Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга третья

«Не любви и даже не удовольствия ожидал он от Урании. Он согласился, чтобы дочурка Агустина Кабраля пришла в Дом Каобы, исключительно ради того, чтобы доказать, что Рафаэль Леонидас Трухильо Молина, несмотря на свои семьдесят лет, на проблемы с простатой и головную боль от священников, от янки, от венесуэльцев, от заговорщиков, несмотря на это, он все ещё настоящий мужик, бравый козёл с крепкой палкой и способен продырявить целочку, которую ему преподнесли…

Глаза были налиты кровью, а в зрачках лихорадочным жёлтым огнём горели злоба и стыд. Ни тени любезности, а только бешеная враждебность, словно она причинила ему непоправимый вред, навела на него порчу.

– Ошибаешься, если думаешь, что выйдешь отсюда целкой и будете со своим папочкой смеяться надо мной, – сдерживая ярость, отчеканил он срывающимся на визг голосом».

«А потом, – говорит Урания, не обращая внимания на тётку,

…всю эту историю она рассказывает старой тётке, после долгого отсутствия и внезапного приезда, которого никто не ожидал, рассказывает старой тётке, которая не готова это слышать, которая предпочла бы этой, столь горькой правде, умилительную ложь о своём брате, отце Урании, предпочла бы столь привычную пошлость, привычные ахи и охи, на которую, уязвлённая и оскорблённая племянница пойти не может…

– Его Превосходительство снова откинулся на спину и закрыл глаза. И лежал тихо-тихо. Но не спал. И вдруг всхлипнул. Он плакал.

Он говорил, что нет справедливости в этом мире. За что с ним случилось такое, с ним, который так тяжело сражался за эту неблагодарную страну, за этот народ без чести и совести. Он говорил это Богу. Святым великомученикам. Пресвятой Деве. А может быть, и дьяволу. Он рычал, он молил. За что ему посланы такие испытания».

«Но Урании не было смешно. Она слушала, застыв неподвижно, боясь дышать, чтобы он не вспомнил, что она здесь. Монолог не был плавным, он рвался, перемежался неразборчивым бормотанием, долгими паузами; голос то поднимался до крика, то гас до неслышного шёпота. До жалобного шелеста. Урания была заворожена этой вздымавшейся и опускавшейся грудью. И старалась не смотреть на остальное тело, но иногда её взгляд всё-таки соскальзывал вниз, и она видела живот, немного вялый, побелевший лобок, маленький мёртвый членик и голые, безволосые ноги. Это был Генералиссимус, Благодетель Отчизны, Отец Новой Родины, Восстановитель Финансовой Независимости. Вот он тут, Хозяин, которому папа верой и правдой служил тридцать лет и которому преподнёс изысканнейший подарок: собственную четырнадцатилетнюю дочурку. Но всё вышло не так, как ожидал сенатор. А потому – сердце Урании возрадовалось, – потому папу он, скорее всего, не реабилитирует, а может быть, посадит за решетку или даже велит убить».

Пора остановиться и без этого достаточно непристойностей.

Ничего удивительного, что даже четырнадцатилетняя девочка запомнила безвкусную обстановку этих комнат, которую позже назвала «китчем»[32 - Китч – одно из стандартизированных проявлений массовой культуры, рассчитанное на невзыскательный вкус.], – «Дом Каобы, Пантеон китча».

Ничего удивительно и в том, что Генералиссимус, «рыцарь» и «романтик», очень скоро перешёл на самые пошлые непристойности и прямые угрозы в адрес четырнадцатилетней девочки.

…Только в этом месте не выдержу, закричу во весь голос, чтобы сказать нет, нет, сентенциям генералиссимуса, и может быть, не ему одному, нет, нет, мужчинам, у которых засорены мозги, нормального мужчину не должна возбуждать девственная плевра. Разрушение этой плевры неизбежно для любой женщины, это часть, наиболее деликатная, сексуальной культуры, но она не может, не должна, сводиться к тщеславию самца-собственника, как правило, примитивного и в самом сексуальном акте.

А если кто-то сочтёт, что это всё разглагольствования старого мужчины, который и в молодости был слишком чувствительным, лишённым подлинного инстинкта мужского соперничества, то я и спорить не буду, то и другое правда…

Ничего удивительного и в том, что семидесятилетний мужчина оказался бессильным, да и девочка (девочка!) оказалась не в его вкусе, слишком худая и стройная (?!).

Ничего удивительного и в том, что семидесятилетний мужчина оказавшийся бессильным в постели, расстроился до глубины души, заплакал, и долго не мог остановиться. Чему удивляться, генералиссимус, Хозяин, Благодетель, Его Превосходительство, сам Господь Бог, а на деле рядовой старый человек, у которого простата, «клапан» не срабатывает в самое неподходящее время, на безукоризненной, парадной одежде проступает пятно, от которого наш «Господь Бог» приходит в ярость.

К тому, что случилось с этой девочкой в последующей жизни, на мой взгляд, следует относиться как к трагедии космического масштаба, даже если речь идёт всего об одной женщине. Убеждён, если подобное событие оставляет непреходящий след в судьбе всего одной женщины, кругами по воде он распространяется всё дальше и дальше, тот самый случай, когда не следует спрашивать, по ком звонит колокол, он звонит по каждому из нас, даже если не каждый из нас в состоянии его расслышать.

Девочке повезло, если в её случае можно говорить «повезло», по её просьбе её отвезли в колледж Святого Доминго, где она училась. Она ни с кем не могла говорить только с sister Мэри, позже она признается, что благодаря sister Мэри она узнала, что такое великодушие, деликатность и человечность, не будь её она, наверно сошла бы с ума или умерла. Sister Мэри нашла решение для всех проблем и проявила чудеса находчивости и такта, начиная с первой помощи, которую оказала девочке в школьном лазарете, остановив кровотечение и сняв головную боль, и дальше, подключила настоятельницу Dominican Nuns, убедила её ускорить хлопоты по поводу стипендии для Урании Кабраль, примерной ученицы, жизнь которой в опасности, поговорила с сенатором Кабралем (успокоила его? или напугала?) в кабинете директрисы монахини, потребовали чтобы сенатор отпустил дочь в Соединённые Штаты, sister Мэри вместе с директрисой убедили его, чтобы он не пытался встретиться с дочерью, получили в консульстве Соединённых Штатов визу, добились аудиенции с президентом, с тем, чтобы ускорить выезд девочки за границу (доминиканцы ждали неделями), оплатили ей авиабилет, проводили в аэропорт. Только в самолёте она возблагодарила монахинь за то, что они устроили так, что сенатор Кабраль не увидел её даже издали, и спасли от запоздалого гнева Благодетеля, который вполне мог заточить её на этом острове до конца её дней, а то и скормить акулам.

Тётке хотелось всё смягчить (пошлость?!), всё так хорошо завершилось, смогла уехать, получила престижное образование, сделала карьеру, занимает хороший пост во Всемирном банке, следует простить отца, он так её любит, что он мог сделать, такое было время, но племянница не выдерживает даже ультразвуков фальши, они с тёткой уже никогда не смогут договориться.

Она вслух вспоминает, как после всего случившегося семидесятилетний плачущий старик вдруг отвёл руку от своего лица, посмотрел на девочку красными, налитыми кровью глазами, её бросило в дрожь, и с того момента она дрожит вот уже тридцать пять лет.

И ещё призналась сорокадевятилетняя женщина, у неё никогда не было любовника, она всё придумала. Всякий раз, когда мужчина подходит к ней близко или смотрит на неё как на женщину, ей становится противно до омерзения. Ей хочется, чтобы этот мужчина умер, хочется убить его. Стив, канадец который работал с ней во Всемирном банке, никак не мог понять, почему она не соглашается выйти за него замуж, ведь их многое связывает, она не могла ему всё рассказать, а он решил, что она просто ледышка. Поэтому она не притворяется перед тёткой, кузинами, сёстрами, она прекрасно понимает, что у них масса проблем, сложностей, разочарований, но у них есть семья, дети, родственники, страна, и она, успешная сорокадевятилетняя женщина, им всем откровенно завидует.

