Белые степи

– Да, сосед. Хорошая вы семья, дружная, работящая. Жаль вот вашего старшего Ямлиха, проклятая война забрала такого молодца, пусть земля ему будет пухом и в раю покоится душа. – И соседи, произнеся короткие молитвы и проведя сложенными ладонями по лицу, произнесли: «Аллах акбар», молча посидели…

– Никогда не посмел бы вам отказать, – все замерли, насторожились, у Зухры гулко застучало сердце, вся похолодела, – боюсь вас смертельно обидеть и поэтому прошу заранее простить, но я дал обещание Зухре, что никогда не отдам ее замуж без ее согласия… Я поклялся могилой ее матери и не смогу нарушить эту клятву…

– Сосед, дорогой, ты этим нарушаешь наши законы, кто же спрашивает согласия девушки, если родители договорятся? – недовольно перебил Гадыльшу Сабир.

Ахат весь почернел, он знал, что не мил он ей, что стоит Шакир между ними, поэтому и упросил родителей, не дожидаясь жатвы, засватать Зухру. Да и своим недалеким умом он надеялся, что главный его козырь – это новенький сруб. Что такому жениху не откажут.

– Все ты правильно говоришь, Сабир, – подбирая каждое слово, продолжал Гадыльша, – но у нас случай особенный. Вы же знаете, без матери растут мои дочки, и я все делал для того, чтобы они не чувствовали себя сиротками, и очень хочу, чтобы в браке они были счастливы, жили за крепкой спиной любимого человека… Я хорошо знаю свою дочь и поэтому вижу ее несогласие…

За столом повисла тяжелая тишина, даже было слышно, как покудахтывают возящиеся во дворе курицы, как на улице с криками бегают маленькие дети. Все посмотрели на стоящую у печи Зухру, она опустила глаза и с трудом, в знак согласия с отцом, дважды медленно кивнула…

После молчаливого, нервного ухода обидевшихся соседей Зухра весь день с тревогой выглядывала во двор, на улицу, за огород. Знала и чувствовала, что упрямый Ахат не оставит это просто так. Он обозлен и в таком состоянии мог повести себя как разъяренный бык. И чутье не подвело – к вечеру успела увидеть, как удаляются от села в сторону реки Мендым Ахат и Шакир. Она бросилась за ними, и вовремя: дойдя до тополей, места их детских игр, парни остановились, тихий степной ветер доносил грубые окрики Ахата, размахивающего руками. Он надвигался на Шакира, хватался за ворот рубахи, Шакир, защищаясь, срывал его руки, отскакивал в сторону. Зухра пустилась бегом. Пока она, задыхаясь, бежала, Ахат успел несколько раз ударить Шакира, тот держался, но силы были неравны. Когда после очередного замаха Ахата Шакир, поскользнувшись, упал и Ахат навис над ним со сжатыми кулаками, подбежавшая Зухра сильно потянула его за подол рубахи. Откуда у нее только взялись силы – она оторвала его от Шакира и встала между ними. Ее глаза горели злостью.

– Не трогай его, не смей!

– А-а-а-а, трус! За спину девушки прячешься, выходи на честный бой!

Шакир встал, мягко отодвинув Зухру, со злостью ринулся на Ахата, они схватились, как борцы на сабантуе, рубахи на них трещали по швам, коленки и локти выпачкались соком зеленой травы. Сильный Ахат откидывал Шакира от себя, тот падал на землю, но ловко вскакивал на ноги и изворачивался от ударов Ахата. «Не суди по силе рук, а суди по силе сердца», – говорят в народе. Казалось, что Ахат одним своим весом может затоптать Шакира, но он и не собирался сдаваться. Два друга дрались, как заклятые враги. Зухра же кружилась между ними, умоляя друзей остановиться.

– Убью тебя, Шакир, – кричал Ахат, все больше распаляясь, – все равно Зухра будет моей! Убью!

