Петр I

Как тогда обычай был на конец кроновала или на Маслянице на Пресне, в деревне их величества, по вся годы, потехи огненныя были деланы. И правда, надобно сие описать, понеже делано было с великим иждивением и забава прямая была мажесте величественная (majestueux – франц.)>.

Их величества и весь двор в четверг на Маслянице съезжали в шато свое на Пресне и живали дня по два, где на обоих дворцах бывали приуготовления потех: на одном дворце с Пушкарнаго двора, а [на] другом дворце с Потешнаго дворца строения рук его величества. Тут же сваживали пушек по полтораста для стрельбы в цель. И в назначенной день тем потехам поутру начнется стрельба из пушек в цель и продолжается до обеду; и которой пушкарь убьет в цель, бывало награждение каждому по 5 рублей денег и по сукну красному или зеленому на кафтан.

И потом обед даван был всем палатным людям, а по обеде до вечера чинится приуготовление потех огненных, и, чем <как> ночь настанет, начинаются оныя потехи и продолжаются временем за полночь.

И на завтрие их величества возвращаются к Москве.

Топерь не надобно сего забыть и описать, коим образом потешной был патриарх учинен, и митрополиты, и другие чины духовные из придворных знатных персон, которыя кругом его величества были, более ко уничтожению оных чинов, а именно: был названной Матвей Филимонович Нарышкин, окольничей, муж глупой, старой и пьяной, которой назван был патриархом; а архиереями названы были от разных провинций из бояр некоторые и протчие другие чины и дьяконы из спальников. И одеяние было поделано некоторым образом шутошное, а не так власное как на приклад патриарху: митра была жестяная, на форму митр епископов католицких, и на ней написан был Бахус на бочке, также по одеянию партии игрышные нашиты были; также вместо панагеи фляги глинины надеваны были с колокольчиками. А вместо Евангелия была сделана книга, в которой несколько стклянок с водкою. И все состояло там в церемониях празднество Бахусово.

И во время дня Вербнаго воскресения также процессия после обеда отправлялась на Потешном дворе. Оной патриарх шутошной был возим на верблюде в сад набережный к погребу фряжскому.

И там, довольно напившись, разъезжались по домам.

Также и постановление тем патриархам шутошным и архиереям бывало в городе помянутом Плешпурхе, где была сложена вся церемония в терминах таких, о которых запотребно находим не распространять, но кратко скажем: к пьянству, и к блуду, и всяким дебошам.

Оной же патриарх с Рождества Христова и во всю зиму до Масляницы продолжал славление по всем знатным дворам на Москве, и в Слободе, и у знатных купцов с воспением обыкновенным церковным, в которых домех приуготовливали столы полные с кушанием, и где прилунится обедали все, а в других ужиновали, а во оных токмо пивали. И продолжалось каждой день, до полуночи, и разъезжались всегда веселы. Сие славление многим было безчастное и к наказанию от шуток немалому: многие от дураков были биваны, облиты и обруганы.

Топерь будем напоминать о начале придворных дураков и о ссорах во пьянстве между бояры.

Сей обычай был издавно: иметь придворных дураков для забавы, а временем оные служили и для политики, как мы покажем явно в сей «Гистории», чему были явные свидетели. И в первых взят был ко двору дворянин новогородец, Данило Тимофеевич Долгорукой назывался, – мужик старой, и набожной, и препростой, которой больше не имел шуток никаких, токмо вздор говаривал и зла никому не капабель <способен (capable – франц)> был сделать.

Потом взят был Яков Тургенев из дворян, также мужик старой и без зла, токмо утешен был своими поступки и ума рехнулся.

И потом многие были другие взяты, как Филат Шанской из дворян же. Сей пьяной человек и мужик пронырливой, и употреблен был за ушника, и при обедах, будто в шутках или пьянстве, на всех министров разсказывал явно, что кто делает, и кого обидят, и как крадут.

Потом были взяты многие и собрание не малое, как было из знатных персон, так [и] из простых. А особливо топерь упоминаем о князе Шаховском, который был ума немалаго и читатель книг, токмо самой злой сосуд и пьяной, и всем злодейство делал, с перваго до последняго. И то делал, что проведывал за всеми министры их дел; и потом за столом при его величестве явно из них каждаго лаевал, и попрекал всеми теми их делами, чрез которой канал его величество все ведал.

Оной же, Шаховской, во время славления, которой чин носил архидиакона, и ему были приказаны все выставление расписывать, наживал от того себе великие пожитки, понеже власть имел писать в то славление из стольников, и из гостей, из дьяков, из всяких чинов, из чего ему давали великие подарки.

Оные же дураки, как лепень-прилипало Шаховской и другие протчие, были употреблены для наказания многим знатным персонам и министрам, будто во пьянстве и от их самаго произволения.

И когда его величеству на котораго министра было досадно и чтоб онаго пообругать, то при обедах и других банкетах оным дуракам было приказано котораго министра или которую знатную персону напоить, и побить, и побранить; то тотчас чинили, и на оных никому обороны давано не было.

