– Я знаю, что такое судьба, – грустно и спокойно сказал сбитый летчик истребитель, инвалид и защитник с почти пятидесятилетним стажем.
Она смотрела на него с отчаянием и надеждой, а потом вскочила со стула и убежала заказывать дар для своей судьбы. Потом она пришла ещё раз, через полгода. То что у нее всё нормально я сразу определил по умиротворенному выражению лица и располневшей фигуре, скорее всего шестой месяц беременности. Она искала Андрея Ивановича и зашла ко мне.
– Где мне найти, – спрашивая, она даже не присела на стул для клиентов и не смотрела на алые паруса на стене моего кабинета, они ей были уже не нужны, она сшила свои и распустила их по ветру, – того мужчину, что тогда с вами был, помните?
– Он умер, – тихо ответил я.
Он умер, мой друг, свалился в штопор инфаркта и сердце разбилось. Он так и не смирился с гибелью страны, которую защищал. Провожая его в последний путь, я надел свои боевые награды, а его ордена несли красных бархатных подушечках. Его пришло проводить много народа. Трехкратный залп комендантского взвода. Прощай Андрей Иванович … Прими от нашей семьи, и я положил на свежий холмик могилы букет роз, алых как и паруса судьбы в которую он всегда верил.
– Вот, – я быстро начертил схему кладбища и отметил рисунком самолетика место захоронения, – это его могила. Если хотите, то …
– Конечно, – она осторожно взяла листок бумаги, – я схожу, вы знаете, а я …
– Знаю, – отрезал я и достал из сейфа пачку купюр, – вот возьмите, это то что вы заплатили за копию афиши,
– Да откуда, да как вы … – не договорив, она с изумлением смотрела на меня такого эгоистичного, жестокого платного специалиста по судебному оформлению убийств чужих семей.
Да вот так. Просто в тот день, когда она убежала из кабинета, а я вернулся домой, а Света мне сказала:
– Ты не поверишь, – готовя ужин, она как всегда делилась ежедневными событиями, которые происходили с ней и нашим ещё крохотным сыном в доме, – мне звонят из мастерской и заказывают алые паруса. Говорят к ним сначала позвонила, а потом пришла чумовая дамочка и просит изготовить ей афишу этого фильма, мол любые деньги заплачу только сделайте. Директор вспомнил, что я тебе такую афишу реставрировала, теперь просит выручить их и срочно изготовить копию. Она у нас где?
Пришлось возвращаться на работу, снимать афишу со стены, привозить ее домой. Бумаги подходящего формата не было, и копию афиши Света написала на холсте. Алые паруса на холсте через день утречком забрали в мастерскую, вечером от них привезли деньги за работу.
– Это мой вклад в наш бюджет, – радостно заявила жена, показывая мне свой гонорар за работу, – а то сижу с ребеночком и ничегошеньки домой не приношу.
– Зато наш сын здоровым растет, – буркнул я, – если посчитать, сколько бы мы на врачей и лекарства потратили, то дома тебе сидеть выходит намного выгоднее.
– Какой же ты все таки практичный, – привычно вздохнула Света и улыбнулась, – А знаешь, купи себе на эти деньги от меня подарок, ну то что только тебе хочется, ладно?
Я положил пачку купюр на стол и еще раз заявил посетительнице:
– Так вышло, что копию афиши вам сделала моя жена, она художник. Вот ваши деньги. Я знал, что вы вернетесь. И знаю, что если я оставлю себе деньги за алые паруса, это принесет несчастье моей семье. Я в судьбу верю. А проблем у меня и без того достаточно.
– А если я их возьму, то это несчастье придет ко мне? – зло спросила дама и насмешливо, – Спасибо, не надо.
Все это уже было, в этом кабинете мы уже каждый к себе рвали алые паруса своей судьбы.
– Если вы так боитесь несчастья, то тогда сами станьте судьбой, легендой и сказкой, – скучным и совершенно обыденным тоном, каким я даю консультации, посоветовал я.