Не зная, как остановить драку, Зухра огляделась и краем глаз увидела валяющийся у тополя кол от старого плетня. Ловко отбежала, схватила его и на бегу, размахивая им, с силой опустила его на спину Ахата. Тот от неожиданности ойкнул и упал под ноги Шакира.

Через некоторое время друзья сидели под тем же тополем, под которым скрывались от дождя, вытирали травой кровь на рассеченных губах, потирали ушибы.

– Ох и огрела ты меня, Зухра… Ооо-ох…

Прошла трудная уборочная страда. Погожие дни сменялись проливными дождями, часть урожая погибла. Но все равно удалось запастись зерном и мукой на зиму.

Между соседями с этих пор шла тихая вражда. Приветствия Гадыльши Сабир не замечал, не разговаривал с ним. Соседи отстранились от общих дел. Продолжали общаться лишь семьи Шакира и Зухры. По договоренности после уборки урожая пришли сватать Зухру родители Шакира. Справили скромную свадьбу. Семья Ахата на нее не пришла.

Как только выпал первый снег, обелив и покрыв ровным слоем все окружение, хозяева ждали первых морозов для забоя скота, еще одна новость потрясла сельчан – к власти пришли какие-то большевики. Говорили, что теперь править будет Ленин-батша (царь). И что эта власть за бедных, за крестьян.

В деревне тоже прошел заметный раскол. Активные бедняки во главе с фронтовиками нацепили на свои шапки-ушанки красные тряпки и создали свой Совет. Они собирали людей на площади у мечети и рассказывали, что прошла власть баев, что теперь не будет богатых и бедных и что теперь все между собой равны. Богачи притаились и ждали, чем это закончится. Война между своими еще была далеко от Приуралья, но тревожные новости приходили о том, что красные безжалостно отбирают у богатеев добро и делят между собой, непокорных беспощадно расстреливают или прячут в тюрьмы. Белые же, сторонники царя, хотят вернуть старый режим, отбивая село за селом, расправляются с Советами.

6

Тревожным выдалось и следующее лето, восемнадцатое лето в жизни Зухры. Хоть и стали они жить вместе в доме Шакира, но почти все как будто оставалось по-прежнему. К молодоженам родители относились так же, как и раньше. Зухра часто уходила в дом отца, все так же помогала ему и уже подросшей Зулейхе. Может, если бы она понесла, то и сама повзрослела бы и отношение к ней изменилось, но этого пока не происходило.

