные через фильтры здравого смысла для максимального отсеивания выдуманных фактов, были источником. Клавиши секретного ноутбука вчерашних технологий стучали громче и отдавали звонким звуком, спустя пару часов отчет подошел к концу, а в глазах начало рябить от низкосортного монитора.

– Плохой знак, я устал, внимательность снизилась, могу упустить детали, надо передохнуть, – сказал сам себе агент.

В такие минуты Максим практиковал простое упражнение для расслабления глаз, суть которого в том, чтобы найти самую дальнюю видимую точку на горизонте и долго на нее смотреть, стараясь ни о чем не думать. Таким образом глаза немного расслабятся и смогут передохнуть. Перед тем, как встать и подойти к окну для поиска точки, Максим сам не зная зачем потянул за ручку и выдвинул ящик стола. Достал оттуда завалявшийся в углу жетон, задумчиво на него поглядел и положил обратно. Агент встал из-за стола, спина затекла на неудобном деревянном стуле. Молодой человек потянулся и сделал короткую разминку. После внимательно посмотрел на подоконник, халатное преображение которого он закрыл старым полотенцем, так и выглядело лучше, и из окна, казалось, меньше дуло.

Максим устремил свой взор на самую дальнюю часть самого дальнего здания в доступности его обозрения. Словно погрузившись в воду, его мозг поддался на уговоры усталости, прервав генезис мыслей. За окном на холодную землю, с ледяными объедками уже редкой плюсовой температуры, безмятежно ступали снежинки. Они тут не гости, они здесь не впервые, в несчетный раз они повторяют бесконечный ритуал круговорота воды, а человеки так и не хотят понимать, что для скоротечных людских судеб это и есть вечность. Снег непоколебимо стремится исполнить предначертанное, не придавая значения нашему безразличию. Это не он скоро выпадет и скоро растает, это само человеческое явление меньше чем мгновение в существовании любой молекулы воды. Задул ветер, и эти плоды зимы – владычицы наших широт вследствие планетарного задирства – помчались по его требованию для выкройки холодных покровов. Макс продолжал смотреть в одну точку на далеком сером здании, когда-то бывшем голубым. Здание как полководец возвышалось над подобными себе старыми, облезлыми солдатами, давно утратившими свой первозданный вид. Перед глазами агента в бесчисленный раз предстала огромная армия нашей угрюмости, некогда давшая народу то, что и по сей день слепцы именуют стабильностью. Вот они, демотиваторы наших улыбок, сообщники похитителей нашего солнца – туч, таких же серых, как и они сами. Павшие войска, расквартировавшиеся в наших городах, смотрят на нас мозаикой серых плит, скованных безобразными швами, они пали вместе с империей, навсегда утратив свою идеологию.

Ветер подул в окно, и из расщелин в стене потянуло навязчивым холодом. Максим немного передохнув, собрался с мыслями и снова сел за отчет. Поработав еще час, он закончил и, взглянув на часы, произнес: «Пора выдвигаться».

Агент стоял перед зеркалом на двери старого шкафа и разглядывал в отражении молодого парня с зачесанными набок черными волосами, чуть длиннее среднего. Милое лицо с мужественными чертами, не было в нем чего-то выдающегося или же отталкивающего. Губы были обычного размера, верхняя чуть толще нижней с правильным изгибом посередине. Нос прямой, небольшой, со слегка вздернутым кончиком, лоб был скрыт за волосами, брови густые, неширокие, доходили почти до висков. В комнатном освещении глаза казались блекло-зелеными, но о глазах это не все. Смотрящий в эти глаза, кто бы он ни был, бился об заклад, что этому парню известны факты, неведомые остальным. Максим был крепок, но телосложение скорее стройное, чем коренастое, хотя в последние годы агент начал прибавлять вес из-за неподвижной работы. Ростом контрразведчик был немногим менее ста восьмидесяти сантиметров – каждый раз на медкомиссиях были разные показатели, когда сто семьдесят шесть, а когда сто семьдесят восемь сантиметров. Максим обладал, как и положено человеку, мечтающему стать разведчиком, обыкновенной внешностью, а его философия, исключавшая ношение ярких вещей, нанесение татуировок, надевание украшений или даже отбеливание зубов, гарантировала незапоминаемость. Девушки считали молодого парня симпатичным, но не более того, им нравилась его скромность, а благодаря немногословности он походил на умного.