– Вы издеваетесь надо мной, а за что? – неприязненно поинтересовалась дама, – Что я вам плохого сделала?
– Ничего, – пожал я плечами, – абсолютно ничего, просто вы хотите отвести удар судьбы от себя и направить его на кого угодно в частности на меня.
– Вы сумасшедший! – решила дама, но отчего-то не уходила из моего кабинета.
– Вы тоже, – усмехнулся я, – мы оба верим в судьбу и боимся ее, вот и выдумали себе фетиш – алые паруса. А это просто бумага у меня и холст у вас. Это не сказка, это просто афиша старого наивного фильма. Только мы это не признаем, а психиатр тут не может, это неизлечимо.
– А я не сумасшедшая, – громко, решительно возразила дама и отважно сграбастала со стола пачку банкнот.
– А вот что касается вас, – уже стоя у раскрытой двери язвительно, как ядом плюнула, бросила она, – то я просто не понимаю, как такой псих как вы может работать адвокатом, и какой дурак захочет иметь с вами дело.
– Есть много друг Горацио такого, что неизвестно нашим мудрецам, – улыбаясь и близко к тексту, процитировал я Гамлета и уже от себя оптимистично добавил:
– Таких сумасшедших как вы на мой адвокатский век хватит.
Сильно хлопнув дверью, она ушла. Я облегченно вздохнул.
Через два дня с посыльным получил письмо. Вскрыл, прочитал:
«Вы были правы, это неизлечимо. Эти деньги я потратила на покупку платья для девочки из соседнего дома. Она растет без матери. Пообещала ей купить еще одно белое, но уже когда она будет выходить замуж. А забыла сказать, платье куплено алого цвета»
Часто мы всё сваливаем на судьбу и ждем чуда, но мы и есть наша судьба, а то что мы сделали, это чудо которое мы заслужили. Любовь, Алые паруса, ерунда всё это, для тех кто не верит, а для тех кто верит, это стихия которая может вынести на простор в чистые воды или выбросить в прибрежное топкое застойное болото. По правилам управления парусными судами в шторм паруса свертывают и судно встречает стихию с голыми мачтами, а в любви действуют другое правило: поднять паруса. Если судно по вине команды выбросило в болото, то экипажу корабля уже бесполезно маневрировать парусами, не зависимо от их цвета. Но если корабль выдержал бурю и вышел в чистые воды, то это его экипаж боролся, а дальше попутного вам ветра под алыми парусами. А уж куда вынесет судно, это во многом зависит от команды. Ее стойкости, ее умения управлять кораблем.
На сегодня я закончил протирать «Алые паруса», ещё есть силы держать штурвал и приводить судно к ветру. Я убрал в стол льняную салфетку, пора домой.
Глава вторая
– Как ты мне надоела стерва! – первым делом заорал я, открыв дверь и зайдя в квартиру. На мой гневный крик, это существо презрительно игнорируя меня, продолжало лежать на диване и даже не пошевелилось. Да-с в нашей семье есть место скандалам, лицемерию и тайным побоям. Мы никогда не любили друг друга, только притворялись. Это наглое существо – кошку, владыку нашей квартиры, Света зимой подобрала умирающим от голода котенком и нарекла Басса. И хотя Басса беспородная дворовая, но ведет она себя как богиня Бастет эпохи Нового царства в Египте. Это злое лицемерное создание в присутствии Светы ласково трется о мои ноги и мурлычет, я столь же лицемерно нежно глажу ее по шерсти, но когда мы остаемся вдвоем я бесцеремонно скидываю ее с пьедестала богини (мой любимый диван в большой комнате), а она выпускает когти и зло шипит. Она меня не раз царапала, а я бил ее веником. Басса никак не может выгнать меня из дома, хотя пару раз злонамеренно обоссав мои тапки, намекала Светлане, что моё присутствие в ее владениях просто неуместно. Света ей ласково объяснила, что если я так уж Бассе не нравлюсь, то кошечка, может поискать для себя другие владения, а ее муж вполне устраивает и ей безразлично, что думает по этому поводу подобранная у мусорного контейнера египетская богиня. Я тоже не могу вышвырнуть лжебогиню Бассу, хотя гневно требуя ее депортации даже скандалы жене закатывал. На мои жуткие вопли жена ласково мне отвечала, что в мире должно быть равновесие, а без Бассы, в нашей семье мужское начало (я и сын) будет преобладать, ее это не устраивает и вообще Басса это член нашей семьи и вышвырнуть ее она не позволит. Разводится из-за кошки смешно, других веских оснований нет, и мы смирились, я и Басса. Вот так и живем. Не любим друг друга, но все равно живем рядом, в одной квартире, делая друг другу мелкие пакости.