Кое-как отсеялись на два дома. В разгар лета в село приехали в сопровождении вооруженных конников два важных человека. Они остановились в доме муллы Мухаметши. Первым был соученик муллы по медресе Заки Валиди [2 - Ахметзаки? Валиди? (Вали?дов) Тога?н, родился 10 декабря (22 декабря (https://ru.wikipedia.org/wiki/22_%D0%B4%D0%B5%D0%BA%D0%B0%D0%B1%D1%80%D1%8F)) 1890 (https://ru.wikipedia.org/wiki/1890_%D0%B3%D0%BE%D0%B4) года, деревня Кузяново (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D1%83%D0%B7%D1%8F%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%BE_(%D0%98%D1%88%D0%B8%D0%BC%D0%B1%D0%B0%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%80%D0%B0%D0%B9%D0%BE%D0%BD)) Ильчик-Тимировской волости Стерлитамакского уезда (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%BC%D0%B0%D0%BA%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%83%D0%B5%D0%B7%D0%B4)Уфимской губернии (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D1%84%D0%B8%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B3%D1%83%D0%B1%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B8%D1%8F)Российской империи (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B8%D0%BC%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B8%D1%8F), башкир (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B0%D1%88%D0%BA%D0%B8%D1%80%D1%8B), военно-политический деятель, лидер башкирского национально-освободительного движения (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B0%D1%88%D0%BA%D0%B8%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5_%D0%BD%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D0%B5_%D0%B4%D0%B2%D0%B8%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5) (в 1917–1920 гг.); публицист; историк, востоковед (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5)-тюрколог (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D1%8E%D1%80%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F), доктор философии (1935 (https://ru.wikipedia.org/wiki/1935)), профессор, почетный доктор Манчестерского университета (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D0%BD%D1%87%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%83%D0%BD%D0%B8%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%82) (1967 (https://ru.wikipedia.org/wiki/1967)).] с немного вытянутым гладким лицом, высоким лбом, коротко постриженный, в круглом пенсне, в добротной полувоенной гимнастерке. Второй, Мажит Гафури [3 - Маж?т Гафури?, полное имя – Габдельмажи?т Нургани?евич Гафу?ров (1880 (https://ru.wikipedia.org/wiki/1880)—1934 (https://ru.wikipedia.org/wiki/1934)) – башкирский писатель, народный поэт Башкирской АССР (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BF%D0%BE%D1%8D%D1%82_%D0%91%D0%B0%D1%88%D0%BA%D0%BE%D1%80%D1%82%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B0) (1923), классик советской башкирской (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B0%D1%88%D0%BA%D0%B8%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0) и татарской (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B0%D1%82%D0%B0%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0) литературы, поэзии, фольклорист, драматург.], – местный, из соседней деревни – кучерявые черные волосы, усы, глубоко посаженные умные глаза, щегольская шляпа. Погостив у муллы, они стали ходить по домам, были и в доме отца Зухры, она помогала папе угощать гостей чаем. Возясь у печи, она слышала, как Заки Валиди твердо и убедительно говорил:

– Гадыльша-ага, вот Мажит рассказывает, что ваше слово очень весомо среди сельчан. Говорит, что с самого детства помнит, как вы рассказывали мифы и легенды, и что за это вас народ очень уважает. Вы хорошо знаете историю башкир и должны понимать, что сейчас настала пора, когда мы должны отстоять свою свободу. Надо народ поднимать на эту борьбу. Завтра мы соберем все село – мы сейчас формируем свое башкирское войско, – поддержите нас.

На следующий жаркий июльский день все село собралось на площади у мечети. Разновозрастной, разноликой была эта большая толпа сельчан, пока еще дружная, не разделенная на своих и чужих. Ближе к мечети, прямо на мягкой траве, скрестив ноги уселись седобородые старцы в белых тюбетейках. Рядом стояли еще крепкие, перевалившие за пятьдесят мужики с женами. Отдельно толпились в фуражках, в выцветших полевых формах без погон и петлиц, фронтовики. Впереди всех на самодельной тележке сидел безногий. Завершала круг галдящая, поддевающая друг друга колкостями молодежь. А между ними сновала неугомонная детвора.

Заки Валиди, Мажит Гафури и Мухаметша мулла встали на возвышении, приложив правую руку к сердцу, поклонились. Заки помолчал, оглядывая башкир рода Табын, и начал свою речь:

– Отцы, братья и сестры, земляки, табынцы! В России происходят великие события. Мы скинули ненавистное ярмо царского режима, претворили в жизнь мечту многих поколений борцов за свободу. В государстве идет жестокая борьба за власть, идут кровопролитные бои между белыми и красными. Красные под руководством большевиков хотят установить свою власть на всей территории России. Они объявляют всех равными, хотят стереть границы между нациями, народами. Хотят, чтобы все стало общим – семьи, имущество; они безбожники, хотят уничтожить веру. Хотят, чтобы на всей территории России был один народ под руководством большевиков. Но мы натерпелись засилья самодержцев и можем, наконец, стать самостоятельными, сами распоряжаться нашими богатствами, своей землей, завещанной нам нашими предками.