– А вот тесты на выпуске ты завалил, – сказал своему отражению Максим.

Максим не завалил тесты при выпуске из академии, в целом выдав средний балл. Но невысокие показатели не дали ему сразу отправиться на передовую разведки, где нужны выдающиеся. По этой причине молодой агент в наказание для себя решил, что тесты он не иначе как завалил. В недостаче баллов вины молодого человека, как ни странно, не было. Максим был талантлив и способен, только вот система подготовки оставляла желать лучшего. До поступления в академию, во время учебы в кадетском корпусе, к нему, как и к остальным кадетам, не предъявляли высоких требований. Причин тому было много – это и некомпетентность преподавателей, и незаинтересованность руководства кадетского корпуса в высокой успеваемости подопечных, и слабая школьная подготовка самих кадетов. Как результат – Максим поначалу навёрстывал упущенное в кадетском корпусе, после авансом получив место среди курсантов высшей подготовки, прилагал титанические усилия, чтобы соответствовать повышенным требованиям академии. Будучи курсантом, он мало спал, плохо питался, и почти все свободное время ему приходилось заниматься самообучением. Второй аванс, и снова от дяди: Максима назначили на спецоперацию. Его, а не десяток не менее достойных кандидатов. Несмотря на невысокий подтвержденный уровень подготовки и знаний, молодому агенту дали шанс стать разведчиком. Он хорошо осознавал, что, только выполнив задание, можно отработать авансы и начать двигаться к желаемой цели.

– Тебе выдали еще один крупный аванс, ты обязан его отработать, – давал установку агент, тыча пальцем в зеркало. – Только бы не попасть на крючок или, еще хуже, – не возиться с дезой. Если деза, то тогда все напрасно.

Переодевшись в свою невзрачную и не привлекающую внимание одежду, контрразведчик взял куртку и перед тем, как надеть проверил в ней потайные карманы, чтобы они были готовы. В этот момент дверь его комнатушки резко открылась, в нее без стука и приглашения с важным видом зашел Петр Степанович. Максим снимал у него эту маленькую комнатку потому, что контора на жилье выделять деньги отказалась. Молодому агенту нормальные жилищные условия не полагались. Тратить те небольшие деньги, которые зарабатывал младший клиентский менеджер Артем, на съем отдельного жилья Максим не хотел, он рассчитывал, что такое положение вещей ненадолго и, как только он докажет свою состоятельность, все изменится.

– У меня там вода с порошком осталась, полы мыл. Она нормальная, чистая, я ж полы постоянно мою, пачкаться не успевают. В ванной оставил. Если тебе надо бери, заодно тоже помоешь, чтобы свежачок был в комнате. – Для убедительности при словах о свежести пожилой мужчина согнул руку в локте и сжал кулак на уровне между глазом и ухом.

Петр Степанович, невысокий, коренастый мужчина, с белесыми глазами и постоянно грязной головой. Накрахмаленная старая кремовая рубашка подчеркивала болезненную красноту кожи. Максим съязвил про себя, что краснота эта от любви мыть полы с порошком. Хозяин квартиры считал это своей особенностью, мудростью, которую он приобрел с жизненным опытом, и, само собой, находил в этом способе массу полезных преимуществ.

– Хорошо, спасибо, но, только если потом, мне сейчас уходить, – холодно ответил квартиросъемщик.

