Кровь достигла лодыжек, поднималась всё выше, выше, теплом коснулась коленей. Позади Яэль стояла толпа, но люди, казалось, не замечали, как красный цвет пачкает кимоно, пропитывает их костюмы. Они держали бокалы шампанского, гомон их бессмысленных разговоров становился всё громче, громче, громче…
Пробуждение было странным. Не как после большинства кошмаров. Не было ни бешено стучащего сердца, ни молотящих по воздуху конечностей, ни промокшей от пота рубашки. Лишь темнота, шум, боль и уколы окровавленных волос на щеках, когда Яэль подняла голову, осматривая полутёмное помещение.
Стены: металлические и… изогнутые? Жёсткий пол. Сидения, обитые шершавой коричневато-жёлтой тканью. На сиденье напротив неуклюже лежал Лука Лёве; ожёг от сигареты на ключице поднимался и опускался с каждым вздохом. Гул толпы из кошмара продолжался, был невыносимо громким.
Двигатель самолёта.
Она вспомнила.
После ударов штандартенфюрера и упорного молчания Яэль, военный исчез. Яэль, Лука и их охранники остались в бальном зале с неизвестным меняющим кожу прикрытым простынёй трупом. Утекали часы. В окна проникли первые лучи рассвета, плавно перешедшего в утро, а потом и в день. Охрана сменилась. Кровавый саван и мёртвое тело двойника фюрера были убраны из зала. День медленно полз вперёд. Когда офицер СС, наконец, вернулся, с ним был Феликс Вольф. Издалека казалось, что на парне надета перчатка из лакированной красновато-бурой кожи. Но когда штандартенфюрер Баш подтащил Феликса ближе, Яэль рассмотрела два пальца его правой руки, раздавленных.
Он такого не заслужил.
Яэль поймала момент, когда Феликс увидел волков, увидел её. Вольф вздрогнул. Выше, выше поднимались его голубые глаза: минуя бабушку, маму, Мириам, Аарона-Клауса, Влада… по окровавленной и яркой коже её «классического» лица, пока их взгляды, наконец, не встретились. Глаза обоих были затуманены болью, внешней и внутренней. Яэль хотела что-нибудь сказать, но говорил уже штандартенфюрер, рассказывал, что их троих на самолёте отправят в обратно Германию для «более тщательного допроса» и судебного разбирательства.
Вместе с охранниками из СС их отвезли на полевой аэродром и погрузили в личный самолёт фюрера: Иммельман IV. Яэль, Феликса и Луку засунули в хвостовой отсек и заперли за металлической дверью, лишили такой роскоши, как ватные ушные затычки и апельсиновый сок. Штандартенфюрер Баш и охранники бросили их одних, уйдя в переднюю часть самолёта.
Это показалось Яэль странным, но опять же, какой смысл оставлять охрану? Руки пленников были скованы наручниками и прикреплены к неподвижным элементам салона. (Запястья Яэль приковали к ножке стола, Луки – к каркасу его сидения). Но даже если им удастся освободиться, куда идти? Они заперты в металлической трубе в тысячах метров над неведомой глушью.
Но Феликса Вольфа это не останавливало. Парень сидел рядом с Яэль, его руки были прикованы к другой ножке стола. Света в кабине было очень мало – самолёт летел на запад, слишком медленно, чтобы обогнать ночь, – но Яэль всё же могла разглядеть месиво из содранной кожи и запёкшихся комков гранатового цвета, в которое превратилось его рука.
(Не удивительно, что ей снилась кровь).
По крайней мере, большой и указательный пальцы на правой руке вроде бы работали нормально. Феликс использовал их, пытаясь открыть замок наручников. Отмычка была грубоватой, но неплохой – ему удалось снять значок с формы Гитлерюгенд и придать булавке нужную форму, согнув её о край стола.
Но – как сказал Влад, когда Яэль только начинала обучение – вскрытие замков требует деликатности. Точности, которую покалеченные пальцы Феликса обеспечить не могли. Свежие раны скребли о металл наручников, пока снова не начали кровоточить. Раз в несколько секунд Феликс сбивался и ругался, едва удерживая в руках булавку. На его бледном, веснушчатом лице отразилась мука.
– Хватит! – Это слово не было первым (или единственным), что хотела сказать ему Яэль, но оно просто вырвалось. – Ты только делаешь себе больно!
Феликс продолжал крутить булавку. Он делал всё возможное, чтобы не смотреть на девушку. А Яэль делала всё возможное, чтобы не смотреть на кровь – стекающую по коже Феликса, вдоль наручников, собирающуюся на рукавах формы Гитлерюгенд.
Спустя ещё несколько минут гримас боли и ковыряния булавкой замок щёлкнул. Левое запястье Феликса было свободно. На взлом правого замка ушло заметно меньше времени. С громким клац наручники упали на пол.
– Протянете нам руку помощи, господин Вольф? – Лука уже проснулся и пялился на второго парня. – Мне даже не важно, что от одной из них осталась лишь половина.
Феликс обернулся. Лицо его было покрыто множеством ран, видимых даже в скудном свете кабины самолёта. Нос его всё ещё был заклеен после удара Луки, на виске остался синяк от последней встречи с пистолетом Яэль, губы покрылись красной коркой после пыток эсэсовцев. Он совсем не был похож на мальчишку с чёрно-белых фотографий в досье Адель. Не похож на парня, который бросил всё, чтобы помочь Яэль на дороге.
Феликс опустился на колени, отпирая наручники Луки. Но даже не двинулся, чтобы избавить от оков Яэль.
– Где моя сестра? – Взгляд глаза в глаза был не столь болезненным, сколь… опасным. Феликс смотрел на неё с острой яростью, но Яэль это не удивило.
Она отняла у него любимого человека. После такого любой станет опасным.
Четырёх потерянных жизней (четырёх чернильных волков) достаточно, чтобы превратить человека в монстра.
– В безопасности. – Яэль надеялась, что это правда, и не только ради Феликса. После того, как она вырубила Адель в её квартире в Германии, Каспер отвёз девушку в подвал пивной Хенрики. Этот офис – сердце и душа Сопротивления. Если он не в безопасности…
– Я спрашивал не об этом, – взгляд Феликса стал острее. Костяшки здоровой руки напряглись.
Яэль посмотрела на них. Почти желая, чтобы Феликс нанёс удар. Прекрасно зная, что СС раздробит каждую оставшуюся косточку, чтобы вытянуть из изувеченного парня любую возможную информацию. Она не винила его за рассказ о татуировках, но, если остался хоть малейший шанс, что устроенная Райнигером операция «Вторая Валькирия» ещё в силе, Яэль не станет рисковать ей напрасно.
– Это всё, что тебе нужно знать, – сказала она. – Адель в безопасности.
– Я бы не стал так волноваться, господин Вольф. – Лука вклинился между ними. – Ваша сестра более чем способна за себя постоять.
– Адель… – Что бы Феликс ни собирался сказать, он передумал и только покачал головой. – Ты её не знаешь.
Лука фыркнул и покачнулся на пятках.
– Как и ты. Фройляйн Хамелеон три чёртовых недели заставляла нас думать, что она твоя плоть и кровь.
Рот Феликса распахнулся, потрескавшиеся губы раскрылись. Он хотел что-то сказать, но не смог.
– Если она говорит, что твоя сестра в безопасности, значит, так и есть. Конец дискуссии, – отрезал Лука. – Меня больше беспокоит наше будущее обезображивание и возможное обезглавливание.
– Есть способы умереть и похуже, – Феликс понизил голос.
– Возможно. Но сам я из тех, кто предпочитает умереть во сне от остановки сердца, – возразил Лука. – Фройляйн – наш шанс этого добиться, но, проклятье, она нам не поможет, если будет закована в наручники. Так что, если ты не возражаешь, я заберу булавку?
Двигатели Иммельмана IV гудели, ревели, самолёт трясся, пролетая сквозь зону турбулентности. Брат Адель уронил значок Гитлерюгенд на пол и отошёл в сторону. Закатив глаза, Лука поднял булавку и принялся за наручники Яэль. В полной тишине она наблюдала за его работой, не зная, что чувствовать.
Выбирать было из чего. Злость – оправданная – за то, что случилось в доках. (Яэль до сих пор мысленно проклинала его на шести языках). Восхищение – заслуженное – тем, как он вёл себя с штандартенфюрером СС в бальном зале. А кроме прочего было ещё это неясное, потерянное ощущение.
Что теперь? Что теперь? Что теперь?
Лука поднял взгляд. Их глаза встретились – его, ошеломляющий, цвета шторма, и её мерцающий, неестественно яркий, – и Яэль вдруг поняла, что смотрит в них слишком долго.
– К слову о доках, – сказал парень. – Ты была рядом со мной последние три недели. Сама понимаешь, доверие – не самая моя сильная черта. Я повёл себя как придурок. Подлец.
– Да.
– Мне следовало подождать.
– Да, – согласилась Яэль. – Следовало.
Он воткнул булавку – грубо, слишком грубо – в замок. (Деликатность, как и доверие, не входила в список достоинств Луки Лёве). Яэль начала волноваться, что он может слишком сильно перегнуть булавку, сломать её. Она уже хотела спросить, знает ли Лука, что делает, когда…
Поворот, щелчок, свобода!
Первый замок, второй. Наручники Яэль упали на пол. Она потратила несколько лишних минут, чтобы вправить сломанный нос на место.
Что теперь? Что теперь? Что теперь?
Они всё ещё заперты, как в ловушке, внутри самолёта. Раненые, безоружные, в меньшинстве. Даже если бы удалось преодолеть металлическую дверь, разделяющую их и солдат СС, и каким-то чудом одолеть своих тюремщиков, оставался один маленький вопрос: как посадить самолёт? К такому Яэль не подготовили даже годы тренировок.
Однако Феликса, казалось, это не пугало. Брат Адель прочёсывал кабину в попытке найти хоть что-то полезное. Подушки, одеяла, хрустальные бокалы, старые копии «Рейха». (В ХАНОЕ ГОНЩИКАМ ВЫДАЛИ НОВЫЕ РИКУО 98S – гласил заголовок). Он даже достал часы Мартина из кармана, со щелчком открыл циферблат и сразу же его захлопнул, видимо, решив, что ответов в них не найти.
Лука поднял один из бокалов и подкинул его в воздухе. Тяжёлый хрусталь звучно шлёпнулся в ладонь.