Табынцы! Вспомните, что ваши предки владели землями до самого Тобола, владели несметным количеством лошадей в вольно пасущихся табунах, торговали с китайцами, в битвах отстаивали свое право на эти земли. Жили вольготно и свободно. И сейчас, чтобы вернуть нашу свободу, былую мощь, мы можем объединиться с нашими братьями-мусульманами из киргизско-кайсацких степей, с казахами, узбеками. Вот тогда сила будет за нами, мы построим свою мощную евразийскую республику. И у нас об этом есть договоренность с руководителями белого движения. Но нам могут помешать большевики, и чтобы, наконец, стать самостоятельными, нельзя их допускать на наши земли!

Его речь часто прерывалась возгласами одобрения, народ шумел, выкрикивал: «Даешь свободу башкирам!», «Прочь от наших земель, натерпелись!», он продолжил:

– Для этого мы в Оренбурге и Уфе провели Всебашкирские съезды, выбрали свое правительство, и я являюсь председателем парламента Малого Курултая, и я же назначен командующим Башкирским войском. Чтобы удержать нашу власть, нам нужно сильное и сплоченное войско. Оно уже формируется во всех городах и селах. Башкиры, славные сыны батыров – борцов за нашу свободу! Я как командующий башкирским войском объявляю сбор, ставлю под ружье славных джигитов пяти призывов ради нашей свободы!

Внутри Зухры похолодело – пять призывов, как раз ее ровесники достигли возраста призыва, значит, и Шакир!

– Завтра прибудут обозы с оружием, боеприпасами и обмундированием. Всем подлежащим призыву необходимо сегодня записаться, подготовиться к походу, завтра получить оружие и выдвинуться в Стерлитамак. Молодежь будем учить попутно, во время стоянок устроим стрельбища, фронтовики помогут им. Время не терпит, промедление смерти подобно!

Далее старцы стали задавать вопросы. Заки Валиди отвечал коротко и убедительно. Всех волновал вопрос – когда вернутся сельчане обратно, без этой мужской силы в деревне туго, обернулись бы к жатве.

– Нам самое главное – узаконить нашу власть, утвердить свои законы, чтобы нам на своей земле легче дышалось. И чем сильнее будет наше войско, тем легче мы справимся с врагами, а значит, и мужья ваши, ваши сыновья быстрее вернутся домой.

Дальше слово взял Мухаметша мулла. Поглаживая поседевшую бороду, терпеливо выждав, когда народ успокоится, угомонит расшалившуюся детвору, он начал:

– Дорогие, родные мои! Большие события происходят сейчас на нашей земле. Славные сыны башкир взялись за то, что было мечтой наших предков, за что сложили свои головы бравшиеся за оружие наши батыры. Нельзя нам оставаться в стороне, сейчас решается наша судьба – быть ли нам свободными, владеть ли нам своими землями и богатствами, вот о чем мы должны думать. Так благословим же наших мужей и молодых джигитов на святой бой!

И над головами в едином порыве усевшихся на колени, корточки, скрестив ноги сельчан, на все замолчавшее село полилась напевная молитва. Все – и стар и млад, сомкнув перед собой ладони лодочкой, опустив глаза к земле, внимали этой древней молитве. Каждый желал скорого возвращения целым и здоровым своему близкому…

Всю ночь, подавляя рыдания, чтобы не разбудить спящих, Зухра проплакала на плече Шакира. Она уже привыкла к его нежному вниманию, к его робким ласкам. Перед ее глазами вставал образ брата Ахата Ямлиха – скрюченное, старческое тело, полулысая седая голова, кровавая пена у рта… Нет, нет! И она снова рыдала и рыдала. Как и положено мужчине, он тихо ее успокаивал, по привычке накручивал на свои пальцы ее кудри, целовал ее пальчики.

– Все будет хорошо, я вернусь… Я вернусь…

Все всхлипывая, она уснула только под утро.