Максим с пониманием относился к загонам пожилого мужчины. Однако ему не нравилось, что этот человек – яркий представитель старой советской закалки, по инерции ушедшей эпохи – не признавал прав на частную жизнь, личное пространство и прочей, по его мудрому мнению, чепухи. Нередко без стука и разрешения он вторгался к своему квартиросъемщику или проникал в комнату, когда Максима не было дома. Что Петр Степанович искал во время таких рейдов, известно было только ему самому. Агент догадывался, что скорее всего пожилой мужчина, напротив, хотел убедиться в отсутствии того, что подтвердило бы его опасения. У страха глаза велики, поэтому, по мнению Петра Степановича, обнаружить в комнате Артема, к примеру, использованные шприцы было чуть ли не наименьшим из опасений. Именно с такими токсичными, побочными явлениями обрушившегося на Россию либерализма Петр Степанович ассоциировал данную ему по факту рождения свободу. По всей видимости, круто изменившийся уклад жизни людей в России, за которым последовали упадок нравов и губительная интерпретация свободы, закрепили в нем твердое убеждение о преимуществе саморазрушившегося режима. В отсутствие эмпирического опыта ему не дано было понять, что из себя представляет и чему служит наличие естественных для человека прав. Как Петр Степанович отказывался понимать суть современных технологий, предпочитая доверять тому, что скажут. Точно так же из тех же источников он жаждал регулярно получать нелепые обоснования нарушения своих прав, нередко преодолевавших границу здравого смысла. Именно так ему удавалось сохранять внутренний баланс, не задавать вопросы и не искать на них ответы, которые его огорчат.

Хоть агент и закрывал свою комнату на ключ, он в соответствии с профессиональной этикой не исключал варианта такого визита, ведь в квартире был как минимум еще один ключ. Контрразведчик предусмотрительно поставил растяжку из обыкновенной нитки, закрепленной по бокам двери пластилином, чтобы входящий срывал эту нить незаметно для себя, и очень скоро обнаружил вторжение.

– Хорошо, что у меня ствола нет, а то старик бы нашел и ментов вызвал, – рассуждал про себя агент, спускаясь по лестнице.

Максим вышел во двор и направил свой ход к автобусной остановке. Выпавший снег таял. Повсюду досаждала мерзкая слякоть, было сыро, и поднялся холодный ветер. Оздоровительное фланирование до метро решено было отложить до более приятной погоды, появление которой, однако, в ближайшее время не предвиделось. Агент доехал до большого парка, вынырнул из подземки и, преодолев смешное расстояние, устремился вглубь деревянных голышей. Место встречи с куратором было выбрано в малопосещаемой части заказника, месте, недоступном оку статичного наблюдения, а в такую погодку еще и безлюдном. Приближаясь к назначенной точке, агент с удовольствием обнаружил, что сейчас тут и вправду ни души, а теснящаяся полоса деревьев укрывает место встречи от случайных глаз. Макс прогулочным шагом подошел к скамье – на ней сидел пожилой мужчина в темно-серой шляпе из шерстяного фетра, перетянутой потертой черной лакированной лентой. Сидящий мужчина был одет в кашемировое темно-серое пальто, с черными пуговицами, воротник был задран так, что почти доходил до шляпы и едва оголял лицо, оставив место только острому взгляду, напоминая забрало. На ногах у куратора были старомодные шерстяные брюки и лакированные до блеска коричневые ботинки. Мужчина сидел так, словно наслаждался видом вдали, его выдавало только то, что из-за гущи деревьев никакой дали не было видно. Максим подошел вплотную, но мужчину это не заинтересовало, и он продолжал неподвижно сидеть и наслаждаться отвратной погодкой. Агент окинул взглядом скамью – она была сырая, местами покрытая полугнилой опавшей листвой. По правилам встречи он должен был присесть рядом как бы невзначай. Максим тяжело выдохнул, стряхнул рукой мокрые листья и сел почти на краешек, чтобы как можно меньше запачкать джинсы. Посмотрев мимолетом на седока, он заметил, что тот предусмотрительно постелил под седалище теплую подстилку. Макс еле заметно ухмыльнулся, признав бесконечную правоту опыта.

Молодой человек, подсевший к немолодому, достал из кармана смартфон и начал в нем ковыряться. Подул сильный ветер, но деревья лишь слегка покачнулись, словно он прошел сквозь них. Грозный гонитель туч рассердился, издав глухой гул недовольства отсутствием листвы, его вечно новых приятелей, обязывающих деревья податливо реагировать на появление могучего друга. Молчание продолжалось еще около семи минут, пока наконец мужчина в летах по имени Геннадий И. не положил ногу на ногу и не выдохнул выдохом, который обычно бывает у недовольных стариков.

Немолодой мужчина был дядей Максима, самым дорогим человеком на всем белом свете, заменившим Максиму отца.

