Золото Дункеля

Цигарка замерла на губах Круглова. Он медленно вынул ее изо рта и тихо сказал:

– Вот это правильно, парень… Это я так спросил, для разговора…

Он встал и осторожно вышел в тамбур.

Когда вернулся, Калюжный уже спал. Круглов помаялся, раздумывая над задевшей за живое уверенностью зама, и под стук колес, сидя, задремал. Потом очнулся и, сняв шинель, улегся.

На станции К. их провели к платформе, с которой начиналась линия узкоколейки. Как и утром, у крохотной пыхтящей «кукушки» их поджидало двое – усатый машинист, одетый в короткую промасленную куртку, и молоденький красноармеец. Только на этот раз вместо теплого вагона к паровозику была прицеплена небольшая, соразмерная ему самому открытая платформа, похожая больше на огромное корыто. Они подошли ближе.

– Вы, что ли, пассажиры? – громко, чтобы его расслышали в шипении «кукушки», спросил усатый.

– Они, они, – ответил за пассажиров сопровождавший их комендант станции. – Давай, заводи, своего «ишачка»! Ваня, тулупы принес?

Последние слова уже предназначались стоявшему рядом красноармейцу. Тот встрепенулся:

– Я их того, уже на платформу…

– «Того, того», – передразнил комендант и объяснил: – Дорога неблизкая, верст шестьдесят. На открытом воздухе, того и гляди, продрогните. Так что оденьтесь сразу.

Они попрощались, перелезли через борт и, накинув комендантские тулупы, махнули машинисту: «Давай!»

Паровозик выпустил струю пара, словно набираясь сил, прокрутил с лязгом колеса, пробуя их силу, и медленно, почти незаметно тронулся с места. Комендант поднял руку, махнул несколько раз и по губам они прочли то, что уже не было слышно: «С богом!»

Круглов, уткнувшись в ворот тулупа, улегся поудобней вдоль борта и поглядел на Калюжного. Тот остался сидеть спиной к паровозу и молча смотрел на удалявшуюся станцию. Круглов усмехнулся и, скорее чтобы расшевелить молчуна, чем для дела, прокричал ему:

– До лесопилки доедем, а дальше как же? От нее до Глуховки еще верст шестьдесят. Мы-то с тобой как, пешком, что ли?

Калюжный ответил, не поворачивая головы:

– Наши лошадки уже там, я вам докладывал…

– Докладывал, помню… – разочарованно пробубнил под нос Григорий и подумал: «Ну и скучный же ты, холера! Слова лишнего не вытянешь, матросы-папиросы… Как с тобой бабы общаются? Хотя… такие для них надежней. Если в дружбе, конечно…»

Потом он задремал. Скорее заснул. Видно, много ночей он недоспал за свои четыре года войны – вот и клонило ко сну могучий организм каждый раз, как выпадала возможность… И спал он крепко, без сновидений, не замечая мелькавшей по обеим сторонам тайги…

Когда проснулся, Калюжный по-прежнему смотрел на рельсы, монотонно выплывающие из-за края «корыта» и, словно струйки, вытягивающиеся в тонкие серебряные полоски. Круглов приподнялся, отворотился от ветра и, распахнув тулуп, достал кисет. С трудом свернул на ветру цигарку, долго чиркал спичками, гаснувшими одна за другой и, наконец, прикурил.

– Какая она большая… – сквозь грохот колес донеслось вдруг до слуха Круглова. Он удивленно поворотил голову в сторону соседа и прокричал:

– Чего говоришь?

– Земля, говорю большая!

Григорий посмотрел вдаль, где сходились убегающие рельсы, озирнулся по сторонам и, усмехнувшись, покачал головой: во дает! Громко, чтобы быть услышанным, прокричал:

– Большая, студент, это точно!

– Скоро будем на месте! – послышалось вновь.

– Да, пора бы, матросы-папиросы, – буркнул Круглов и затянулся глубоко, с удовольствием…

На пустынной платформе их встречал молодцеватый, с отвислыми усами военный, запахнутый в скрипучую, стянутую ремнем кожаную тужурку. На голове, набекрень – такая же кожаная фуражка с огромной красной звездой, на боку – огромная кобура, которую, как шашку, он постоянно придерживал рукой, а в черных глазах – лихие искорки… Чекист помог сойти им с платформы и коротко, по-военному представился:

– Комвзвода Прокопенко.

– Командир нашего отряда – товарищ Круглов, – пропуская вперед начальника, пояснил Калюжный.

– Ясно, – кивнул комвзвода. – Товарищ командир, отряд в пятнадцать человек – за платформой. Построить?

– Как зовут-то? – спросил Круглов.

– Петром… Петр Васильевич.

– К выходу готовы?

– Готовы.

– Тогда – строй!

Прокопенко быстро поднес руку к козырьку и, повернувшись, поспешил к отряду.

Приняв рапорт, Круглов поздоровался, прослушал нестройное приветствие строя и стал медленно обходить шеренгу. Внимательно, словно откладывая в памяти, вглядывался он в лица представляющихся ему бойцов и про себя отмечал: хлопцы в основном молодые, крепкие, в добротной, хотя и не новой форме, хорошо вооружены. Смотрят прямо, решительно. Внешне – орлы! Вот только нюхали ли пороха?

Он остановился напротив двух чекистов, на вид старших его по возрасту.

– Красноармеец Свяцов, – негромко представился первый.

– Петрушин, – в тон ему доложил другой.

Круглов по очереди оглядел их.

– Воевали? – спросил он, обращаясь сразу к обоим.

В глазах Свяцова сверкнули лукавые искорки:

– А то как же, товарищ командир! Как полагается. Пришлось вшей покормить!

– И не один год! – добавил сосед.

Круглов сделал шаг назад и провел взглядом по строю:

– Остальные как же?

– Все здесь навоеванные, – пронеслось по строю.

– Так и есть, товарищ командир, – заверил Петрушин. – Все в отряде воевали, не смотрите, что безусые. Может, кто на фронте и рядом был…

– Сами-то не на Юго-Западном, не под Брусиловым ходили? – поинтересовался Круглов, теплея.