Бои в Прибалтике. 1919 год

Бои в зоне ответственности 52-го генерального командования

Далее к югу у 52-го генерального командования получивший немного артиллерии отряд Рандова держался на дороге и у железной дороги Таурогген – Шавли. Там знали, как постоянно удерживать противника в напряжении с помощью мелких операций, чтобы их относительную численную слабость не могли распознать. Первые готовые к применению части из приданной генеральному командованию 45-й резервной дивизии – половина 2-го батальона 210-го резервного пехотного полка, две батареи и саперная рота – 18 января пришлось передать губернаторству Либава, а положение их командной инстанцией в Кёнигсберге оценивалось как очень опасное. Два дня спустя за ними последовали вновь образованный отряд фон Либермана, батарея и пулеметная команда.

Из 86-й пехотной дивизии, о прибытии которой было объявлено тогда же[45 - В действительности прибыли лишь очень небольшие части этой дивизии. Верховное командование через некоторое время отказалось от формирования ее как таковой.], боеспособные части должны были быть выдвинуты к Скаудвиле на дороге Тильзит – Шавли.

В остальном же на участке фронта 52-го генерального командования вплоть до середины февраля сохранялся почти полный покой. Охотничья команда отряда Рандова 12 февраля продвинулась до железнодорожного узла Радзивилишки и там разрушила локомотивы и рельсовые пути.

Действия советских войск

Уже в ходе отступления немцев за Виндаву русские повсеместно отказались от упорного преследования.

Угрожавшая порой опасность, что они двинутся в общем направлении на Тельше и тем самым смогут выйти на внутренние фланги 52-го генерального командования и войск губернаторства Либава, а также к магистрали Мемель – Либава и самому Мемелю, быстро исчезла. Только под Тельше 4 февраля были отмечены крупные силы регулярных войск и местных большевиков.

Теперь уже сложно сказать, насколько в такой сдержанности большевиков сыграли роль внутренние слабости или оперативная недееспособность формирований красных или же давление, оказываемое на их силы в северной Лифляндии эстонцами и финнами, которые 1 февраля заняли Валк. Небольшие отряды, отправленные штабом 52-го генерального командования в конце января и начале февраля в Корцяны, Саланты и Плунжяны, а также другие местечки западной Литвы, а командованием 1-го корпусного округа к железной дороге Мемель – Либава, не смогли бы остановить серьезное наступление русских на линию Мемель – Либава. Ведь единственной основой для них, как и для отряда Рандова, была лишь постепенно прибывающая 45-я резервная дивизия слабого состава. 5 февраля она была подчинена 52-му генеральному командованию.

И так сложное положение этих небольших отрядов, в особенности в полосе по обе стороны дороги Таурогген – Шавли, становилось еще хуже потому, что вся территория в тылу вплоть до германской границы кишила мародерами, которые не только неслыханным образом разоряли местное население, подрывая репутацию германских войск, но и угрожающе вели себя по отношению к квартирьерам и прочим военнослужащим, если они оставались по одиночке. Лишь постепенно удавалось разоружать их банды, так как они раз за разом находили поддержку у полубольшевистского местного населения.

Весьма ощутимые неприятности доставляли и более чем неясные взаимоотношения с местным литовским ополчением и большевиками. С одной стороны, германские военные и административные инстанции содействовали вооружению местного населения в надежде, что этим будут облегчены действия остатков германских войск, с другой – войска вполне справедливо усматривали в вооружении полубольшевистских крестьянских масс серьезную опасность для своего спокойствия. В ходе боев в отряде Рандова раз за разом брали в плен людей, которые пытались в последний момент сорвать литовские нарукавные повязки, чтобы тем самым выдать себя за большевиков, то есть за тех, кто ведет войну. Однако из-за продолжавшихся между правительствами переговоров всеобщее разоружение литовского ополчения оказалось невозможным. Столкновения с ополчением оставались на повестке дня, ведь даже подчинявшиеся германской гражданской администрации главы округов далеко не всегда придерживались заключенных договоренностей. Так, 5 февраля в Кельмах отряд Рандова разоружил ополченцев, отправленных туда главой округа из Скаудвиле без предварительного уведомления военных инстанций.

