Мироздание

– Да, наверное.

– Вы очень красивая. Вам, Катя, наверное, завидуют все подруги, – сделала она комплимент.

– Все завидуют? – она переспросила. Эти слова ей что-то напомнили. Кто-то ей это уже говорил, но кто…

– Да, все подруги, – повторила Ольга.

– У меня нет подруг.

– Как так? У такой красавицы и нет подруг, – удивилась женщина, слегка подняв бровь. – Хотя, конечно, как я сразу не подумала, у такой красавицы и не должно быть подруг. Зато друзей, наверняка, полно, а от женихов отбоя нет. Угадала?

– Нет ни друзей, ни женихов, – слегка хрипловатым голосом произнесла Катя, и глаза ее тут же покраснели. Ольга не знала, что сказать, печальные слова попутчицы прямо ударили ей по голове.

– Как же так? – спросила она у Кати.

– Как есть. Даже не с кем поделиться, – сглотнув комок в горле, она выдавила из себя. – Не с кем, да и не чем.

Они обе замолчали. Совсем не надолго, но те полминуты, которые они молчали, показались Кате вечностью. С ней никто и никогда не заговаривал, никто и никогда не утешал ее, никто и никогда не интересовался ее совсем неинтересной жизнью. И вот сейчас в поезде с ней заговорила какая-то незнакомка, и пусть она это сделала от скуки, и пусть, как только поезд сделает остановку, их пути разойдутся и, наверняка, никогда больше не пересекутся. Но почему-то именно сейчас Кате казалось, что в ее жизни не было никого родней и ближе, чем эта пухловатая и немножко несуразная женщина.

– Никто не согреет, когда будет холодно. Никто не рассмешит, когда будет грустно. Никто не схватит за руку, когда оступишься. Никто не осудит, когда совершишь ошибку, – собравшись с духом, прошептала Катя. – Наверное, вполне можно прожить без этого кого-то.

– Да. Но чтобы жить без него, нельзя оступаться, нельзя грустить, нельзя ошибаться, – Ольга сделала паузу. – Но как не делать всего этого, когда рядом не будет того, кто не позволит грустить, кто не даст оступиться, не даст замерзнуть и совершить ошибки, – добавила Катя.

* * *

Джуна затеяла уборку, а Софи ей помогала. Они убрали гостиную, спальни, почти закончили с кухней, и перебрались в комнату, в которой гадалка проводила свои сеансы. Они завешали все зеркала, открыли шторы, и оказалось, что эта комната не вгоняла в ужас днем так, как ночью.

Никто из них не хотел заводить разговор, потому что именно в этой комнате пришлось бы говорить об инциденте, который случился с Софи, а обсуждать это ни той, ни другой подруге не хотелось. Они протирали пыль, вычищали пурпурные ковры, пледы, покрывала, подушки. Но Софи все-таки не выдержала и нарушила молчание:

– Джуна, у меня из головы никак не выходит позавчерашний случай. Я, конечно, понимаю, что в это с трудом верится…

– Я думаю, об этом просто нужно забыть, как будто ничего и не было. Я знаю, что ты видела то, что видела, и совершенно точно знаю, что тебе это не просто показалось, но я не хочу об этом говорить.

– Хорошо, как скажешь, – Софи умолкла.

– Ты только не обижайся, – обратилась гадалка к подруге. – Ты уедешь уже через неделю, а мне здесь еще жить. Я не хочу все время бояться чего-то, не зная даже чего.

– Я все поняла.

– Знаешь, завтра вечером приезжает мой друг, – решила перевести тему Джуна. – Я очень хочу вас познакомить. Он очень интересный человек…

– Не забывай, у меня есть муж, – пошутила гостья и тут же вскрикнула. – О, Боже!

Совершенно неожиданно с самого большого зеркала, того самого, в котором Софи несколько дней назад увидела чужое отражение, упал плед. Казалось, она сейчас начнет биться в истерике, но она просто выдохнула.

– Слушай, а тут, по-моему, уже чисто, – сказала Джуна, которая испугалась больше подруги. – Так что можем отдохнуть.

Она взяла гостью под руку и повела ее прочь из комнаты.

* * *

– Конечная остановка – Северная Пальмира, – сказала Ольга и, ударив мужа по плечу, проворчала, – Просыпайся, старая соня.

– Уже приехали? – удивленно спросила Катя. – Но ведь еще рано. Время только 18:20. Нам еще ехать и ехать.

– Время уже 21:40. Время прибытия, – улыбнулась Ольга. – За разговором время летит незаметно.

– Да нет же… Когда я была в зале ожидания, я сверила часы, еще раз проверила, когда объявили посадку.

– Значит, сбились, – успокоила ее женщина и стала собирать свои огромные сумки. – Во всяком случае, мы уже в Петербурге.

– Да, – с чувством сожаления произнесла Катя. – Уже…

Ей стало грустно, ей нравилась дорога, неизвестность, в которую она ехала. Теперь она тут. Остается лишь сесть в автобус и добраться до Вероники.

– Ну, что ж, милая, приятно было познакомиться, – закинув на плечо сумку, с некоторым напряжением в голосе сказала Ольга и, немного наклонившись к девушке, добавила. – Не грусти. Человек должен стать смыслом чьей-либо жизни, иначе в самой его жизни не будет смысла. Я знаю, ты найдешь смысл. Просто подожди. Совсем немного. Главное, когда найдешь, не потеряй. Прощай.

– Прощайте…

И пути их разошлись. Но что-то изменилось. Что-то поменялось внутри.

* * *

Уже давно стемнело. Роза угостила Свету чаем, и вместе они обсуждали выставку, которая должна была состояться уже на днях.

– Как-то все странно, – сказала художница.

– Что странного? – спросила подруга, снова крася свои губы. – Сбывается твоя мечта. Ты всегда этого хотела. И теперь тебе кажется это странным?

– Да, – ответила Роза, теребя в руках конфету, которую все никак не могла открыть. – Одно дело мечтать, другое дело претворять свою мечту в жизнь. Странно, потому что страшно.

– Ты такая глупая. Что в этом страшного?

– Знаешь, это как съесть свою любимую конфету. Ты смотришь на нее, тебе нравится ее этикетка, ты знаешь, что на вкус она ничуть не хуже. Тебе хочется немедленно ее откусить. Ты съешь ее. И все. Потом вторую, третью, а дальше.

– А дальше тебя стошнит.

– Ты была бы не ты, если бы этого не сказала, – усмехнулась Роза. – Но тут ты права. Я просто боюсь, что после выставки я не буду знать, что мне делать дальше.

– Все просто – готовить новую выставку.

– Да, но я боюсь, что это мне все надоест.

– У тебя к этому призвание, так что не надоест.

– Знаешь, любимое дело может надоесть ровно так же, как и любимые конфеты.

– Это будет не скоро.