Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г.

Однозначно, в этих условиях также полумерами невозможно было решить проблемы обострения межэтнических отношений, например, проведение переписи населения 1939 г., когда численность этнических общностей была произвольно сокращена до 64. В этой мере этнические общности усматривали ущемление их кровных интересов, конституционных прав. Налицо были и ущемления их идентичности, в том числе территориальной идентичности, разрешением призыва представителей этнических меньшинств в армию.

Более того, ощутимой составляющей оставалось и формируемое правовое законодательство, сопровождаемое ущемлением прав многих представителей этнических меньшинств, которых было более 4 тыс. в оборонном секторе промышленности Союза ССР.

Применение на практике стереотипов в национальных отношениях, признание неблагонадежности порождало обострение в отношениях по вектору – «народы и власть». В этом плане познать глубину этих явлений позволяет привлечение метода альтернативного исследования (И. Смелзер). Благодаря этому становится очевидным накопление «болевых точек» в обществе. К ним можно было бы причислить проявление неприязни к государству, действиям органов государственной власти; недовольство проводимыми деструктивного свойства мерами со стороны партийных органов; непродуманность предпринимавшихся мер в сфере экономки, вмешательство в жизнь общества со стороны военных органов, возможно даже и не обоснованное, однако, проводимое в жизнь без долгой на то подготовки самого общества, контрреволюционные выступления, хищения социалистической собственности, бандитизм, разбой, умышленные убийства, подделка денежных знаков, воровство, контрабанда, хранение огнестрельного оружия и другие.

С учетом названных факторов, как и других, им сопутствующих, таким отсчетом, точкой бифуркации применительно этого периода войны в Союзе ССР можно считать в первую очередь проявление дезертирства, и уклонения от службы в Красной Армии, которые подтверждается и количественными данными архивных документов, воспоминаний участников событий. Именно проявление этих факторов выражали несоответствие состояния открытой системы внешним условиям окружающей среды. Общество могло успокоиться переходом к хаотическому состоянию.

Это ярко проявилось в пяти географических регионах государства: на Северном Кавказе, в Закавказье, в Средней Азии и Казахстане, в Центральных областях СССР (по данным НКВД СССР – Белоруссия, Карело-Финская ССР, Молдавия, Украина, Башкирская АССР, Коми АССР, Крым, Сибирь и Дальний Восток), а также в силовых структурах (особо органы НКВД СССР, органы милиции, Главное управление войск НКВД СССР по охране тыла). По имеющимся отчетам отдела НКВД СССР по борьбе с политическим бандитизмом за три года (вторая половина 1941 г. – первая половина 1944 г.), по группам: дезертиры -1 210224 чел., уклонявшиеся от службы в Красной армии – 456 667 чел.; всего – 1 666891 человек [9, с. 114–115].

Соотношение этих показателей выглядело следующим образом по регионам. Наибольшее число приходилось на Центральные области: дезертиров – 391 062 человек, уклонявшихся от службы в Красной армии -198 578 чел.; Северный Кавказ: дезертиров – 49 362 чел., уклонявшихся от службы – 13 389 человек; по Средней Азии с учётом Казахстана: дезертиров – 41 980, уклонявшихся – 107 867 человек [9].

Что же представляли в этом плане силовые ведомства? Что касается силовых ведомств, то наиболее высокие показатели по этим категориям лиц приходились на органы НКВД СССР: дезертиров – 484 478, уклонявшихся от службы – не зафиксировано; транспортные органы милиции: дезертиров – 167 799, уклонявшихся от службы – 80 837 человек [9, с. 115]. В плане военной и политической подготовки, воспитания патриотизма обстановка, одним словом, оставалась неблагополучной непосредственно в самих органах НКВД СССР.

Приведённые сведения ещё раз со всей убедительностью подтверждают тот факт, что предвоенные годы в СССР не были безоблачными. По этим причинам часть общества, несомненно, погружала страну в известное бифуркационное состояние. В стране имели место острые противоречия в реальной жизни народов; они проявлялись «в столкновении интересов народов, различных когорт населения».

Второй причиной, основой состояния бифуркации в обществе – в годы войны явилось уклонение от службы в Красной (Советской) Армии. В большей мере эти факторы находили проявление в аграрных регионах страны, однако, были характерными для всей ее территории.

