Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая

Где кончается генная программа и начинается творчество самой жизни?

До конца не знаю.

Без какой-то генной предрасположенности не обходится, а в остальном, пожалуй, всё зависит от того, в каком культурном мире мы оказались, каково в этом культурном мире соотношение «мужского/женского», и т. д. и т. п.

Благодаря генной предрасположенности плюс чрезвычайной пластичности психики человека, способности с самых ранних лет (почти с грудного возраста) гибко реагировать на культурную среду плюс обстоятельствам жизни, кто-то из нас становится Казановой[94 - Казанова Джакомо Джироламо – итальянский писатель и авантюрист, прославился своими многочисленными любовными похождениями.], а кто-то евнухом в царском гареме, кто-то Еленой Прекрасной[95 - Елена Прекрасная – образ прекрасной женщины в древнегреческой мифологии.], а кто-то Атбалаханым.

…азербайджанское определение типа женщины, которая хотя и «ханым», «ханум», «госпожа», но походка, тем не менее, лошадиная (от азербайджанского «at» – конь, лошадь), и сама скорее похожа на мужчину, чем на женщину…

В моём случае, мне трудно судить какова была моя «генная предрасположенность», какова была культурная среда, что в этой среде говорили (и говорили ли вообще) о «мужском» и «женском». Но почему-то, склонен считать, что в моём «гендерном воспитании» (конечно, имплицитном) главную роль сыграли две женщины:

бабушка и жена.

Было и другое, встречи, разговоры, книги, фильмы, спектакли. Но, прежде всего, эти две женщины. То ли они, сами того не подозревая, разбудили во мне нечто изначально запрограммированное, то, что в культуре стало называться «феминизмом», то ли они сами его и зародили, сами его и сформировали, не зная самого этого слова-понятия.

Кто-то сказал, мы придумываем свои истории и начинаем в них верить. Возможно. Но кто знает, почему мы придумываем ту или иную историю, почему в одном случае мы придумываем несчастную историю, а в другом, счастливую, в одном увлекательную, в другом, упадническую.

Одно – несомненно. Обе женщины оказались сильнее меня.

Обе женщины передали мне свою жизненную энергию (витальность?[96 - Витальность – жизнеспособность, жизненная энергия.]), которой мне всегда не хватало.

Не хватает до сих пор, когда их уже нет в живых.

Бабушка

Самые ранние годы своей жизни провёл у бабушки, мамы моей мамы.

Бабушка была родом из Шуши, там родилась и провела детство, и была азербайджанкой не просто по паспорту, но потому, что не знала другого языка, другой культуры, другой традиции, других принципов жизни. И, в сущности, не задумывалась над тем, что означает быть «азербайджанкой», тем более и слова такого, когда она росла никто не знал.

В те годы я говорил на языке, на котором говорила моя бабушка,

знал только азербайджанскую (шушинскую?) кухню в бабушкином приготовлении,

знал только азербайджанские сказки в бабушкином изложении,

слушал только азербайджанскую музыку, в основном, в бабушкином исполнении,

…трудно даже представить себе жизнь не только без телевизора, но без каких-либо технических средств воспроизведения музыки: как давно это было, и как недавно…

и многое другое, что впиталось от бабушки и стало частью моей натуры.

Бабушка была женщиной не только сильной, но и властной. Женщины из этого региона обычно мягкие, артистичные, сентиментальные, не лишённые известного притворства. Одним словом лицедеи. Моя бабушка была другой, с точностью наоборот, никаких сантиментов, никаких экивоков. Во многом, жёсткая до прямолинейности.

Дедушкин род несколько поколений занимался куплей-продажей азербайджанских ковров, занимался этим и мой дедушка, до тех пор, пока, в советские времена, это было дозволено (и даже несколько позже).

Одни ковры были расстелены на полу, другие стояли свёрнутыми в углу, они разворачивались и стелились, когда появлялся новый покупатель, а я считал обязательным поваляться-покувыркаться на очередном ковре.

С мужем, моим дедушкой, бабушка считалась мало, что по тем временам было редкостью. Он был младше её, выдали за него обманом, должна была выйти за его старшего брата, тот погиб после помолвки. Как было принято в те годы, невесту

…«g?lin», та, которая пришла, подробнее об этом чуть позже…

на сторону не отдавали.

Вот и оказалась моя бабушка женой моего дедушки.

Разводиться в те годы было непозволительно, так и прожила с дедушкой всю жизнь. Родила 14 детей, из которых ко времени моего рождения, в живых осталось только четверо. Трое сыновей и одна дочь. Я оказался первенцем дочери.

Отношение моей бабушки к мужу было связано не только с обманом, жертвой которого она стала. Он оказался совсем другим, мягким, сентиментальным, мог при случае прослезиться.

Кто знает, о чём говорили бабушка и дедушка долгими зимними вечерами, говорили ли вообще, если нет, то чем себя занимали, скажем, если бабушка вязала (помню), то чем занимался дедушка? Тянуло ли его к другой женщине, ведь и у него должен быть свой «звон», и он должен был нуждаться «в мягком, в женском»[97 - Строчки из поэмы В. Маяковского «Облако в штанах»: «ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское».], что, скорее всего, не могла дать бабушка. Не знаю, воображению не за что зацепиться, но бесспорно властная бабушка и робкий дедушка, это не миф. И не просто семейная легенда, хотя, возможно, и не без этого.

