Грань времени

Я смеюсь.

– Ну, не совсем, но Дафна будет более чем рада. Раньше ты часто… то есть я имею в виду…

Я вздыхаю, теперь намного лучше понимая, почему Кирнану так трудно подбирать правильные местоимения, когда он говорит со мной.

– Конечно, – говорит Трей. – Звучит весело.

И это правда весело. Трудно не веселиться, когда Дафна так полна энтузиазма. Трей немного перегибает с броском, потому что еще не привык к ее диапазону, поэтому она все время возвращает фрисби мне, бросая на него косые разочарованные взгляды. И мне остается только гадать: помнит ли она его? Она тоже была в поле ХРОНОСа. Пытается ли она примирить два набора воспоминаний – один, в котором она только что встретила Трея, и другой, в котором он точно знает, как правильно почесать ей за ушком и как далеко бросать фрисби?

Трей снова бросает фрисби слишком далеко, и на этот раз он приземляется рядом с гаражом, проскальзывая под основание той ржавой качающейся скамейки, которую оставили здесь предыдущие владельцы. Фрисби застрял довольно плотно, и Дафну немного пугает то, что качели двигаются каждый раз, когда она пытается выхватить тарелку.

Я подбегаю, чтобы помочь ей, и Трей следует за мной. Он придерживает качели, пока я высвобождаю диск, а затем, после того как я бросаю его Дафне, тянет меня сесть на скамейку.

Этот поцелуй кажется намного более правильным. А Дафна на этот раз даже не притворяется надзирательницей, так что, вероятно, она помнит Трея.

– Ты был серьезен, когда говорил, что должен быть дома к десяти? – спрашиваю я, когда поцелуй прерывается. – Потому что мы могли бы посмотреть фильм или…

– Да, – отвечает он. – Мне правда нужно идти. Папа вообще хотел, чтобы я отменил все, потому что… ну, завтра рано утром мы вылетаем навещать мою маму. Она на задании на Гаити и хочет быть со мной на моем дне рождения, так что…

– Оу. Я не знала.

– И я не знал. Папа только вчера сказал мне. Решил устроить сюрприз, – голос Трея звучит теперь немного язвительно, и мне хочется спросить почему, но он продолжает: – Как бы то ни было, все было спланировано в самый последний момент, так что единственный самолет, на который мы можем успеть, вылетает в пять тридцать утра. Мне нужно встать около трех.

– Ох. Как долго тебя не будет? – я стараюсь говорить непринужденно, потому что не хочу показаться навязчивой девушкой, тем более что на самом деле я даже не являюсь его девушкой.

– Должен вернуться в пятницу, до начала занятий.

– А что ты будешь делать на Гаити?

– Ну, на самом деле мы не будем прямо на Гаити. Мама хочет отдохнуть. Сейчас у нее каникулы, так что мы встретимся с ней в Пунта-Кане, в Доминиканской Республике. Там довольно мило, но, честно говоря, я немного выбит из колеи. Я бы лучше остался в Вашингтоне. К сожалению, выбора нет.

– Я прекрасно тебя понимаю, члены моей семьи тоже навязывают мне путешествия. Мне предстоит еще несколько поездок, которые я предпочла бы пропустить, поверь мне.

– Так… ты правда была сегодня в Далласе 1963 года? Не привезла с собой никаких сувениров?

Возможно, мне это только кажется, но в его голосе слышится легкое сомнение, и я подозреваю, что когда он говорил «сувениры», имел в виду «доказательства». Я не удивлена, но делаю мысленную заметку продемонстрировать все ему когда-нибудь в ближайшем будущем.

– Никаких сувениров, – говорю я, хотя в голове у меня мелькает мысль о том листе, уплывшем сегодня в водосток. – Это вовсе не было похоже на экскурсию. Я познакомилась со своими бабушкой и дедушкой, хотя очень трудно думать о них как о бабушке и дедушке, когда они, кажется, были на шесть или семь лет старше меня. Я забрала их медальоны. И я стояла на печально известном травянистом холме. Возможно, я даже видела так называемого второго стрелка, но нам пришлось покинуть этот район, прежде чем появились какие-либо улики.

– Невероятно. Просто вау. – Он качает головой. – Куда отправишься дальше?

Я пожимаю плечами.

– Мы еще не решили. Наверное в Австралию времен Второй мировой войны. И совсем скоро мне, вероятно, придется отправиться в Советскую Россию. И в Джорджию, в 1938 год, но это перемещение будет непростым, поэтому я оставлю его напоследок.

– Значит, ты можешь отправиться в любое место, в любое время, когда тебе угодно?

– Если есть стабильная точка, то да, я могу. Стабильные точки установлены с ранних цивилизаций и до того времени, когда был создан ХРОНОС в конце 2100-х годов. Но я не уверена, что хочу знать так много о будущем. Когда все это закончится, я бы хотела снова жить нормальной жизнью. И каждый раз, когда я возвращаюсь назад во времени, есть риск повлиять на настоящее.

Он смеется:

– Видит бог, я не хотел убивать рыбку.

Я бросаю на него непонимающий взгляд.

– Гомер с тостером? Динозавры? Нед Фландерс – абсолютный господин и владыка мира? Ты, должно быть, шутишь! Неужели никогда не смотрела этого эпизода?

– Впервые слышу все это, значит, пропустила.

– Ох, вау, нам нужно исправить это прямо сейчас. Ты ведь смотришь «Симпсонов», да?

– Да. В основном старые эпизоды, которые крутят в обеденное время.

Честно говоря, в последнее время я вообще ничего не смотрела, потому что у Кэтрин нет телевизора, а наш старый телевизор стоит у папы в комнате. Но обычно я успевала на повторы почти каждый вечер, когда ужинала у папы, а иногда и у мамы, если мы не смотрели «Колесо Фортуны» вместо этого.

Трей театрально вздыхает:

– Слава богу. Я уже начал волноваться, что мое второе «я» влюбилось в человека, который не понимает моих шуток.

– Так нечестно. Я пропустила всего-то один эпизод, и ты уже сомневаешься во мне.

– Эй, это не просто какой-то эпизод. Это «Дом ужасов». Надо исправлять. – Он достает телефон и что-то набирает. – Секундочку, пытаюсь найти нужный. – И снова пауза, а затем он приглушенно бранится. – В Интернете есть только отрывки…

Спустя пару секунд он говорит:

– Все, нашел. Здесь не целый эпизод, но этого вполне достаточно, чтобы залатать эту зияющую дыру в твоем культурном образовании.

Я упираюсь локтем ему в ребра, и он смеется, обнимая меня. Мы смотрим видео, смеясь над одними и теми же моментами, и я понимаю, что именно по такому времени, когда мы можем просто быть вместе, делать что-то или вовсе ничего, я скучала больше всего. Предыдущие разговоры по телефону, наше свидание в кино и даже сегодняшний ужин – все это казалось постановкой, будто мы играли роли. Я впервые ощущаю, что этот Трей – мой Трей. Я впервые чувствую себя легко.

Мы почти досмотрели видео, как вдруг зазвонил его телефон.

– Это папа, – произносит Трей, хотя мы оба смотрим на экран, на котором огромными буквами зажглось слово «папа». Он встает с качелей и делает несколько шагов к дому.

– Да, папа. Что случилось?.. Да. Эстелла сказала мне. Я заеду в аптеку на обратном пути… Да, папа. Пять минут… Да, – его голос звучит немного резко. – Я все подготовил… Я же сказал, что сделаю это, нет?

Он слушает с минуту, потом говорит: «Хорошо» – и вешает трубку, качая головой.

Здесь что-то не так. Отец Трея был очень спокоен, когда я встретила его, и у меня не возникало чувства, будто он какой-нибудь деспот. Я вспоминаю все те ночи (многие из которых приходились на дни школьных занятий Трея), когда мы сидели за компьютером часами, задерживаясь допоздна, хотя в это время Трей уже должен был быть в постели.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

– Да, – бросает он, но это мало похоже на правду. – Просто в последнее время папа достает меня по поводу и без. Но сейчас он прав – мне, наверное, уже пора.

«Он доверяет мне». Помню, как Трей не раз говорил это о своем отце, и я не могу не задаться вопросом, что же произошло.

Мы подходим к фасаду дома, где припаркована его машина.

– А в твоем медальоне, случайно, нет стабильной точки для Пунта-Каны?