***

Геннадий И. забрал Максима в возрасте тринадцати лет из дома матери, когда та умерла. Женщину звали Людмила, жили они бедно, в небольшой квартире полуразвалившегося двухэтажного дома, классифицируемого в обиходе как «сталинка». Все происходило в маленьком городке, относительно недалеко от озера Байкал, в недоступном для цивилизации месте. Это был очень тяжелый период в жизни мальчика, который не знал своего отца. От матери в адрес другого родителя он слышал только нецензурные ругательства. Людмила считала, что отец Максима бросил их, и болезненно реагировала на вопросы и разговоры о нем. В особенно трудные минуты тяжелой судьбы она с особым презрением отзывалась об отце мальчика. Людмила считала те мимолетные отношения глупой выходкой, а себя наивной дурой, что было самыми мягкими высказываниями в памяти сына. Максим ощущал, как в такие моменты мама холодела к нему и даже не пыталась этого скрывать. Людмила об этом потом горько сожалела, но через какое-то время все повторялось вновь. На ее долю, как и большинства российских женщин глубинки, выпала тяжелая судьба, настолько тяжелая, что обычный человек столько вынести не может. Людмила и не вынесла, в возрасте 33 лет она скоропостижно скончалась, врачи сказали, что не выдержало сердце. От чего именно умерла мама, Максим понял спустя годы, он понял, что сердце было кульминацией множества патологий.

Родители Людмилы рано ее покинули, не оставив после себя ничего, но благодаря неравнодушной пожилой благодетельнице, приютившей подростка, взросление Людмилы прошло без нужды и голода. Но с взрослением в голове задул юношеский ветер, и темпераментная девушка перестала ценить оказываемую ей помощь. Людмила была хороша собой, общительна и любопытна, а потому, несмотря на уговоры благодетельницы, предпочла учебе веселье. Вскоре пожилая дама скончалась от старости, девушку больше никто не поддерживал и не опекал. Людмила сразу после похорон встретила загадочного мужчину и влюбилась без памяти, плодом их скоротечного романа стал Максим. Отец Максима по неизвестной причине исчез в день рождения сына, и девушка осталась одна с маленьким ребенком на руках, без работы, поддержки и с сердцем, разорванным в клочья. Это была юношеская любовь, самая горячая и безумная, та, что лишает рассудка. Как и полагается, счастье в такой любви было скоротечно, а после него боль выжигала внутренний мир, оставив пепелище нервозности и истерических припадков.

Маме Максима без образования и связей приходилось перебиваться случайными заработками. Гордость удерживала ее от падения на дно, даже голод не убедил бы ее переступить через себя. Найти папу маленькому Максимке было задачей невыполнимой, а порой еще и мерзкой. Из всех дееспособных мужчин маленького городка две трети были алкоголики, остальные близки к этому состоянию. Все те, кто не стремился разрушить свою жизнь бесцветным ядом, были либо женаты, либо уже покинули город. Пару раз Людмила позволяла себя соблазнить гостившим в городке состоятельным мужчинам, делала она это не из легкомыслия или низменных желаний, перед ней маячила хоть и призрачная, но надежда вырваться из этого болота нищеты, пьянства и мерзости. Те мужчины, видя, как девушка жаждет лучшей участи и что ради этого она на многое будет согласна, повели себя с ней как обычные подонки, наобещав перспективы, а после уйдя по-английски. Людмила была хороша собой, и поэтому девушки городка ее не любили, паскудно распространяя про нее неправдоподобные, грязные сплетни, часто придумываемые в ходе застолья. Она могла бы уехать, может, даже в Москву, но одной, с маленьким ребенком, в чужой город, где нет никого, кого бы знала она, это был слишком большой риск, на который она не решилась. Чтобы прокормить себя и Максима, Людмила работала на двух, а иногда и трех работах. Одно время ей даже пришлось побыть сторожем. Вакансий мужских профессий хватало, так как многие мужчины предпочитали отведенное им судьбой время проводить в пьяном угаре. Однажды девушке предложили должность секретарши у местного «авторитетного» бизнесмена с достойной оплатой. Людмила с радостью согласилась, но в первый же день ей было прямо сказано, что за достойную оплату она должна была пожертвовать своим достоинством. В тот же день Людмила вернулась на должность сторожа.

Максим же рос как все обычные дети, мало кто из местных жил лучше, поэтому мальчик не чувствовал себя обделенным. Людмила, несмотря на трудности, в целом была любящей матерью, она заботилась о своем ненаглядном Максимке, как она его ласково называла, и пыталась уделять ему время, даже когда смертельно уставала. Мальчик видел маму редко, большую часть времени он был предоставлен себе, но, когда она возвращалась с работы, для него это был настоящий праздник. Жили они вдвоем дружно, и Максим, с малолетнего возраста уже многое понимая, старался слушаться маму, чтобы не усложнять ей и без того сложную жизнь.

Со временем экономика страны повзрослела и трудности понемногу начали отступать. Людмила нашла нормальную работу в транспортной компании, сделала в квартире небольшой ремонт, купила Максиму новые тетради, книжки, фломастеры и даже подала свои документы в институт на заочное отделение. Жизнь начала налаживаться, но у судьбы были другие планы на нее, своего долгожданного подъема девушка так и не увидела. Трудности прошедших лет, нанесенные злыми языками тысячи обид, принятые близко к сердцу, годы тяжелой работы, плохие условия жизни и отсутствие нормальной медицины истощили ее организм. Когда все уже шло неплохо, она начала часто болеть. Болезни возникли на фоне годами испытываемого стресса, гордыней удерживаемого глубоко внутри души. Ее худоба приблизилась к опасной черте, а кожа стала неестественно бледна.

В один из обыкновенных ясных дней Максим возвращался домой со школы и увидел у калитки старую ржавую машину скорой помощи, а возле нее милицейский бобик. Он зашел в подъезд с обшарпанной краской и увидел, что дверь в его квартиру открыта, а на пороге стоят какие-то люди. Любопытство быстро сменилось волнением, когда взрослые, словно не замечая мальчика, равнодушно игнорировали его вопрос «Где моя мама?».

Максим нашел маму на кухне, она неподвижно лежала на полу. Тело Людмилы было накрыто белой простыней, из-под которой была видна только ее нога, цвет кожи уже приобрел бледный оттенок. Мальчик бросился к маме и, расталкивая, пытался ее разбудить, отказываясь понимать произошедшее. Осознав, что мама больше не очнется, ребенок впал в истерический припадок, он начал кричать и плакать навзрыд.

Мальчика не смогли успокоить. И милиционеры, не придумав ничего лучше, отвезли его в детскую комнату милиции. Хотя все в отделении считали, что мальчик быстро выдохнется, спустя несколько часов ничего не изменилось. Максим не мог успокоиться, а милиционеры даже начали спорить на деньги о том, на сколько у него хватит сил. Вопли надоели дежурному, и он вызвал скорую, прибывший санитар вколол мальчику успокоительное, и тот, уснув, проспал несколько часов.

Следующий день Максим находился в этом злачном месте, куда приводят беспризорных детей, маленьких хулиганов, юных наркоманов и прочих покинутых, до которых взрослым нет никакого дела. Родных у мальчика не осталось, и в отделении он ожидал представителей органов опеки. В тот день Максимка стал Максимом, нет, он не возмужал и не окреп, просто что-то в нем угасло. Что-то детское, беззаветное и легкое навсегда оборвалось в мальчике и покинуло его, как осенний листочек, отрываясь от ветки, начинает обратный отсчет своему существованию. Максим очень рано открыл глаза на облик мира, повернувшегося к нему той стороной, которую видят такие, как он, ставшие никому не нужными дети-сироты. Он возненавидел всех и вся, возненавидел весь мир, а самое главное, своего отца, которому захотел причинить столько же боли, сколько тот причинил его маме, той боли, которая, как он считал, забрала ее у него.

Так просто и неумолимо наступил переломный момент в жизни человека. Никто и никогда такого не ждет, никому не ведомо маршрутное расписание судьбы, определяющей отведенный путь. Одних путь ведет в погибель, других на вершину, третьи счастливы, что не познали ни того, ни другого. Куда путь вел Максима, ему в тот момент было безразлично. Маленький, беззащитный ребенок, только что лишившийся матери, получил еще один удар, удар бесчеловечного безразличия от мира взрослых. Психолога в штате милиции маленького городка не было, а пьяные милиционеры уделяли внимание ребенку только в перерывах между пошлыми и циничными насмешками над бедами других.

