Горячие ветры

Вторые сутки дует сильный ветер. Холодно. Продувает насквозь. Не хочется вылезать из машины. А вокруг пустыня до горизонта. Только на юге видны невысокие горы. Перед ними течёт Грируд, но отсюда его не видно.

Тот же день. 17.10.

Только что вышел из кишлака Кизыл-Ислам. Приехали к нему утром. Туда сразу поехал Габитов на ЗВУ. Через некоторое время он вернулся на мотоцикле в сопровождении другого мотоциклиста. (Дополнение. Марсель вообще всегда ходил на подобные переговоры один и без оружия. Так и хочется добавить «бесстрашно». Не знаю, наверное, он тоже боялся. Но ходил. Только «дежурную» гранату обязательно имел в кармане. Но такой «самоликвидатор» был у большинства офицеров, да и у многих солдат тоже. У меня, во всяком случае, – обязательно всегда).Оба афганца были вооружены. Вместе с ними мы поехали на БТР к кишлаку. На стенах были видны вооружённые люди, в т. ч. с пулемётом Дегтярёва (Дополнение. Не сомневаюсь, что все знают, что это за оружие, но исключительно на всякий случай: это самый известный и узнаваемый пулемёт времён Великой Отечественной, с круглым диском сверху).Мы сгрузились и с нашими врачихами пошли в кишлак.

Все жители кишлака вооружены. Каждый мужчина от 14–16 лет ходит с винтовкой или автоматом. Снуют мотоциклы – «Хонды» и «Судзуки». Улочки по-восточному кривые и запутанные. (Дополнение. Я до сих пор хорошо помню, как мы тогда шли. Высокие глинобитные дувалы разбросаны как придётся, а улочка между ними – где метра 3, где 5 в ширину, не больше. Сплошные повороты, зигзаги. Я заблудился мгновенно – было ветрено и без солнца ориентироваться было невозможно. Уж не знаю, специально нас так вели, чтобы сбить с толку, или же полнейшее отсутствие планировки… Всюду арычки журчат, через них мостики.).Пошли к зданию, которое, как оказалось, выполняет роль больницы. Врачи остались там, 10 человек оставили им для защиты, сами пошли к мечети. Весь путь – по каким-то немыслимым закоулкам. В мечеть вошёл один Габитов, мы остались охранять вокруг.

Нас тут же окружила толпа. Это кишлак малишей. (Дополнение. Точного аналога этому явлению в русском языке нет. Некоторую параллель можно провести со стародавней казачьей вольницей, но именно некоторую.).Малиши – это племена, которые проживают вдоль границы, несут пограничную службу, за что получают от государства плату. В то же время они никого и ничего не признают, занимаются контрабандой, спекуляцией и грабежом. (Дополнение. Если свести ситуацию к самому простому, малиши определяли, кого пропускать через свою территорию, а кого нет. Хотя это не самый лучший способ охраны границы, государство старалось задобрить малишей, выплачивая им немалые деньги – как говорится, лучше иметь пассивного друга, чем активного врага. В то же время на участках границы, которые контролировались отрядами, принявшими сторону кабульской власти, крупные отряды моджахедов с территории Ирана пройти не могли. Во всяком случае, для них это было проблематично).В кишлаке Кизыл-Ислам до 800 вооружённых мужчин.

Обступили они нас. Улыбаются, представляются, повторяют «Дуст, дуст». Если попросишь, показывают оружие, но предварительно обязательно его разряжают. Вооружены пёстро. Есть американские винтовки, западногерманские, бельгийские, «буры», китайские автоматы. Пистолеты от ТТ и «Парабеллума» до английского крохотного револьверчика, который я видел у пацанчика лет 12. Видел у одного могучий западногерманский пулемёт с треногой и большим магазином, торчащим вверх. (Дополнение. Помню, как мы посмеялись между собой. Афганцы все сухопарые, поджарые, жилистые. А этот под тяжестью пулемёта аж согнулся, но ни разу даже на землю его не поставил, так и таскал. «Молодой, наверное», – шутили мы. Таки не знаю, это они всегда так ходят или только в честь нашего визита – силу свою показать).Напротив больницы на плоской крыше стоял «Дегтярёв» и возле него неотлучно двое малишей. В общем, вооружены все поголовно. Один афганец сказал (из тех, кто приезжал за нами), что если бы в блоке не стояли пушки и БТРы, ни один из нас не ушёл бы отсюда живым, всех бы перебили. Кто бы сомневался! Только ведь и мы бы сюда так не пришли бы.