Возвращусь топерь описывать о забавах святошных, которыя при дворе бывали, внесены и начаты чрез одного вымыслом из спальников Василья Алексеева сына Соковнина.

Старой обычай есть в народе российском, что пред праздником Рождества Христова и после играют святки, то есть в дом друзья между собою собираются ввечеру и из подлых людей <из черни> сами одеваются в платье машкараты. А у знатных людей люди их играют всякия гистории смешныя.

И по тому обыкновению царское величество при дворе своем также играл святки [с] своими комнатными людьми, и одного избрали за главу и установителя той потехи, Василья Соковнина, котораго назвали пророком. Сей муж был злой и всяких пакостей наполнен.

И в тех святках что происходило, то великою книгою не описать, и напишем, что знатнаго. А именно: от того начала ругательство началось знатным персонам и великим домом, а особливо княжеским домом многих и старых бояр: людей толстых протаскивали сквозь стула, где невозможно статься, на многих платье дирали и оставляли нагишем, иных гузном яйцы на лохани разбивали, иным свечи в проход забивали, иных на лед гузном сажали, иных в проход мехом надували, отчего един Мясной, думной дворянин, умер. Иным многия другия ругательства чинили.

И сия потеха святков так происходила трудная, что многие к тем дням приуготовливалися как бы к смерти.

И сие продолжалося до езды заморской в Голандию.

Топерь возвращаюся на правление царицы Натальи Кирилловны.

В правление ея знатнаго ничего не происходило, токмо все дела происходили с великими взятки.

И в 7200 <1692>

году скончалась.

Тогда весь говерномент Правительство (gouvernement – франц.)> пременился.

И по смерти ея вступил в правление его величество царь Петр Алексеевич сам. И когда его величество получил известие о смерти своей матери, быв в доме своем в Преображенском, тогда был в великой печали, и на погребении у матери своей не был; токмо присутствовал брат его, царь Иоанн Алексеевич.

Сия смерть принесла падение Льва Нарышкина, понеже он от его царскаго величества всегда был мепризирован Презираем (meprisir – франц.)> и принят за человека глупаго.

И по смерти царицы Натальи Кирилловны, хотя его царское величество сам вступил, или понужден был вступить, в правление, однако ж труда того не хотел понести и оставил все своего государства правление министрам своим.

И сперва объявился в фаворе и как бы быть за перваго князь Борис Алексеевич Голицын. Токмо сие не продолжалось более, как недели две, понеже был человек забавной и отлучался часто по своим деревням. И так в кратком времени потерял, однако ж остался в прежнем градусе и правил, или владел, всем Низом. Но во все дела внутренния его величество положился и дал управлять на Тихона Стрешнева, хотя котораго внутренно и не любил {NB. Для того не любил, что ему, Стрешневу, причитал свою женитьбу в роде Лопухиных}, ниже эстимовал <ценил (estimer – франц.)>.

Топерь будем упоминать, кто вступил тогда в правление первых шаржей Должностей (charge – франц.)> по смерти царицы Натальи Кирилловны.

Брат ея величества умершей – Лев Нарышкин, правил Посольской приказ. И первой год он, Нарышкин, правил тот Посольской приказ и во всю езду его величества в чужестранные край. Но по возвращении от всех дел его, Нарышкина, его величество отставил; и Посольской приказ отдан со всем правлением Федору Алексеевичу Головину, которой был уже потом фаворитом.

А Казанской дворец правил и весь Низ с великою ауториею <властью (autorite – франц.)> князь Борис Алексеевич Голицын, которой, по смерти царицы Натальи Кирилловны, вступил было во все правление государственное, как бы быть первым министром, в том надеянии, что его величество к нему естиму великую имел за все его прежния показанныя службы во время царевны Софии Алексеевны; также и для другой притчины, что оной князь Голицын был друг душевной генералу Лефорту, которой был великим фаворитом у его величества. Однако ж помянутой князь Голицын в своем проекте весьма обманулся и был тем правителем генеральным несколько дней, понеже был человек, правда, ума великаго, токмо погрешения многия имел: первое, пил непрестанно, и для того все дела неглижировал Пренебрегал (negliger – франц.)>, второе, великой мздоимец, так что весь Низ раззорил. Однако ж за его заслуги великия его величество содержал его в своей милости по смерть и некоторые годы оставил ему в правление, почитай суверанное, весь Низ. И когда его величество вступил сам во все правление государства и начал уставливать новое определение правления, тогда Низ весь и оной приказ от него, Голицына, взят. И определено править по губерниям и протчее, как о сем будем ниже пространнее писать.

Протчие ж министры, или судьи, остались всякой в своем правлении, токмо все принадлежали до Тихона Стрешнева, как мы выше упомянули.

В то ж время фавор к Лефорту продолжался, токмо был для одних вечеринок и пиров, а в делех оной Лефорт сил не имел, и не мешался, и правления никакого не имел, токмо имел чин адмирала и генерала от инфантерии. И понеже был человек слабаго ума, и не капабель всех тех дел править по своим чинам, то все управляли другие вместо его. Помянутой Лефорт и денно и нощно был в забавах: супе, балы, банкеты, картежная игра, дебош с дамами и питье непрестанное – оттого и умер во время [забав] своих лет под пятьдесят.

Но в то ж время Александр Меншиков почал приходить в великую милость и до такаго градуса взошел, что все государство правил, почитай, и дошел до градуса фельдмаршала, и учинился от цесаря сперва графом имперским, а потом вскоре принцом, а от его величества дуком Ижерским. И токмо ему единому давалось на письме и на словах – «светлость». И был такой сильной фаворит, что [оных] разве в римских гисториях находят. И награжден был таким великим богатством, что приходов своих земель имел по полторасто тысяч рублев, также и других трезоров <сокровищ (tresor – франц.)> великое множество имел, а именно: в каменьях считалось на полтора миллиона рублей, а особливо знатную вещь имел – яхонт червщатой <червленый>, великой цены по своей великости, и тяжелине, и цвету, которой считался токмо един в Европе.

Характер сего князя описать кратко: что был гораздо среднего, и человек неученой, ниже писать что мог, кроме свое имя токмо выучил подписывать, понеже был из породы самой низкой, ниже шляхетства.

Магнифиценция жития его описана будет ниже, и все его авантажи <выгоды (avantage – франц.)>, и приполки счастливые и несчастливые.

А для самой конфиденции к своей персоне царь Петр Алексеевич всегда любил князя Федора Юрьевича Ромодановскаго, шутошнаго названнаго царя Плешпурхскаго, которому учинил новый приказ в Преображенском и дал ему все розыскныя дела о государственных делех, то есть что касается до его царской персоны, до бунтов и протчее, также и другая розыскныя самыя важныя дела. Также оной правил судом всю гвардию Преображенскаго полку, также оному дал власть: во время своего отбытия с Москвы и вне государства, как на приклад в бытность свою в Голандии, и в Англии, и в Вене, также и в другая отбытности править Москву, и всем боярем и судьям прилежать до него, Ромодановскаго, и к нему съезжаться всем и советовать, когда он похочет.

А другим образом определено было съезжаться на дворец в приказ Счетной, где сидел Никита Зотов, думной прежде бывшей дьяк, а потом думной дворянин, который был учителем его величества писать.

О власти же его, Ромодановскаго, упоминать еще будем, что принадлежит до розысков, измены, доводов, до кого б какой квалиты и лица женскаго полу или мужескаго не пришло, мог всякаго взять к розыску, арестовать, и розыскивать, и по розыску вершить.

И еще более, ежели б из фамилии его величества есть какая притчина, на которую явилась, чтоб касалася к предосуждению самой его величества персоны, мог бы, взяв, сослать в монастырь. Оной же князь Ромодановской ведал монастырь девичей, где царевна София заключенная сидела, и содержал ее в великой крепости. И когда розыски самыя царевны Софии были, то его величество сам расспрашивал ее в присутствии его, князя Ромодановскаго, и, кроме его, в тех делех никому конфиденции не имел.

Оной же имел власть к своей собственной забавы всю его величества охоту соколию содержать в коште дворцовом <на казенный счет>. И как в лугах Коломенских, так и в других местех заказ был тою охотою никому [не] ездить. Сие токмо чинилось для его одного. Оной же имел власть, как из бояр, так [и] из другаго шляхетства, и из всякаго чину брать к себе и содержать для своей забавы, понеже был человек характеру партикулярнаго, а именно: любил пить непрестанно, и других поить, и ругать, и дураков при себе имел, и ссоривал, и приводил в драку и с того себе имел забаву.

Дневник зверского избиения московских бояр в столице в 1682 году и избрания двух царей Петра и Иоанна

Национальность анонимного автора «Дневника» можно определить не только благодаря тому, что написан он на польском языке, но и его явными симпатиями к Польше и католичеству. Датирован «Дневник» 1683 годом. Автор или был свидетелем кровавой бойни 15 мая 1682 года, или собирал сведения о ней по горячим следам. Его описание во многом совпадает с рассказом о тех же событиях в «Гистории» князя Бориса Ивановича Куракина и в «Записках» графа Андрея Артамоновича Матвеева. Именно сопоставление этих трех источников дает возможность детально восстановить страшную картину мятежа.

Однако предыстория династического кризиса, воссозданная автором «Дневника» по слухам и явно недостоверным источникам, вполне фантастична.

Публикуется по изданию: Дневник зверского избиения московских бояр в столице в 1682 году и избрания двух царей Петра и Иоанна. СПб., 1901. Пер. с пол. А. Василенко.

При жизни прежнего царя Алексея Михайловича царским двором управлял Артемон Сергеевич [Матвеев] и был посольским канцлером. Когда первая супруга царя Мария Ильинична Милославская умерла, оставив после себя двух сыновей и шесть незамужних дочерей, Артемон начал преследовать этих последних и усилил свои преследования еще больше после того, как добился того, что царь женился на его родственнице Наталии Кирилловне, дочери смоленского капитана Кирилла Нарышкина. От брака с нею родился теперешний царь Петр. Умирая, царь Алексей благословил на царство своего сына Феодора, рожденного от