Разграничение сфер ответственности в северной Литве – Курляндии

К середине февраля на литовско-курляндском театре военных действий произошли столь глубокие перемены, что по приказу Верховного командования «Север» с 14 февраля 52-е генеральное командование и 6-й резервный корпус выходили из сферы подчинения штабу 1-го корпусного округа и теперь получали собственные участки фронта, а именно: 52-е генеральное командование от участка Смешанного резервного корпуса на линии Оникшты (в 50 км юго-восточнее Поневежа) – Кальноберже – Неман при впадении в него Дубиссы и до германской границы, а западнее вплоть до линии Бауск – Янишки – Куршаны – оз. Бирзуле – Константиново – Хайдекруг, а 6-й резервный корпус – оттуда и до Балтийского моря. Границей участков обоих корпусов в тылу стали рубежи рейха, где пограничная охрана осуществляла в основном полицейские функции.

Им были подчинены:

6-му резервному корпусу:

Губернаторство Либава, 1-я гвардейская резервная дивизия по мере ее прибытия, балтийский ландесвер, Железная дивизия, находящиеся на участке корпуса части 45-й резервной дивизии, отряд Вайерганга (штаб и 1-й батальон 341-го полка, штаб и 2 батареи 86-го полка полевой артиллерии)[46 - Из 86-й резервной дивизии. См. стр. 32.], все прочие находящиеся в его зоне добровольческие формирования.

52-му генеральному командованию:

45-я резервная дивизия (без находящихся в зоне 6-го резервного корпуса частей), отряд Рандова, прочие находящиеся в его сфере ответственности добровольческие формирования.

Штаб 52-го генерального командования был переведен в Тильзит, 45-я резервная дивизия продолжала сосредотачиваться вокруг Тауроггена.

Задачами обоих штабов верховное командование теперь уже полагало продвижение своей линии фронта на восток так далеко, чтобы германской стороной вновь могла использоваться железная дорога Либава – Шавли – Кейданы, а также очищение тыловых территорий от большевиков и банд грабителей. 6-й резервный корпус, кроме того, должен был вновь овладеть Гольдингеном и Виндавой. Штаб 1-го корпусного округа по-прежнему осуществлял охрану границы на своем участке. В Литве и в дальнейшем оставались Смешанный резервный и Ландверный корпуса[47 - См.: Вывод войск. С. 161. Прим. ред.].

* * *

Но еще прежде чем началось выполнение этого приказа, потребовались важные перемены, так как из-за внезапных передвижений большевиков под угрозой с севера оказалось Ковно, что сделало необходимым подкрепление для Смешанного резервного корпуса. Поэтому 13 февраля Верховное командование «Север» приказало подчинить 45-ю резервную дивизию Смешанному резервному корпусу и немедленно начать стягивать в Ковно все имеющиеся в досягаемости ее части[48 - См., подр.: Вывод войск с Востока. С. 160. Прим. ред.]. Отряд Вайерганга вошел в состав дивизии. Между тем ожидавшаяся атака на Ковно не состоялась, однако переброска 45-й резервной дивизии все же была проведена, после чего она сосредоточилась в резерве к западу от Ковно.

В связи с этим активные действия в полосе 52-го генерального командования оказались пока что невозможными. Но и в 6-м резервном корпусе должно было пройти некоторое время, прежде чем будет наведен относительный порядок, а важнейшая боевая часть – 1-я гвардейская резервная дивизия – завершит сосредоточение. Поэтому на прибалтийском фронте воцарилось повсеместное, прерываемое лишь небольшими операциями немцев затишье, в то время как 1-я гвардейская резервная дивизия постепенно подвигалась ближе к р. Виндаве к юго-востоку от Либавы.