А так – все улыбаются, будто лучшие тебе друзья.

Сразу начали предлагать сделки. Особенно интересовались ракетами. Предлагали махнуться оружием. Даже за мой укороченный «Калашников» предлагали новенький «бур». Конечно, все отказались.

(Дополнение. Тогда произошёл случай, который мог иметь весьма тяжкие последствия. Когда мы отправлялись в кишлак, с блоком прикрытия была договорённость, что если нас зажмут, сигнал – серия красных ракет. Тогда артиллерия открывает по кишлаку огонь из всех стволов, а мы прорываемся самостоятельно. Так вот, когда мы толкались возле мечети, местный мальчишка подскочил к одному из наших солдат и выхватил у него из «лифчика» – самодельного разгрузочного жилета – ракетницу. Я был недалеко и увидел, что на колпачке три красные точки, т. е., если свинтить колпачок (секунда), дёрнуть колечко (ещё секунда), над нами взовьётся три красных ракеты… Понятно, этот кишлак потом размолотили бы. Только нам это не помогло бы – уйти из кишлака у нас шансов не было никаких: пулемёт на крыше и вооружённые малиши вокруг… Но один из седобородых афганцев закричал что-то мальчишке и тот послушно вернул ракету. Слова, которые произнёс командир тому солдату, приводить не буду).

Тем временем в мечети служба закончилась. Оттуда обрадовано сыпанули мальчишки – они везде одинаковы, ясно, что на религиозной службе им скучно. А мы вернулись к больнице.

Афганская женщина на приёме у советского военного врача

(Дополнение. Работа наших медиков в Афганистане заслуживает отдельного и обстоятельного разговора. Но это не моя тема. Потому коротко. Работать медикам с местным населением было очень трудно. Языковой барьер. Неумение местных жителей рассказать о своих болезнях. Неверие местных жителей, что пилюля или таблетка может помочь в болезни. Опять же психологический барьер, особенно для женщин. Они привыкли к жёсткому патриархальному строю, а тут посторонняя женщина, необычно одетая – и ей надо рассказывать о болезни, да ещё через мужчину. переводчика… Трудно. Опять же наши, девчата-врачи тоже ведь прекрасно понимали, что случись что – убить их не убьют, конечно, но жизнь их сладкой не будет: К слову, таблетки местным насыпали в фунтики из листовок, которые агитировали за народную власть. А поскольку большинство были неграмотными, то информация доносилась в виде рисунков, наподобие комиксов. Я привёз несколько таких, их у меня уже брали, использовали при оформлении документальных книг об Афганистане).

Устали мы, закоченели, часов в 17 двинулись обратно. Ветер не утихает. Холод собачий. И это 19 апреля! Пылюка мелкая, противная…

Трогаемся назад.

Как жаль, что я вчера растранжирил всю взятую на командировку фотоплёнку. Сегодня были бы не снимки, а чудо! Ведь в самом логове «духов» побывал.

(Дополнение. История имела продолжение, причём, продолжение трагическое. Поскольку о дальнейших событиях я рассказываю исключительно по рассказам других, могут быть неточности, но в целом ситуация такова. Переговоры, которые провели Марсель, Маршал и Шарор, ока-запись успешными. Они даже превзошли ожидаемые! Малиши выполнили все взятые на себя обязательства. Они перекрыли границу, не пропускали через подконтрольную территорию вооружённые отряды с той стороны. Они отвели помещение под школу, оборудовали его и через некоторое время прислали в Кабул гонца: мол, давайте учителя! Местные власти даже растерялись, не ожидая такого эффекта. Учителя не сразу, но нашли – в такую опасную и далёкую Тмутаракань желающих ехать было не много. Но нашлись. Это переполнило чашу терпения Турана Исмаила. В одну из ночей на кишлак было совершено мощное нападение, с применением тяжёлого вооружения. Говорили, что в нападении принимали участие и подразделения иранской армии, но тут уж ручаться не могу. Кишлак был разгромлен, активные сторонники народной власти убиты. Когда на помощь подошли части афганской армии, кишлак представлял страшное зрелище. Душманов выбили, они ушли за границу. Сын погибшего командира отряда поклялся отомстить за отца и продолжить взятый им курс на сотрудничество с властью. Больше сведений у меня о них не было).

20.04.1986

Переехали к следующему кишлаку. Сасель или что-то в этом духе.