Подобные акции были настолько ощутимыми, что органам государственной власти приходилось уже в ходе войны заниматься решением проблемы институциализации целого направления политики. Выражением этого было формирование в структуре НКВД СССР Главного управления по борьбе с бандитизмом под командованием генерала А.М. Леонтьева, а также в союзных и автономных республиках административных краях и областях отделов по борьбе с бандитизмом. Выделялась в их распоряжение и специальная военная сила.

Одним словом, была создана система структур, задача которых, естественно, сводилась к борьбе с бандитизмом, возникавшими бандитскими формированиями, основой действий которых в большей мере выступала как борьба против строя, так и борьба за выживание, отсюда разбои, грабежи, неповиновение органам власти, недовольство их деятельностью. Наносился заметный ущерб как советским, так и партийным органам власти.

В связи с этим названные институты времен военной обстановки заслуживают более подробного анализа, прежде всего оценок характера их действий. И в современных условиях не совсем понятно выступление отдельных групп политиков, ученых, особенно из тех регионов, откуда проводилось выселение. Отсюда различие в токовании самих процессов принудительного переселения граждан. Противоречия в этом вопросе принимают обостренный характер.

В данном случае вся суть сводится к тому, что речь не идет об оскорблении той или иной этнической общности по причине проявлений в ее среде дезертирства или уклонений от службы в Красной Армии, коллаборационизма. Никто не преследует подобную цель. Речь идет о возникших социальных институтах в годы войны, носивших несистемный характер. Практика проявления этих факторов говорит сама за себя, о том, насколько сложную обстановку создавала деятельность этих институтов в тылу советских войск.

Однако не следует сбрасывать со счетов и прочие сопутствующие факторы – это проявление экстремизма, стремление поддержать по причине проводимых мер накануне войны обострение, связанное с осуществлением коллективизации, коренизации; неудовлетворенности жизнью разных групп населения.

Одним словом, имели место сочетание военных, экономических факторов, дополнявшее друг друга. Однако они аккумулировались в сознании людей, принадлежавших к различным этническим общностям, имевших разный уровень грамотности, образования, не всегда готовых адекватно реагировать на возникавшую сложную и противоречивую ситуацию, доводя до абсурда и сам процесс переселения.

В условиях военного времени «поправить» ситуацию было не всегда возможным. Поэтому включались меры так называемых ответных действий – явление ритомсации. Вывод был очевидным. Этому необходимо было противопоставить только военную силу. Подобные меры нашли применение в условиях войны. В военной обстановке отмечались и многие неадекватные действия со стороны органов власти в условиях формирования бифуркационного состояния общества. Возникал вопрос: куда устремлены были усилия названных институтов, явно, не на поддержку сражавшейся армии, партизанского движения, а на превращение огромной массы населения в альтернативную государству силу. Часть этих групп населения занимала выжидательную позицию, часть – преследовала своей целью – поддержку новому фашистскому режиму власти, усматривая в этом возможность и удовлетворение своих кровных интересов, и оказание сопротивления советской власти, колхозному движению, принимаемым мерам по стабилизации обстановки со стороны органов власти. Все это находилось в рамках аттрактора, отрезка эволюционного пути – «от точки бифуркации до определенного финиша».

В ряде регионов страны этими же силами была решена задача по формированию органов управления этими процессами: Комитет Чечено-Горской национал-социалистической партии (ЧГ НСП) интенсивно готовил восстание в горных районах республики с целью свержения Советской власти [5], Татарский национальный комитет, возглавляемый Д. Абдурашидовым (Абдерешидов), Армянский национальный комитет, имевшей целью вербовку по вовлечению армян в активную борьбу с советами, Болгарский национальный комитет (Федоров, Л. Бунжуков, А. Шалолиев, С. Величев и др.)[3 - Болгарский национальный комитет, как теперь уже известно, так и не был создан. Однако, работа по пособничеству немцам проводилась, как и агитация за выселение русских и украинцев с территории Крымской АССР (См.: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р. – 9478. On. 1. Д. 248. Л. 10–11).], Карачаевский национальный комитет и др.

Разумеется, карательные органы государственной власти, в первую очередь система НКВД СССР с ее разветвленным исполнительным аппаратом, были информированы о состоянии дел на местах, особенно по развитию бандповстанческого движения, нанесению ощутимого ущерба, принимали свои конкретные меры, обусловленные военной обстановкой.

Начиная с 1941 г., последовали принудительным порядком из Москвы как столицы государства 140 семей – чеченцев, 66 семей – карачаевцев, 2193 семьи – калмыков. Одним словом, меры, начатые еще до начала войны, о чем отмечалось, пришлось продолжить.

Конечно, меры эти были не всегда прозрачными. Так, вряд ли, располагая точными сведениями о бандитизме, действиях банд, надо было в качестве наказания прибегать к принудительному переселению всей этнической общности, включая стариков, женщин и детей.

Тяжелым следствием погружения страны в бифуркационное состояние накануне и в ходе войны являлось и формирование самосознания и национального сознания граждан, демобилизации граждан (офицеры, сержанты, рядовые – более 220 тыс. человек), принадлежавших, по определению историка А. Некрича, к «поруганным народам», подводило часть общества к депатриотизации.

По нашему мнению, историкам, исследующим эти сложные процессы в годы войны 1941–1945 гг., надо проявлять особую осторожность, касаясь вопроса о принудительных переселениях. В эти процессы вовлекались и невинные люди советской страны, они обвинялись в коллаборационизме, в антисоветской деятельности, в отсутствие желания воевать на фронте.

К сожалению, случаев искаженного освещения событий более чем достаточно. Так, Л.Н Дьяченко в своей докторской диссертации с полной серьезностью утверждает, что курды и турки-месхетинцы выступали на стороне фашизма [3]. Это в корне противоречит действительности, искажает реальное положение дел, свидетельствует о легковесном отношении самого исследователя к сложной проблеме исторической науки, слабой ее проработке автором. Выдвигать в условиях современности непроверенные факты ни к чему другому кроме как настороженности в обществе, недовольству не приведет.

Таким образом, всестороннее изучение проблемы формирования бифуркационного состояния общества, показ его аттрактора (отрезка эволюционного пути от точки бифуркации до финиша), механизмов выхода возможен, благодаря выявлению новых архивных документов, анализу имеющейся литературы. Их обобщение в этом плане будет приближать нашу историю к достоверному и более четкому отражению начала и развития многих социальных процессов в государстве, в число которых включено и такое универсальное явление как война, демонстрации исторической действительности; содействовать раскрытию и анализу устранению имевшихся обид и недосказанности в истории многонационального сообщества страны.

Источники и литература

1. Акаев А.А. Год бифуркации в мировой экономике // Вестник российской академии наук. 2015. Т. 85. № 12. С. 1059 – 1069.

2. Бифуркация природы экономического кризиса [Электронный ресурс] URL: http: www.intelros.ru. (дата обращения 15 апреля 2016)

3. Дьяченко Л.Н. Депортированные народы на территории Кыргызстана (проблемы адаптации и реабилитации): дис. д-ра ист. наук. Фрунзе, 2013.

4. Егоров В.Е. Бифуркационное дерево как модель эволюции природы, человека и общества. Уфа, 2011.

5. Кавказские орлы (Обзор материалы о банддвижении на территории бывшей Чечено-Ингушской АССР). Алма-Ата, 1945). М., 1993.

6. Крупский М.А. Феномен социальной аномии в условиях современного общества. Автореф…. к.ф.н. М., 2013.

7. Михайлова Н.В. Концептуальная эволюция национальной и федеративной политики России. Дис…д.и.н. М., 2012.

8. Репрессированные народы России: чеченцы и ингуши. Документы, факты, комментарии. М., 1994. С. 114–115.

9. Шилов И. Провал Турецко-курдского мирного процесса // Информагентство Регнум. 17 февраля 2016 г.

Политические революции в истории России середины XVIII – начала XXI вв.: историко-теоретический анализ

Астахов М.В.[4 - Астахов Михаил Викторович – кандидат исторических наук, доцент Самарского национального исследовательского университета имени академика С.П. Королева]

Аннотация: Цель статьи – провести историко-теоретический анализ политических революций в процессе исторического развития России середины XVIII – начала XXI вв. Выводы: следует различать «революционное формирование политической системы», «революционный политический кризис», «революционную ситуацию» и «политическую революцию». В истории России выделяются политические революции: октября-декабря 1905 г., февраля 1917 г., октября 1917 г. – ноября 1920 г., августа 1991 – декабря 1993 гг.

Ключевые слова: Революционное формирование политической системы, революционный политический кризис, революционная ситуация, политическая революция, гражданская война.

Astahov M.V. Political revolutions in the history of Russia middle of XVIII – beginning of the XXI century: the historical and theoretical analysis.

Abstract: The purpose of the article – to conduct a theoretical analysis of the political revolutions in the historical experience of Russia the middle of XVIII – the beginning of XXI centuries. Conclusion: we must distinguish between "revolutionary political crisis", «revolutionary situation», «political revolution» and «revolutionary formation of politi-System». Political revolutions are distinguished in the history of Russia: October-December 1905, February 1917, October 1917 – November 1920, August 1991 – December 1993.

Keywords: revolutionary political crisis, revolutionary situation, political revolution, the revolutionary formation of the political system, civil war.

Политическая реальность в мире и в России в конце XX – начале XXI вв. показывает, что политические революции не являются историческим анахронизмом, и пока нет никаких оснований исключать их из будущего. При этом, обращаясь в прошлое, мы можем вглядываться в политическое будущее, в том числе и России.

Однако как обстоят дела с этим немаловажным вопросом в современной научной литературе? В частности в отечественной историографии проблемы политических революций в истории России по-прежнему принято рассматривать лишь в рамках описания исторических событий и идеологических оценок, спектр которых, разумеется, расширился.

Научное историческое объяснение не отдельных революционных событий, а политической революции в целом, в конкретном историческом ее проявлении, остается, на наш взгляд, перспективной задачей исторических исследований. Историки, как правило, стремятся к формированию все более широкой и детальной фактологической основы истории революций, вынося их теоретическое объяснение за рамки исторических исследований[5 - К исключениям из этого правила относятся исследования: В.С. Измозик и С.Н. Рудник [16]; А.Б. Ананченко [2, 3], Б.А. Исаева и Н.А. Баранова [18], в которых на основе богатого исторического материала делаются реальные шаги в направлении теоретического обобщения революционных политических процессов в России XX в.]. Такая позиция историков объясняется, на наш взгляд, инерцией советской историографической традиции, отсутствием опыта историко-теоретических исследований и естественной осторожностью в слабо разработанных научных вопросах. Исследования в этой области и после двадцати пяти лет развития новой российской историографии по-прежнему остаются «недиссертабельными».

Иные трудности присущи современной отечественной политологии и социологии, которые по своим предметам и целям призваны теоретически изучать и объяснять феномен политической революции. Последние десятилетия они стремятся, главным образом, обобщать и осваивать опыт западных коллег. В политологических учебных пособиях стремление сочетать все существующие подходы порождает эклектику, лишающую их позитивного научного и дидактического значения[6 - Характерным примером такой эклектики является учебный курс "Политологии" Г.М. Заболотной и А.Я. Криницкого [15].]. При этом в теории проявляется стремление уйти от понятия "политическая революция"[7 - Если в учебнике А. Демидова и А. Федосеева 1995 г. [13] соотношению "политической революции" и реформ посвящен отдельный параграф, то в учебнике В. Пугачева и А. Соловьева 2000 г. [33] понятие "политическая революция" не используется. Его заменяют понятием "второй тип изменений":"…предложено различать два типа политических изменений. Первый тип изменений означает нарушение соотношения элементов, которые выражают равновесие системы и не затрагивают основных структур общества и власти. Например могут меняться лидеры, правительства, отдельные институты, но ведущие ценности, нормы, способы отправления власти сохраняются в прежнем качестве. Второй же тип изменений касается модификации несущих элементов, трансформирующих базовые институты, нормы и коммуникации, которые в совокупности способствуют достижению системой нового качественного состояния".], хотя политическая практика начала XXI в. это убедительно опровергает. В политической социологии переводы зарубежных авторов дополняются отечественными прикладными исследованиями политических настроений, предпочтений и электорального поведения [7, 10], однако теоретические проблемы социологии политической революции остаются вне зоны их внимания [8].

Эти недостатки современных российских исследований во многом можно объяснить реакцией на идеологическое господство в отечественной историографии и общественных науках в целом так называемой «ленинской позиции» по вопросам революций, которая не всегда точно отражала мнение В.И. Ленина, а выражала чаще текущую позицию руководства ВКП(б) – КПСС[8 - Если отвлечься от различий в деталях, то суть общей позиции В.И. Ленина и ВКП(б)-КПСС сводилась к следующему: «политическая революция» – это массовоевыступление народных масс против существующей государственной власти, которое приводит к смене господствующего класса; в истории России произошло три политических революции: первая – буржуазно-демократическая революция 9 января 1905 г. – 3 июня 1907 г., вторая – буржуазно-демократическая революция февраля 1917 г. (без уточнения хронологических рамок); третья революция – Великая Октябрьская социалистическая революция 24–26 октября 1917 г. Считалось, что ликвидация классов в России в результате «социалистической революции» с неизбежностью должна была бы положить конец и политическим революциям.]. В результате с начала 1990-х гг. проблемы теории политических революций в России не изучались, а были просто выведены за рамки исследований[9 - Анализ теоретических взглядов В.И. Ленин, в том числе и на политические революции в России, почти исчез из современных научных исследований, что получило отражение в историографических работах [36, 9, 25, 12]. Кстати, специальные исследования по ленинской концепции истории Февральской и Октябрьской революций также отсутствуют в советской историографии. См. статьи Историография и Библиография в энциклопедии «Великая Октябрьская социалистическая революция». Ленинская концепция революций в России излагалась в официальных тезисах ЦК КПСС к юбилеям соответствующих революций [34, 24, 23, 1, 22]; в выступлениях руководителей КПСС [6, 11] или официальных изданиях по истории КПСС, начиная с «Краткого курса истории ВКП(б)» [20, 21]. Хотя с 2007 г. проходит ежегодная научно-практическая конференция «В.И. Ленин в современном мире», но уровень большинства опубликованных тезисов докладов не носит научно-исследовательского характера. См.: [Электронный ресурс] URL: http://leninism.su/lenin-now/4186-lenin-v-sovremennom-mire-2009.html?showall= (дата обращения: 10.04.2016). Научный анализ концепции В.И. Ленина политических революции в России и «ленинской концепции» в реальности и в советской, а также постсоветской историографии – задача будущего исследования.].

Вопросы теории политических революций, и в том числе в истории России, относились в советском обществоведении к «историческому материализму» (социальной философии) и к «научному коммунизму» (советская форма политологии). В первом случае они не рассматривались, а лишь затрагивались как аспект социальной революции, а во втором – как «теория социалистической революции» [37, 38][10 - Первый советский «Философский энциклопедический словарь» (М., 1983) [40] содержит статьи: социальная революция, буржуазная революция, социалистическая революция, в которых не используется понятие «политическая революция».]. Подход советской политологии заключался в изложении «марксистко-ленинской» концепции не всех политических революций, а лишь социалистической и подведение под нее исторических примеров [29]. Сами политические революции в истории России не были предметом специального теоретического анализа. Изучался лишь их «опыт» и необходимые «уроки» для «международного коммунистического и рабочего движения» [19, 16]. Однако отсутствие анализа не отрицает наличие в советской политологии определенного общего подхода к пониманию политической революции, который в главном можно свести к следующему:

– всякая политическая революция является социальной, но не потому, что она является частью «эпохи социальной революции» как переходной эпохи в развитии конкретного общества, а потому что она есть процесс общественный, то есть социальный[11 - В то время как Маркс под этим понимал приход к государственной власти нового социального класса.];

– победоносная политическая революция приводит к государственной власти новый общественный класс[12 - Выделение «социальных или общественных классов», как результата применения метода генерализации в изучении социального состава общества, не является заслугой марксистов, а раскрытие содержания этого понятия остановилось в отечественной литературе, как известно, на «ленинском определении». Однако и само это определение и применения его к изучению исторического процесса требует, на наш взгляд, серьёзного уточнения.]. В истории каждой развитой капиталистической страны происходит «Великая», то есть «победоносная» буржуазная революция: в Англии – Великая английская революция; во Франции – Великая французская революция; в США – война за независимость и т. д. Это положение не подтверждается историческими фактами, поскольку каждая из таких стран переживает не одну победоносную, а ряд политических революций, каждая из которых является неполной, «проигравшей», и лишь последняя доводит этот длительный процесс до полной и окончательный победы: в Англии – Великая английская революция, Славная революция, имевшая революционный характер выборная реформа 1830–1832 гг.; во Франции – Великая французская революция, революция 1830 г., революция 1848 гг., 1870–1871 гг.; в США – Великая американская революция 1775–1789 гг. и гражданская война 1861–1865 гг.; в России – первая русская революция 1905 г. и Февральская революция 1917 г. и т. д.[13 - Лишь в работе конца 1980-х гг. М.А. Барга и Е.Б. Черняка [5] начинают выделяться «циклы революций» в истории Западной Европы, которые получают название «диахронные циклы межформационных революций». Значение этого важнейшего исследования еще не осознанно и даже в главном не освоено в отечественной историографии. Однако авторы выводят за рамки предмета своего исследования политические революции в России.];

– политическую революцию принято отличать от гражданской войны; не признается, что последняя есть лишь высшая форма и фаза первой;