Пока я переодевался, Басса фыркнула и грациозно спрыгнув с дивана оставила за мной поле боя. Эта хитрая жестокая тварь ждала пока я сяду, расслабленно протяну ноги, и уж тогда она пустит мне кровь, оцарапав мои ступни. Басса, ты дура, меня самого учили устраивать засады и уничтожать засады подготовленные противником, так что этот прием со мной не прокатит, а вот я тебя сейчас пылесосом …
– Оставь пылесос, – улыбаясь, попросила Света.
В пылу битвы за жизненное пространство и шумом агрегата я не услышал как она зашла в квартиру.
– И не стыдно тебе с кошкой воевать? – поставив пакеты на пол, мягко и укоризненно спросила она,
– Нет, – хмуро ответил я, – это межвидовая борьба и она не знает компромиссов, а вся квартира в шерсти.
– Не преувеличивай дорогой, – засмеялась румяная с мороза Света, а кошечка прыгнула к ней, выгнула спинку, ласково замурлыкала, нежно терлась о ножки и хищно раздувая ноздри принюхивалась к пакетам. Лицемерка!
– Для тебя ничего нет, – отодвинув ножкой самозваную египетскую богиню, сказала Света. Басса ласково с легкой укоризной мяукнула, объясняя своей любимой жрице, что она это от любви и от радости видеть совладелицу храма, а совсем не корысти ради, трется тельцем о ее ножки. Ох и хитрая же тварь!
– А вот для тебя, есть, – уже мне сказала Света и протянула пакеты.
Для меня были домашние пельмени, густая натуральная сельская сметана, емкость спиртовой настойки на бруснике, изготовленной «для себя» попом в деревне (Света там иконы в церкви реставрировала), а вот для Бассы была сваренная третьего дня холодная рыба. У нас в семье умеют поддерживать равновесие, и делаю это не я.
Выпиваю я не часто, но выпиваю. В обед сто пятьдесят грамм под горячие пельмешки раз в месяц могу себе позволить. Через тридцать минут вкуснейшие пельмени уже перевариваются в желудке, настойка улучшив пищеварение из желудка расслабляющим теплом проникла в кровь. Физическое тело жаждало покоя, мозг уже сладко дремал, обед был окончен, посуду жена помоет. А хорошо как дома, даже Басса с брезгливой мордой откушав вареной рыбки (между прочим: филе судака), надменно шествуя сгинула в соседнюю комнату с глаз долой.
– А тебе не грустно? – моя у кухонной раковины посуду спрашивает Света.
– А? – сидя за столом, машинально откликаюсь я, а сам слушаю, как из большой комнаты меня ласково зовет диван: «Хозяин, приляг, отдохни».
– Я спрашиваю, тебе не грустно?
С чего бы это такой вопрос возник, попытался я разбудить интеллект, вслушиваясь, как подушка на диване шепотом предлагает: «Склони ко мне свою головушку, закрой глазки и забудь обо всем», а овчинный плед ей поддакивает: «Мой добрый господин, разреши укрыть тебя»
– Если тебе, так уж не хочется мыть посуду, – демонстрируя титаническое стремление к миру и спокойствию, проворчал я, – то могу сам всё убрать.