Когда трогались с места, опять подорвался на мине БТР. Погиб солдат и ранен в руку майор Малюженко.

(Дополнение. Вот так вот буднично: погиб, ранен… На войне это и в самом деле обыденность. А ведь это горе, боль, слёзы… Вот в чём подлость войны: горе и боль превращаются в строки донесений и в цифры в графе потерь – возвратных или безвозвратных. Человеческая плоть сплющена безжалостной взрывной волной – в соответствующей клеточке бланка появляется единичка. Кусок горячего металла наполнил человеческое тело невыносимой болью, заставил его корчиться от боли – ещё одна единичка в другой графе. В эфир уходит доклад: есть «двухсотый» и «трёхсотый». И – вперёд, к новым целям, потому что для всех жизнь продолжается! А для этих двоих уже включены другие механизмы. Для истерзанного тела, которое ещё в поле, в пункте постоянной дислокации уже со склада достают цинковый гроб. Начинают сколачивать деревянный ящик. Писарь в штабе, пережёвывая бутерброд, заполняет стандартный бланк. Командир назначает группу сопровождения гроба. Сопровождающие получают таким образом дополнительный отпуск – имеют возможность, выполнив скорбную миссию, на пару-тройку дней заскочить домой, ибо для них жизнь продолжается. Где-то командир экипажа «чёрного тюльпана» получает предписание лететь в Шинданд… А где-то далеко родители, близкие, девушка или жена того солдата, даже имя которого не сохранилось в дневнике, ещё ничего не знают, и заглядывая с замиранием сердца в почтовый ящик, облегченно вздыхают: всё в порядке! Между тем того, за кого они так переживают, уже готовят к отправке… Страшно сказать: всё это происходит параллельно, и пока не пересекается. Для близких беда ещё не пришла. И раненый – «трёхсотый» на бездушном языке условных сигналов – корчится от боли, в машине или вертолёте. Он не безликий «трёхсотый», он живой конкретный человек, которого терзает боль! А где-то уже деловито готовят операционный стол, койку в послеоперационной палате. Медсёстры раскладывают хирургические инструменты, сплетничая по поводу очередного увлечения подруги. Хирург торопливо глотает обед, потому что неведомо, сколько продлится операция – для него это тяжёлые, но будни… А в дневнике сохранилось только: один убитый и один раненый. И жизнь продолжалась, будто ничего и не произошло).

Сорбозы пошли на прочёску кишлака. Мы стоим в блоке. Когда пошли «зелёные», из кишлака потянулись мирные жители – верная примета, что там есть душманы. Но пока тихо. Пару раз раздавались по несколько выстрелов, да на окраине кишлака прогремел взрыв. И тут же всё стихло.

Тут намного теплее. Всё же спустились в долину Герируда и холодный ветер сюда не задувает.

Со вчерашними малишами, как объяснил вчера вечером Габитов, всё обстоит не так уж серьёзно, как я думал вчера. Они в общем-то за народную власть, но предпочитают явно ни на одну сторону не становиться. Ясно одно: душманы теперь через их кишлак не пройдут и продуктов тут не получат. Уже кое-что. (Дополнение. Как я уже писал чуть выше, Габитов и я ошибались: результат переговоров оказался значимее, чем мы тогда решили).

Во время одной из боевых операций капитан Стародымов (слева) с боевыми товарищами уничтожили нескольких моджахедов, а вот в плен смогли взять только чёрного горного козла. В центре – Анатолий Дячук – легендарный фельдшер батальона, – сколько он солдат от смерти спас – не счесть!

Тот же день. 21.00

Достаточно неожиданно снялись и переехали на новое место. После того, как я сделал предыдущие записи, произошло несколько подрывов, в т. ч. на фугасах. Один из них, самый мощный, отбросил БТР на 10 метров в сторону. Всех посбрасывало, тяжело ранены офицер и солдат. Сегодня же на минах подорвались советники, в т. ч. генерал. Здорово пострадали сорбозы.

У всех растёт озлобление – ведь не сделали ни одного выстрела, а уже столько потерь!

Два слова о дороге. При выезде из Герата она отходит от той, что идёт на север в Туругунди, строго на запад, вдоль опять же северного берега Герируда. Когда-то она была асфальтированная. А сейчас здорово разбита, но кое-где по-прежнему хороша. Кое-где на путях селевых потоков сделаны не мосты как у нас в Туркмении, а сама дорога забетонирована и с неё сделан сброс. То есть сель идёт прямо через дорогу, а чтобы её не разбивало, со стороны гор склон бетонный, а с другой стороны скат к реке тоже. А в некоторых местах нет и признака асфальта, очевидно, он был положен без достаточной подушки. В этих местах – просто песок.

