Мироздание

– Вижу, трудностей с языком у вас не возникнет, – расхохотался Дмитрий и добавил. – Уже поздно. Давайте вы переночуете у нас, а завтра я отвезу вас на вокзал, там и купите билеты.

– Хорошая идея, – поддержала Елена. – Вы отдохнете, а завтра снова в путь. Тем более что мы сто лет не виделись с тобой, Питер.

– Согласен, – кивнул Питер и обратился к Уолту. – Едем?

– Пожалуй. Я не против. Я и сам устал.

Все четверо направились к парковке, где стоял старенький автомобиль Дмитрия.

– Вижу, ты до сих пор увлекаешься антиквариатом, – пошутил Питер, посмотрев и оценив его машину.

– А я вижу, ты остался все тем же неисправимым шутником! – ни капли не обидевшись, друг подхватил волну юмора, которая захлестнула Питера при виде разваленного Мерседеса.

Они сели в машину и покатились по ночным улицам.

* * *

Стемнело. Лео подошел к дому, в котором раньше жила Марта. Он стоял во дворе и снова вспоминал каждое ее слово, которое она сказала в тот вечер, в тот последний для них обоих вечер. Он смотрел в пустые темные окна, словно надеясь, что она вот-вот включит свет и выйдет на балкон. Все было бесполезно. Марты там не было…

Лео никогда не курил, но почему-то именно сейчас ему хотелось вдохнуть сигаретного дыма. Ему было грустно. Словно весь мир отвернулся от него. Да и не нужен был ему этот мир! Ему нужна была лишь одна его частичка… Ему нужна была она… Марта… Он все бы отдал, лишь бы снова услышать ее молчание. Но ее не было рядом…

* * *

Зал ожидания был полон. Сотни людей ждали объявления отправления. Катя снова взглянула на часы. Стрелки быстро бегали одна за другой, как сумасшедшие, словно механизм сломался.

– Катя! – услышала она вдруг знакомый голос, но, оглянувшись, поняла, что ей показалось. Она снова глянула на часы. Стрелки не двигались, показывая время 07:50.

– Что за ерунда, – шепнула она себе под нос и, сняв свои кварцевые часы, закинула их в сумку.

– Не подскажите, сколько времени? – обратилась она к сидящему рядом старику.

– Время, дочка, 05:20, – ответили ей. Катя узнала в лице незнакомца того дряхлого старика, с которым разговаривала еще вчера.

– Снова Вы! Поверить не могу! Да вы меня преследуете!

– Говори громче, дочка. У меня со слухом плохо, – сказал старик, откашлявшись.

– Вчера у вас было плохо со зрением! Вы мне дом спалили! – выкрикнула она это так громко, что все сразу повернулись в ее сторону, наблюдая за тем, как совсем молодая девушка обвиняет инвалида в том, чего он не мог совершить.

– Девушка, прекратите немедленно. Посмотрите только на него, да что он мог вам сделать! – заступился кто-то за инвалида.

– Как вы можете его защищать, – Катя не успела договорить, она почувствовала, как за лодыжку ее схватила черная собака, та самая собака, которую она видела вчера. Она попыталась оттащить пса, зажевавшего почти все ее ботинки.

– Это же ваша собака! – вскрикнула она, обращаясь к старику.

– Не опоздай на поезд, Катя, – с этими словами он вскочил и побежал прочь. Катя оттолкнула собаку и ринулось за стариком. Она бежала так быстро, что не заметила как, земля ушла из под ног, а сама она взмыла так высоко, что уже не ощущала никого притяжения. Мир словно перевернулся. Все стало наоборот. Она поднималась и поднималась. И парила уже так высоко, что боялась упасть…

Она проснулась и первым делом посмотрела на часы. Время было 05:20.

* * *

Питер и Уолт были уже на вокзале. Кругом бегали люди. Все куда-то торопились. Дмитрий вручил билеты Питеру, которые только что купил. Друзья крепко обнялись.

– Ну что счастливого вам пути. Если будете в Москве, заезжайте. Будем только рады. Не знаю, когда мы с вами в следующий раз увидимся…

– Только если в следующей жизни, – подшутил Питер. – Когда отправление?

– Через два с половиной часа…

Друзья попрощались, обменявшись крепким рукопожатием. Питер и Уолт прошли в зал ожидания. Свободных мест не оказалось. И им ничего не оставалось, как расположиться на своих сумках.

* * *

Лео было грустно, грустно настолько, что становилось даже тошно. Он уселся в своем любимом кресле. Тусклый свет ночника слегка освещал комнату. Он уже осмотрел все стеллажи, которые просто ломились от книг и журналов, глазами пытаясь найти ту, которую еще не успел прочитать. Но таких книг у него не осталось. Окружающая пустота сводила его с ума. С ума сводили и те серые мысли, которые то и дело лезли в голову. Он никак не мог осознать тот факт, что в его жизни теперь уже нет того, что раньше казалось ему привычным. Он не знал, как будет жить дальше: ведь рядом с ним больше нет человека, которого он мог слушать часами; нет рядом и того, кто мог слушать часами его самого. Он представлял свою десятидневную поездку во Францию, но как ни старался, не мог себе представить свою жизнь после этой поездки.

Он вспоминал Марту. Вспоминал ее лицо. Вспоминал, как слушал ее молчание. Вспоминал ее взгляд и улыбку. Он всегда был уверен в том, что у него нет близких людей, что Марта лишь делает неуклюжие попытки стать для него родным человеком… неуклюжие и напрасные. И только сейчас он осознал, что на самом деле она уже тогда, с самого первого момента их знакомства, стала для него самым близким, самым родным…

Лео всегда ощущал себя одиноким. Он считал себя одиноким. Одиночество было у него в душе, глубоко. Он привык к нему. Оно стало частью его жизни. Он никогда не мог себе признаться в том, что по-настоящему хочет. А хотел он лишь одного – чтобы в его жизни появился кто-то, кто сумел бы излечить его от одиночества, кто-то, кто занял бы то место, которое в его душе отводилось одиночеству. Он этого желал, как желает глотка воды умирающий от жажды в самом сердце пустыни, и боялся… боялся, что кто-то отнимет у него одиночество, заполнит ту пустоту, которая отводилась грусти. Боялся этого, как не боялся смерти. Ему нравилось быть одиноким. Он не знал почему… Но так ему было легче. Было легче быть несчастным, чем счастливым…

Марта… Это сделала она. Она сумела излечить его от тоски. Но занять местечко в сердце Лео ей так и не удалось. Лео не позволил…

Он понял, что он был не одинок лишь тогда, когда стал по-настоящему одиноким… Вернуть все назад – вот чего он хотел сейчас больше всего. Но зачем – этого он не знал. Как и не знал того, что бы он сделал, как поступил, если бы ему дали возможность повернуть время вспять…

* * *

– Наше купе №13, – сказал Питер, проходя по вагону и указывая Уолту на их место.

– Лучше просто не придумаешь. Купе № 13. Чертова дюжина. Начинаю терять надежду, что мы доберемся без происшествий до места назначения, – кинув рюкзак, проворчал Уолт.

– Ну, если ты не будешь высовывать лицо в форточку, когда рядом будет проезжать поезд, то думаю, все обойдется, – ухмыльнулся Питер. – Да брось, Уолт! Что может с тобой случится в поезде. По-моему в мире нет безопаснее транспорта, чем железнодорожный. Ведь так?

– Так-то это так. Но не с тобой.

– Я устал. Не знаю, как ты, но я хочу спать. Так что, я на отбой. А ты, конечно, если желаешь, можешь поискать себе приключения, только сильно не увлекайся, – громко зевнув, промычал Питер и тут же, положив голову на жесткую подушку, захрапел.

– Отлично, как я и думал. Вместе нам скучать не придется, – прошептал Уолт, закрыв глаза.

– Поезд тихо тронулся.

* * *

Картинки, мелькающие в мутном окошке купе №12, напоминали Кате старый диафильм. Она смотрела вслед сменяющимся один за другим пейзажам. Она словно убегала. Но от чего? У нее никого не было. А от того, что было, уже ничего не осталось. Она убегала из пустоты в никуда. Зачем? Она не знала. Она боялась знать. Она гнала прочь мысли о том, что с ней будет, когда она приедет в Петербург. Она устала. Устала все знать.

Она думала. Думала ни о чем. Потому не о чем было думать. Ее мысли менялись так быстро, как быстро миновал поезд одну остановку за другой. Она ничего не ждала. Просто устала ждать. Ей становилось грустно каждый раз, когда поезд делал остановку, потому что каждый раз понимала, что скоро конечная остановка. Скоро ее остановка. Ей просто нравилось ехать, проноситься мимо больших и малых городов, нравилось наблюдать из окошка. И казалось, так могла пройти целая вечность, а она все ехала бы и ехала. И неважно куда. Неважно зачем. Главное, чтобы поезд не останавливался…

* * *

– Кэтрин никогда не чувствовала себя лучше, чем сейчас. Она не ощущала себя ничем и никем. Она чувствовала себя частью чего-то. И впервые ей не было от этого грустно. Грустно становилось лишь тогда, когда поезд делал остановки…