Сергеев, поклонясь царю Иоанну и царевне Софии вышел. У ворот дворца стоял конвой, под которым и отправился Сергеев в Троицкую лавру с двумя пленниками.
По выходе Сергеева царь Иоанн сел в кресло и задумался. Потом обратясь к Софии сказал:
– Худо, сестра, худо! Зашли-ка поскорее кого-нибудь к брату Петру, чтобы с ним помириться, а я с своей стороны буду просить его за тебя.
С этими словами Иоанн ушел на свою половину.
Конец первой части.
Часть вторая
Глава I
Щегловитый на допросе, который производил князь Троеруков, во всем повинился и указал на своих сообщников, в числе коих была и царевна София. Он был приговорен к смертной казни, а София отправлена в Новодевичий монастырь. Что же касается до монаха Ионы, то о нем Щегловитый сообщил, что он был вовсе не монах, а какой-то разбойник и вероятно из запорожцев; причем объявил, что изловить Иону вернее всегда можно на Литовской границе. куда он приказывал немедленно отправиться своему племяннику и обещал там с ним повидаться.
Когда Троеруков по повелению царя Петра отправился в село Воздвиженское, где была София, ожидавшая ответа от патриарха, посланного ею в Троицкую лавру искать примирения с братом Петром, для того, чтобы он собственноручно отправил царевну в монастырь, царь Петр вспомнил о Грише и приказал позвать его на допрос.
Гриша вошел в залу, мрачно но спокойно окинул он взором собрание, помолился на образа и поклонился на все стороны. С минуту смотрел на него царь Петр, как бы припоминая где он его видел. Наконец он вспомнил и сказал:
– Мы с тобою, приятель, старые знакомые. Узнаешь ли ты меня?
– Если царь мог узнать своего раба, то мог ли я не узнать милосердного моего государя? – отвечал Гриша, кланяясь в пояс.
– А куда я отправил тебя после последнего нашего свидания? – спросил царь.
– Мой полк пошел на Литовскую границу, где и теперь стоит.
– Как же ты смел бежать оттуда? Знаешь ли ты, что присуждают за это законы?
– Вероятно смерть; но мы явились сюда по письменному приказу нашего начальника боярина Щегловитого.
– Знали ль вы, зачем вас вели сюда?
– На защиту царевны правительницы, угнетенных товарищей и православной веры.
Гневно вспыхнуло лице царя Петра, он топнул ногою и начал быстро ходить по комнате. Этою минутою воспользовался князь Трубецкой, давно узнавший избавителя своей дочери, чтобы подойти к Грише.
– Узнаешь ли ты меня, Григорий, – спросил он тихо боясь прервать размышления царя Петра.
Радостно прихлынула к лицу Гриши кровь при виде отца спасенной им, обожаемой Марии и он отвечал:
– Я бы должен был удивляться, что ты, князь, меня узнал.
Петр слышал этот короткий разговор и, с выражением некоторого удивления, смотрел на разговаривавших, потом, обратись к Трубецкому спросил:
– Таким образом ты, князь, знаком с этим малым?
– Это тот самый юноша, который спас жену мою и дочь, когда на меня напали разбойники на большой дороге около Вязьмы. Я об этом докладывал тебе, государь, по возвращении своем в Москву.
– Какая же это была разбойничья шайка и как ты попал в нее, Григорий? – строго спросил государь.
– Это был наш отряд переодетых стрельцов, ехавших в Москву с полковником Соковниным и моим дядей.
– Куда же девался Соковнин?
– Чтобы спасти меня, князя и его семейство от неистовства Соковнина, дядя мой убил его.
– Истинные разбойники! Им ничего не значит убить своего товарища за малейшую безделицу, – сказал царь Петр, нахмурив брови.
– В этом случае, государь, я и сам поступил бы точно также. Без помощи этого юноши и монаха, мне не увидать бы больше твоих ясных царских очей, – сказал князь Трубецкой.
– В этом малом я еще предполагаю искру добра, но в его дяде ни на копейку. Где он теперь, Григорий? – спросил Петр.
– Верно так далеко, сколько в двое суток может уехать человек, убегающий от смерти. Могу ли я сказать где именно, если он каждую минуту удаляется от Москвы?
– Но ведь он тебе велел… – тут царь вспомнил совет Троерукова скрывать от Григория слова Щегловитого, в, замявшись в речи, продолжал… – всем оставаться в Москве.
– Нет, государь, велел немедленно бежать к своему полку, где надеялся увидеться со мною.
Внимательно посмотрел Петр на спокойное лицо Гриши и, покачал головою сказал:
– Довольно откровенно! Почему же ты остался в Москве?
– Царевна дала мне поручение к его величеству твоему брату. Когда же я вернулся в покои царевны, то князь Троеруков был уже там и я не смел уйти.
– За что тебя царевна и Щегловитый наградили повышением в пятисотенные в ту самую ночь, когда Щегловитый с твоим дядей поехали в Преображенское?
– За заслуги дяди.
– Когда ты узнал об умысле Щегловитого и твоего дяди?
– Я бывал в собраниях у царевны.
– И полагал, что твои сотоварищи делают доброе дело? – гневно спросил Петр.
– Кто вздумал, тот за него и отвечал, не мое дело было рассуждать, кто прав, кто виноват между братом и сестрою. В душе же своей я далеко не сочувствовал злодейскому умыслу.
– Почему же ты, как верноподданный и христианин не открыл этого умысла?
С изумлением смотрел Гриша на царя и помолчав немного сказал:
– Государь! Пусть Лефорт скажет тебе, от кого он узнал…
Царь Петр приказал позвать Лефорта и сказал ему улыбаясь:
– Вот этот малый хочет тебе, Лефорт, сделать допрос. Мы так занялись здесь делами, что я забыл спросить тебя, от кого ты узнал об умысле Щегловитого?
– От моего слуги Саши, которого ты, государь, видел. Он, сломя голову прискакал в Преображенское из Москвы, узнав все дело от одного стрельца, старинного своего друга, – отвечал Лефорта.