Вечером нам давали концерт афганцы, которые едут с нами. Это артисты Кабульского радио и телевидения. Поближе познакомился с рафик (товарищ по-афгански, с ударением на букву «и») Шарором. Партийный стаж у него 20 лет (сама партия существует 22 года), сидел в тюрьме до революции и при Амине, имеет две раны.

11.04.1986

Пишу уже в Герате, в 101-м полку. С утра сапёры поехали взрывать цементный завод, который является гнездом «духов». А я собрался и поехал с бензовозами.

Подошёл к колонне, спросил у старшего, в какую машину можно сесть.

– Садись в любую, – отмахнулся тот.

Я стоял возле второй машины, но там в кабине уже кто-то сидел на пассажирском месте, и я пошёл вдоль колонны. Свободное место оказалось буквально в следующей машине и я забрался в кабину.

Проехали примерно пол пути, когда вдруг едущая впереди машина скакнула влево и над ней взвился столб чёрного дыма.

– Мину поймал, – спокойно сказал мой водитель.

С неба падали какие-то чёрные ошмётки.

Подорвавшаяся машина проехала метров 25 и остановилась. Остановились и мы сзади её. Подошли к ней. Да, сразу, когда рассеялся дым, я увидел, что метрах в 10 от дороги стоит солдат, трясёт головой, потом пошёл к машине.

В центре – капитан Николай Стародымов, 1986 г., Фарахруд

На машину было страшно смотреть. Взрыв произошёл под передним правым колесом. (Дополнение. По разбитым дорогам машины обычно таки ездили – правое колесо по обочине, левое – по дороге. Этим хоть немного уменьшалась тряска на разбитом дорожном полотне. Однако на обочине и мину куда легче поставить. Это все понимали, но рисковали, потому что стиральная доска, в которую превратилась сама дорога, выматывала всю душу. Если же ещё сделать поправку на русское «авось», да ещё любовь к быстрой езде и не слишком большую любовь к ПДД… В общем, пассажиру грузовой машине всегда было ехать хоть немного мягче, чем водителю, но зато и удар мины обычно приходился именно по нему. Причем, если, как в случае, о котором я рассказываю, машина была ЗиЛ-131, удар взрыва вырвал колесо. Если бы пассажир сидел в КамАЗе, взрывная волна пришлась бы непосредственно в него).Взрыв произошёл под передним правым колесом. Его сорвало и выбросило метров на 20–25 от дороги и столько же от места взрыва. Капот оказался на левой обочине дороги. Все эти 20 метров машина катилась, а из неё сыпались детали. Двигатель, похоже, разбит вдребезги. А ни бензин, ни масло не разлились.

Водитель рассказал, что взрыва он не слышал, но ощущение было такое, будто на скорости 60–70 км/час его подбросило на кочке. Зажав руль (что его и спасло), водитель сержант Евгений Никандров глянул на соседа рядового Сергея Иванова, но того в кабине не оказалось. В момент взрыва всё закрыло чёрным дымом, поэтому водитель не видел, что творится вокруг. А Иванова взрывом выбросило в открывшуюся дверь и он, не упав, пробежал по инерции этот десяток метров от дороги. Водитель не пострадал вообще, а Иванов получил царапины на ноге и голове.

Потом рассмотрели, что метрах в 5–7 дальше на другой обочине дороги есть ещё одна воронка, ещё большего размера, чем «наша».

По рации сообщили о случившемся. Вскоре подъехали 2 БТРа, машина с подъемником для буксировки. И поехали дальше.

Проезжая через Герат, водитель показал мне публичный дом. Дом как дом – а идёт как достопримечательность.

Всюду в Герате по дороге ходят взрослые и мальчишки и предлагают наркотики. Едешь, а они стоят вдоль дороги и показывают пакетики (героин) или коричневое что-то (чаре).

22.04.1986

Итак, можно подвести итоги. Сколько ж раз мне повезло?

Малюженко предложил мне ехать с ним. Я не поехал, и он подорвался. Раз.

Мы с Габитовым ездили на БРДМ с звуковещательной установкой, а потом на «Чайке» (БТР-КШМ) по тому месту, где потом подорвался БТР из агитотряда, когда ранило солдата и контузило переводчика. Два.

По тому же месту я шёл пешком из Кохистана. Три.