На следующий день с Архангельской дороги, поднимая столбы пыли, прибыли обещанные обозы. Призывная молодежь задорно и весело стала получать оружие и обмундирование, суетливо и бестолково толкалась, красовалась перед провожающими. Особенно старался выросший в двухметрового детину Нурмый. Правду в народе говорят: «Чем рост с верблюда, лучше ум с пуговку», он так и не остепенился, так и чудил с ровесниками, бестолково проказничал. Но Даута после того случая он больше не смел обижать.

Бывалые вояки, ветераны войны с германцами, подходили к обозам нехотя, неторопливо, со знанием дела осматривали винтовки. С осуждением смотрели на желторотых юношей, еще не нюхавших пороха, но уже вообразивших себя героями. Знали они цену этому задору и удали.

Совсем в стороне в тени прятался, курил свою самокрутку одноногий Юлдыбай. Он с грустью смотрел на неумело толкающихся в попытке составить строй и не знающих, как лучше держать тяжелую винтовку, новобранцев…

Наконец, командиры при помощи фронтовиков построили новоиспеченное войско, кое-как оторвав их от провожающих родителей, жен и детей. А Зухра видела только Шакира. Переодетый в новый топорщащийся мундир царской армии без знаков различия, в новеньких сапогах, растерянный и грустный Шакир стоял, переминаясь с ноги на ногу, с котомкой собранных в дорогу продуктов, винтовкой и подсумком с патронами. Все это ему мешало, он все время поправлял сползающую с плеча винтовку и искал глазами в толпе провожающих Зухру, и почему-то у него все время в голове вертелось: «Встретимся в Белых степях, встретимся в Белых степях, любимая…» Недалеко от него в том же строю стоял самоуверенный Ахат, он скалился, все время шутил, подтрунивал над новобранцами…

Когда все успокоились и выровнялись, провожающие отделились и, утирая слезы, отошли на другую сторону дороги, Заки Валиди и мулла Мухаметша, придирчиво осматривая, стали медленно обходить строй. Мухаметша шептал молитвы, благословляя воинов. Остановился напротив Шакира:

– Шакир мой, выйди из строя, – и когда Шакир неуверенно сделал шаг вперед, мулла, обращаясь к Заки, сказал: – Вот мой лучший ученик, вот каких людей мы отправляем на бой за Родину нашу. – И громко, для всех: – Дорогие мои, я вас всех благословил на бой за земли наших предков, помните, что душа погибшего за веру, за справедливость сразу же попадает в рай. С вами будет мой ученик Шакир, он знает Коран, все ритуалы и обычаи. Обращайтесь к нему в минуты отчаяния, в минуты горести и потерь. Он будет молиться за вас, и ни один воин не будет похоронен не по нашим обычаям, без его молитв.

Шакир подтянулся, у всех на глазах преобразился, в глазах блеснула сила, подкрепленная верой. И Мухаметша, обнимая его, на прощание сказал:

– Шакир, туго вам придется, не все вернутся в свои дома, но ты поддерживай в них веру, сила в вере. Ты же помнишь, что верующий прежде всего – защитник Отечества. Хорони погибших сам, ты все знаешь, все уже умеешь… Возвращайся целым и невредимым…

Тут из толпы провожатых вырвался горбун Даут; с перекошенным от горя лицом, маленький, он ткнулся в пояс Шакира, пытаясь его обнять. Шакир нагнулся и порывисто обнял его:

– Ша-а-кир-р, – сбивчиво и заикаясь, сквозь слезы выдавил он, – д-добрый и с-сильный наш, н-не уми-р-рай, воз-з-вра-щайся…

Прозвучали команды, серо-зеленая масса новобранцев и бывалых солдат колыхнулась и пошла в сторону Богоявленского завода. Поднялась пыль из-под ног идущих, впереди у горизонта сгустились тучи, заиграли сполохи молнии, загрохотали раскаты грома… Опустел Мырзакай.

Дома Зухра на подоконнике, что у их постели, нашла сложенный вчетверо лист. На нем красивой арабской вязью были написаны стихи от Шакира, которые она запомнила на всю жизнь: