Охота на Белорусском Полесье

Пока его зять Николай был немного занят, предложил дядьке присесть на лавочку у пруда. На что он сразу согласился. Мы сели рядом, и завязался непринужденный разговор. О том о сем.

– О, караси-то хорошие плавают, – сказал он, заметив в руду рыбу. – У нас тоже возле дома озеро. Там можно половить рыбу.

– Как поживаете, дядька? – спросил его.

– Дай бог всем так, – ответил он. – Таких дочерей, как у меня, ни у кого больше нет. И котлеты, и рыба, да и так, берегут меня, поэтому и живу. Жаль очень. Одна дочка померла. У каждой своя судьба.

– А которая ближе к вам живет? – спросил дядьку.

– Так Надя, в деревне Переров. Вон Коля, мой зять. Они вместе очень помогают мне.

На минутку он замолчал. Потом сказал:

– А ты знаешь, что когда мне было еще одиннадцать лет, то пас корову твоей бабушке Наде. Получал пуд зерна и мешок картошки. А когда война началась, то уже тринадцать лет было. Тогда от фашистов сильно пострадали люди соседних деревень Ридча и Сторожевцы. А в 1943 году уже фронт стоял. Твоя баба пряталась и еще несколько семей в лесу в Орливе. Помню, чех приезжал на коне, передавал сведения для партизан. Но его потом немцы убили. Помню, как хлопцы с деревни, Томаш и другие, вместе с разведчиками нашими из армии взяли в плен немца, ранили. А я на телеге возил его к фронту. Работал потом в колхозе. Председатель был по фамилии Блоцкий. У его орден был на груди. Хороший колхоз был у нас. Богатый. А дед твой был председателем в деревне Запесочье. Незавидная их судьба. Помню, примака твоей бабы Нади, уже после того как деда не стало. Хороший мужик был, стройный. Но полицаи с соседнего Турова его и Божитова убили…

Мы сидели на лавочке и молчали.

– Знаешь, у меня одна дочка за военным замужем. У Черного моря. Внука два. Ой, и не сосчитать всех.

Мне хотелось разговорить дядьку больше. Но разговор как-то на этом месте и затих. Сам сидел рядом с одним из старейших земляков родной деревни, и боль сжимала сердце об ушедших в мир иной. И уже понимаю – деревня не та, что была. Позарастали стежки-дорожки ко многим домам. Да и коренных жителей все меньше. Все больше…

Чернушевич Василий, старейший житель деревни Хочень

Охотники д. Белев

Морской волк

Маленькая, красивая деревня Хочень, можно сказать, что стоит на самом краю реки Ствиги и заречного леса. «Прызнаюся i пакаюся перад чытачамi: пару гадоу таму яшчэ збiрайсяу Хачэнь маленькую, прыгожую, схаваную у засенi садовых дрэу, акуратную весачку», – писал в нарысе «Гаспадыня хлебнай ракi», в своей книге «На мяжы» Владимир Гаврилович, сегодня председатель Гомельского областного отделения ОО «Союз писателей Беларуси», член Правления Союза писателей Союзного государства, секретарь Международного союза писателей и деятелей искусств, прозаик, публицист, драматург.

Если стать в центре деревни лицом на север, то туда, через реку Припять, рванула вся молодежь. Кто учиться, кто жениться, кто на лайнере летать, а кто плавать по морям да океанам. Направо пойдешь – до России можно доехать. Налево – путь лежит на Запад, в цивилизацию, будь она неладна. Однако все жители деревни тянутся в южном направлении. Там кормилец-лес. Да речка несет свои воды. И если идти и часа три идти, то и на Украину можно пешком добраться. Река Ствига плавно несет свои воды, впадая возле деревни Хвоенск на Млиновице в сестру, реку Припять.

Мой земляк, уроженец родной деревни Евгений вместе со мной «копошится», варим откатные двери, по моей просьбе, в родной деревне. Вяжется разговор в минуту передышки. Зная, что Евгений бывший моряк, спрашиваю его:

– Евгений, а ты Панамский канал проходил?

Он на минуту отрывается от сварки ворот и отвечает мне:

– Проходил, и не только канал! Знаешь, когда работал в Рижском мореходстве, на Балтике, где меня только не носило.

Евгений, как и его отец, мы его звали дядька Валик, шляхетский охотник, помешан на охоте, но часть его жизни была отдана морям и океанам.