…подведём итоги

Возможно, В. Льоса и не согласился бы со мной, но я прочитываю «Праздник козла» как патологию мужчины, мужского, которая неизбежно разрушает всё вокруг.

Что означает патология мужчины, патология мужского? Если одним словом, формульно, то власть, абсолютную власть.

А для чего нужна власть? Вновь, если формульно, то для владения всеми деньгами и всеми женщинами.

В этом смысле, если использовать фразу самого романа, настоящий самец тот, у кого честолюбие сочится из всех пор.

А диктатором должен стать тот, кто способен победить настоящих самцов в безжалостном соперничестве. И когда он победит всех подобных самцов, то он просто обязан унижать их, в том числе, забавляясь тем, чтобы заставлять этих самцов выбривать себе ноги и краситься, как старые потаскухи.

Чем не достойное занятие для настоящего тирана.

Оставляю читателям, как мужчинам, так и женщинам, судить насколько это нормально или патологично для человеческой культуры.

Каковы и как долго могут сохраняться последствия этой патологии.

И насколько через эту норму и эту патологию проходят остальные проблемы общества, политические, экономические, социальные, прочие.

И ещё самим судить о том, насколько в той или иной автократии,

…никаких патологий, нельзя же в наши дни считать патологией пару десятков политических заключённых и финансовые злоупотребления…

спрятан «трухильо».

мужчина и женщина, бесконечно близкие, бесконечно далёкие…

Теперь о двух фильмах, которые из «другой культурной галактики». Договоримся, что «культурная галактика» в некотором роде эвфемизм, чтобы абстрагироваться от стран и народов. Мы живём в мире, в котором сосуществуют разные времена. Включая разные «культурные галактики».

Первый фильм «Одинокий мужчина». Первый фильм знаменитого дизайнера Тома Форда, не удивительно, что фильм очень стильный.

Не буду подробно говорить о фильме в целом, только об одном эпизоде. Одновременно щемяще – печальном и эпически спокойным. Таков этот мир, и изменить его невозможно.

Одинокий мужчина. Одинокий после того, как в катастрофе умирает его любовник.

Не находит себе места. Решает пойти к женщине. Она его давно ждёт, он знает, что давно ждёт, но только сейчас решил пойти. Раньше ему было не до неё.

Женщина одинока. Был муж, были дети. Отодвинула их в сторону, видно сама она из той категории людей, что не терпят ультразвуков фальши. Осталось в памяти только короткое время, когда она была с этим мужчиной.

Когда-то любила этого мужчину. Расстались. Возможно по той причине, что мужчина оказался геем.

Несмотря ни на что, она ждёт именно его. Никто другой ей не нужен.

Она давно его ждёт. Наконец, дождалась, он пришёл.

Она приготовила ужин, нашла нужную музыку.

Вначале им было легко друг с другом. Не удивительно, близкие люди. Танцевали, чуть подшучивали друг над другом.

Между ними возникла душевная близость, но женщина её переоценила. Осмелилась сказать, то, что было у него с тем мужчиной, который погиб, это же не настоящее, это же искусственное.

Мужчина возмутился, взорвался. Как ты можешь. Ничего ты не понимаешь. Все вы ничего не понимаете. Я счастливо прожил с ним 16 лет. И сейчас мы были бы вместе, будь он жив.

Женщина осеклась. Извинилась. Призналась, что просто завидует. Мужчина успокоился.

Потом они сидели, почти обнявшись. Мужчина и женщина.

Мужчина понимал эту женщину, испытывал к ней огромную нежность, и за прошлое, и за настоящее, хотя прекрасно понимал, что не способен дать ей то, на что она долгие годы надеялась.