Представитель органов опеки из областного центра так и не приехал, видимо, у него были дела поважнее. Максим уже много часов сидел в углу на деревянном стульчике, спинка и сиденье которого были обиты неприятной тканью, со временем покрывшейся дырками от сигарет и зажигалок. Максим медленно ковырял из них поролон и пальцами скатывал его в кусочки. Тяжелая рана его души, высеченная тупой, оглушающей болью, нокаутировала, мальчик был подавлен. Детские забавы и развлеченья мальчику тринадцати лет в одночасье перестали быть интересны. Все, что он знал раньше, прекратилось в один миг, ни его школьные друзья, ни соседи, ни кто бы то ни было еще уже не имели никакого значения. Максим хорошо понимал, что никто из тех, кого он знает, за ним не придет, у этих людей есть свои дети, а Максим им чужой. И он не знал никаких родных, кроме троюродной сестры мамы, о которой она упомянула лишь однажды. Людмила никогда с ней не общалась, и мальчик не ждал, что она объявится. Он сидел на этом жестком, неудобном стуле, в окружении грубых, равнодушных к его горю людей, и мысли, что за ним никто не придет, накатывали на него волнами снова и снова. Под воздействием глубочайшей психологической травмы, ощущая себя самым одиноким существом на планете, Максим оказался на грани душевной болезни.

Вечером мальчик остался в комнате один. В коридоре за дверью послышался разговор, в комнату кто-то зашел, но у маленького Максима это не вызвало интереса, и он продолжал ковырять стул. Тем временем человек подошел к деревянному столу в двух метрах от мальчика, стол напоминал школьную парту. На столе стояла грязная посуда и остатки, если это можно так назвать, завтрака. Максиму дали сосиску на вкус как бумага и кусочек плавленого сыра с ломтиком хлеба. Мальчик под уговорами толстого милиционера, кожа которого была покрыта пятнами, согласился позавтракать, но смог выпить только полкружки чая и откусить кусок сосиски, больше в горло ничего не полезло. Недоеденный завтрак так и остался в тарелке на краю стола. Человек, посмотрев на эту импровизированную трапезу, с сожалением выдохнул, там же взял табуретку и сел напротив мальчика. На минуту воцарилась тишина.

– Здравствуй, Максим, – сказал мужчина, его голос был спокойным и мягким, совсем не таким, как у дяденек милиционеров.

Максим не отреагировал, ему было все равно, что происходит вокруг, но мужчина не продолжал, похоже, он прекрасно понимал, что мальчику пришлось пережить, и знал, что давить было нельзя. Незнакомый человек терпеливо ждал, не произнеся больше ни слова. Поначалу мальчик не придал всему происходящему значения, на протяжении целого дня много разных людей ходили туда-сюда по своим делам, мало ли кто это, посидит и уйдет. Но мужчина, не навязываясь, твердо стоял на своем. Максим чувствовал его взгляд и удивился, когда спустя долгое время тот даже не пошевелился. Прошло больше тридцати минут, и все это время они сидели в комнате одни, друг напротив друга. Для мальчика время шло иначе, оно, как и все остальное, не имело никакого значения. Понемногу мозг начал оживать от тяжелого сна наяву и вырываться из забытья, в мальчике просыпалось природное любопытство. Он медленно, с опаской поднял голову – перед ним сидел худощавый мужчина с каштановыми волосами, кромка которых местами редела сединой. Лицо у него было немного узкое, скорее прямоугольное, оно было приятное, а его тонкие усики придавали солидности и важности. Глаза маленькие, серые, Максим не заметил, как засмотрелся в эти глаза, они показались ему бесконечно грустными, но добрыми. Незнакомец был одет в костюм темно-рубинового цвета, почти черный, на ногах были лакированные туфли, начищенные до блеска, в руках он держал небольшую шляпу. Уловив вопросительный взгляд мальчика, мужчина спокойно пояснил:

– Максим, я твой дядя, я брат твоего папы.

От этих слов в мальчике наступило замешательство, его пульс стал ритмичен, а к голове начала приливать кровь, дыхание участилось.