– Панамский канал – ну канал как канал, проходил не раз, – рассказывал он, при этом работая сваркой. – Это шикарное место! Просто меня, выросшего в дерене пацана, своим величием это место приводило в дикий восторг. Слушай, расскажу тебе. Канал состоит из соединенных каналами и углубленными руслами рек искусственных озер. Но рассказать – это не совсем правильно, это место нужно видеть. Меня, – рассказывал Евгений, – особо поразили две группы шлюзов. Наш судно-рефрижератор поднимали на высоту почти 30 метров над уровнем моря. Со стороны Атлантического океана действует трехкамерный шлюз Гатун, со стороны Тихого – двухкамерный Мирафлорес и однокамерный Педро-Мигель. – Он на минуту остановил работу и закурил. – Да… А кораблей «считать не сосчитать», чередой стоят один за другим. Очень долго можно рассказывать! – сказал он, обращаясь ко мне. – Давай лучше про охоту побалакаем. Может, вместе сходим, а?

– Может, еще и сходим, – отвечаю ему. – Да тебя Коля, свояк твой, искал, наверное, тоже что-то замышляет. У всех нас только думка в голове, как вырваться, к Терепшам, к Рыбячей хате, магистральному каналу, перейти Цыганскую греблю да загнать клыкастого или рогача к Дедовой горе. – Смеюсь и говорю напарнику: – Давай закончим работу, потом подумаем.

– Так, не отвлекайся, держи прут, – говорит Евгений голосом «боцмана».

Молчу, помогаю ему и думаю: «Есть хватка у земляка!» Он варит круто, профессионально, только искры летят.

– Вот, сделал, давай проверь, – говорит Евгений, обращаясь ко мне.

Думаю про Женю и восхищаюсь его мастерством. А ведь классно все делает, молодец, золотые руки! Как-то заметил, что к соседке повадились ходить за водой нерадивые люди. И такие есть в моей родной деревне. Все они пришлые. Без корня! Соседка подошла ко мне, плачет и причитает, и причитает: «Как же мне эти соседи-то надоели, не раз уже колонку ремонтировала, пусть бы поговорил с ними». – «Хорошо», – ответил соседке, на ходу придумал, как решить эту проблему. «Так, Евгений, – говорю ему прямо, – тетка-то пожилая, надо помочь». – «А как помочь-то?» – спросил он. «Да так. Мои финансы, твоя работа. Ты не против?» – обратился к Евгению. «Так не против, сделаю». Сделали, и, слава богу, колонка до сих пор работает, и тетку-соседку никто больше не тревожит. Ладно, что-то опять понесло в сторону.

Дальше о моряке из деревни Хочень. Не очень высокий, скорее щуплый, но жилистый. Видно, что Евгений от кого-то в роду взял польской кровушки. Как посмотрю на его другой раз – ну вылитый шляхтич-охотник с зарисовки художника в одном охотничьем журнале, привезенном мне друзьями из соседней Польши. Только сабли сбоку не хватает. А так – ну полная копия.

Мы сделали перерыв в работе. Женя на минуту остановился, закурил.

– Отдохнем немного, знаешь, расскажу тебе о своих морских буднях. На корабле «Василий Струве», 15 тысяч тонн водоизмещением, моряком ходил и к Южной Америке, ходил и на Урагвай, до Панамы, Аргентины, Колумбии, почти до Магелланова пролива. Да не счесть стран, где был. Три года с Колумбии в Бельгию бананы таскали. А вот к нам в то время в Союз возили больше апельсины, – продолжил говорить моряк. – Когда в Аргентине было открытие фонтанов, нас тоже отпустили с корабля на берег. Знаешь, – обращаясь ко мне, говорил он, – как красиво было: вода шумит, подсветка, музыка, а туристов что селедок в океане – навсегда запомнил. Помню как сейчас! Как шторм нас две недели бросал по океану, как котики и дельфины выпрыгивали по курсу корабля. Судно дает крен на левый бок, лежишь на койке, а в иллюминаторе «океан подсматривает». Снова крен, уже на правый бок, и перед глазами только небо. Сколько раз экватор переходил, уже не считал. Морской болезнью тоже отболел. Там, на экваторе, солнце совсем по-другому светит, а луну, кажется, рукой достать можно. Спасибо боцману Тимошенко – славный мужик. Помогал нам, молодым морякам, во всем: и словом, и делом…

– А что сошел на берег? – спрашиваю Евгения.

– Да женился, дети! По полгода на корабле – сам понимаешь, семья, вот и пошел работать на берег по специальности. Еще раньше закончил школу сварщиков. Да и охота пуще неволи звала меня в родной лес, на реку, в тихие затоны родной реки Ствиги.

Он замолчал на минуту и начал сыпать истории охотничьих приключений на Малой Родине, Полесье:

– Один раз мой свояк и охотник Коля прислал письмо, а там все про его походы на охоту. Сижу в каюте, закрылся, чтобы никто не видел, читаю и плачу. И тогда начал задумываться: «И что тут, на судне, делаю?» Скучно до боли стало по своей деревне, друзьям, родственникам, а как вспомню про охоту, кажется, птицей улетел бы домой. Так и сошел на берег! Пошел на работу в леспромхоз. Зашел к заму директора, а тот и говорит: «Вряд ли будешь у нас работать! Сварщики приходят в керзовых сапогах, и ватниках. А ты приперся в чем?» – «А что не так?» – спросил начальника. «Джинсы, курточка фирмовая, с иголки одет, да и очки еще нацепил солнцезащитные. Покажи-ка, корочки, где учился?» Показал и говорю ему: «Босс, так у меня нет больше другой одежды, а время покажет, смогу работать или нет».

После этой беседы с большим боссом Евгений проработал 18 лет сварщиком. Ушел на пенсию.

– Разве только 18 лет, Евгений? – спросил земляка. – И сегодня всему району помогаешь, что попросят подварить!

– Да! – отвечает. – Так почему и не помочь хорошим людям.

Мы помолчали, вспомнили ушедших из жизни друзей и знакомых. Погода испортилась окончательно. Зарядил нудный, осенний дождь. Сначала никто из нас не обращал на явление природы никакого внимания. Но с каждой минутой капли становились больше. И дождь зарядил со всей силой.

– Идем в беседку, переждем! Может, и пронесет, – говорю ему.

– Ой нет, смотри, все небо потемнело, прижалось к матушке-земле, словно хочет упасть. Это надолго. Сам посмотри, мы же одной крови – охотники, погоду носом чувствуем. Хотя в последнее время трудно угадать все ее выкрутасы, – сказал Евгений.

Сидим в беседке, молчим, каждый задумался про свое. И тут бывший моряк стал рассказывать про охоту. – Примерно 10 лет назад мы с Николаем, страстным охотником, тоже в такое время сидели дома, пережидали дождь, а руки аж чесались схватить мотоцикл и свалить в лес, за реку Ствигу. Столько всего повидал на своем веку, – говорит Евгений, которому уже в 2018 году больше за 60. – Но никак не могу забыть один случай, который произошел на охоте глубокой осенью.

Вспоминаю нашу беседу не раз, память у человека не беспредельна. «Лучше записать», – подумал про себя.

– А было так, – стал рассказывать Евгений. – Два друга, Евгений и Николай, поехали порыбачить. Конечно, и заодно посмотреть на озере Круглом, старицах, что весной набухают прибывшей талой от снега и далеких Карпат через реку Горынь водой, переходы выдры. Так как по весне наша река обретает статус еще одного русла. А уж летом вода уходит, бегут кое-где мелкие ручейки, соединяя глубокие места, остаются озера, и так до новой весны. Потом через Ненадовку прорвались лесной дорогой мимо озера Ситного, благо, что поле после уборки картофеля было еще не запахано: переехали журчащий и обмелевший ручей, бегущий с урочища, он несет водичку в озера на Жичполе, и понеслись на мотоцикле на Бор. Там – «копани». Сам же туда тоже ездишь?

– Да, конечно, только больше люблю с братом вместе на осенний сад утки попасть, – отвечаю земляку. – Красота, когда в сумерках кряква и чирки тучей падают на слезинки воды в это место и затаиваются в глубоких траншеях, вырытых бобрами. Не делая облета, без разведки садятся на ночевку. Евгений, это же место, как мы его зовем, на Бору, для всех нас, охотников деревни, фартовое.

– Да, но нас с Николаем привлекают больше кабаны. Но тогда там мы их не нашли. И на поле возле бора, – сказал он, – следов не было. Только одинокий след лося, и то старый, потянулся в сторону «колхозного леса» – к «Подберезе». Правда, тетерева на высоких березах на ветру «гутались» что девушки на качелях, – сказал земляк, при этом улыбнулся. – Осторожные, завидев нас, на выстрел не подпускают, сорвались и понеслись на Верейки.

– Ай, подожди, Женя, лучше меня послушай! Расскажу тебе об озере Щучье!

– Нет, нет, лучше меня послушай! – Евгений перебил мой монолог, ему хотелось быстрее излить душу, не потерять ту «золотую нить» части своей жизни.

Смеясь, все-таки вставляю свои «две копейки», перебивая разговор:

– Да, морского волка больше к воде тянет.

– Да погоди, – смеется Женя, – это же не море!