Такая вот бабушка, которая не считалась с дедушкой, которая сама принимала решение, выбрала меня в качестве своего любимчика. Выбрала и заявила об этом во всеуслышание. Были другие внуки, они жили рядом, общая веранда объединяла квартиру бабушки с дедушкой, с квартирой моего дяди, стоило только снять петельку и открыть дверь. Но чаще всего дверь оставалась запертой, так решила бабушка, петелька и означала «во всеуслышание», и никто не посмел бы оспорить её решение.

Почему она так решила, не знаю, могу только строить предположения. Скорее всего, она решила, что детей дяди не так воспитывали, они могли меня испортить, я же родился в образованной семье, мои родители имели высшее образование (по тем временам, совсем немало), меня ожидало другое будущее, и чем меньше мы будем общаться, тем лучше. Дедушка пытался её образумить, но она с его мнением не считалась, и он вынужден был подчиниться.

…только и остаётся, что снова повторить слова Гёте[98 - Гёте Иоганн Вольфганг фон – немецкий поэт, государственный деятель, мыслитель и естествоиспытатель.]: «суха теория, но вечно зелено древо жизни»[99 - Строки из драмы И. Гёте «Фауст».]. Не нужно никакого феминизма, никакого гендера, не имеет значения какой век на дворе, чтобы конкретный мужчина, по доброй воле, подчинился конкретной женщине…

Так я стал барчуком и порой пользовался своей властью с садистским сладострастием, уверенного в своей непогрешимости и безнаказанности.

Семейная легенда сохранила память о том, как я лёг однажды прямо на пол у дверей комнаты, в которой некоторое время жила молодая семья младшего из бабушкиных сыновей, моего дяди. Переступать через меня было запретным, считалось, что это может нанести вред росту ребёнка, невестку мое лежание полностью парализовало, она пыталась апеллировать к бабушке, но та считала, что следует немножко потерпеть (?!), рано или поздно ребёнку надоест лежать и он сам встанет.

Возможно от бабушкиного «воспитания», во мне сохранилось упрямство и своенравие, но и в школе, и далее по жизни, меня преследовала неуверенность в собственных силах.

Возможно, и меня следует отнести к известной категории «мнимых мужчин», за упрямством и своенравием которых прячется их зависимость от женщины.

Возможно, поэтому так отпечатались в моей голове строчки «ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское», о которых чуть ранее вспомнил в связи с дедушкой.

Возможно, благодаря бабушкиному воспитанию я стал сильнее, увереннее в себе, но «мнимый мужчина» неожиданно спрятался в феминизме.

Возможно…

Можно ли при этом вывести прямую связь между моим будущим феминизмом и властным характером моей бабушки, которая сделала меня своим любимцем. Вряд ли, но всё-таки, всё-таки…

Конечно, это мой индивидуальный опыт. Но, по крайней мере, в легенде моей жизни, дорога к моему будущему феминизму начинается именно с бабушки.

Позже, много лет спустя, я не уставал повторять: в основании моей национальной идентичности лежит «бабушкина шаль» (n?n?min sali). Это была метафора не только материального предмета, с цветовыми, обонятельными, тактильными ощущениями-воспоминаниями, но и метафора огромного многослойного, многоцветного мира, который, всякий раз, во мне разбуживался, когда я размышлял о своей национальной идентичности.

Конечно, память это не просто запомнившееся, запечатлевшееся. Странным образом память конструируется из того, что видел и слышал, что отобрал, а чем пренебрёг, что проросло, додумалось, домыслилось, а что забылось, истлело, что позже услышал от других, но стало представляться своим.

Всё то, что в результате постепенно складывается в твою собственную легенду.

Даже если ты Марсель Пруст[100 - Марсель Пруст – французский писатель, новеллист и критик.], твои «поиски утраченного времени»[101 - «Поиски утраченного времени» – семитомная эпопея французского писателя М. Пруста, одно из самых значительных произведений мировой литературы XX века.] непосредственно, напрямую не связаны с тем навсегда утраченным временем, которое кануло в Ле?ту[102 - Ле?та – в древнегреческой мифологии река забвения. Одна из пяти рек, протекающих в подземном царстве Аида.]. Просто, если ты Марсель Пруст, твоё воображение, твой способ воссоздания утраченного времени, свидетельствует о полноте сохранившихся впечатлений, которые предстали осязаемыми, зримыми, их можно трогать на ощупь, вдыхать их аромат, можно выстраивать цепочку причинно-следственных связей, потом их разрушать, чтобы строить новую цепочку, пока память окончательно не запечатлеется в тексте.

Поиски утраченного времени в пределе становятся философией утраченного времени. Не случайно романы Пруста перерастают в философский трактат о природе времени.

Почти по Фрейду, думаешь назад, живёшь вперёд, жизнь постепенно превращается (если превращается!) в легенду с одной стороны, в философию с другой. Конечно, не претендую на писательство, нет подобного воображения, нет подобного мастерства, чтобы запечатлеть воображаемое в соответствующий стиль, ограничусь признанием того, что бабушка действительно важная персона моей легенды.

Отец спохватился, когда меня следовало готовить к поступлению в школу. Ребёнок избалован, никого не слушает, к тому же не владеет русским языком