II. Подготовка к наступлению в Курляндии

Неизбежную паузу в боях перед началом наступления новое командование в Курляндии использовало, чтобы прояснить поставленные ему задачи, насколько это вообще было возможно в такой хаотической ситуации на фронте и на Родине, улучшив базу для успешных действий или же создав ее заново.

В первую очередь граф фон дер Гольц стремился к цели низвержения большевизма, развивая в войсках старопрусский солдатский дух, но отрицая всякое наемничество, и, в конечном итоге, желал образования враждебных Советам и дружественных немцам окраинных государств. При этом он вполне сознательно выходил за рамки тех намерений, которые были у его занятых совершенно иными заботами командиров.

В командовании самого корпуса его командующий и начальник штаба майор Хагеман были заняты преимущественно политическими проблемами, включая борьбу с солдатским советом, в то время как 1-й офицер Генштаба капитан фон Ягов довольно самостоятельно занимался всеми тактическими и оперативными вопросами. С учетом проблем со связью при подготовке операций и при определенных обстоятельствах он и сам неоднократно выезжал на фронт. Там он обсуждал запланированные мероприятия с командирами и их офицерами Генштаба и так же распоряжался от имени штаба корпуса, что затем, как правило, задним числом одобрял командующий корпусом[49 - Такая система командования в действительности получила широкое распространение в германской армии уже в ходе Великой войны, а потому авторы напрасно пытаются сделать вид, что подобное «всевластие» начальника штаба было вызвано лишь спецификой послевоенной поры и сложными политическими задачами, отвлекавшими собственно командующего. См., подр.: Ланник Л.В. Победоносные проигравшие: германская военная элита в 1914– 1921 гг. СПб., 2016. С. 209–222. Прим. ред.]. Приказы об исполнении в основном имели целью ввести в дело отдельные инстанции штаба корпуса и обеспечить согласованные действия соседних частей при наступлении.

Делами губернаторства Либавы командующий корпусом занимался с увлечением, хотя это и прибавило ему работы, однако трения и противоречия были исключены изначально. Начальником штаба губернаторства был назначен майор Хайнерсдорф.

Отношения с политическими кругами страны

Среди политических сил, с которыми следовало установить ясные отношения, несмотря на все его бессилие в тот момент, первое место занимало латвийское правительство. Однако с момента его переезда в Либаву у него было очень немного приверженцев, в частности, оно находилось в жестком конфликте с сильнейшими в экономическом отношении слоями населения страны – немцами и евреями. Тем не менее, оно старалось усилить свои позиции пестованием самого радикального латышского национализма, но понимание в этом встретило лишь у весьма тонкой прослойки еще только возникающей латышской интеллигенции. Ведущим деятелем правительства был безусловно премьер-министр Ульманис[50 - Весьма характерное признание авторами масштаба личности человека, продолжавшего руководить Латвией даже на момент написания этого труда, а кроме того, многое сделавшего для нормализации отношений между Латвией и Германией после прихода к власти нацистов. Такая оценка контрастирует с резко отрицательными отзывами об Ульманисе в более ранних работах и мемуарах, например, Р. фон дер Гольца или Й. Бишофа. Прим. ред.]. Внешне он производил впечатление крестьянина, однако был весьма образован, повидал мир, в том числе бывал в Германии и в Америке и, в первую очередь по соображениям целесообразности, стоял на стороне Антанты. Главными представителями настроенной резко антигермански и склоняющейся к большевизму группы были военный министр Залит, а также министры Гольдман и Паэгле. Правительство относилось к германским оккупационным властям в целом враждебно, хотя и, разумеется, нуждалось в защите с его стороны от наступающих большевиков. Вместо того чтобы вступить в разумное сотрудничество с немцами, правительство пыталось опираться на Антанту и периодически стремилось натравить близкое к нему по политической окраске правительство Германской империи[51 - Имеется в виду Совет народных уполномоченных, в который входили представители СДПГ, а до начала 1919 г. – и члены еще более левой НСДПГ. 13 февумеренных социалистов и либералов) во главе с Ф. Шейдеманом. Прим. ред. раля 1919 г. СНУ сменил первый кабинет Веймарской республики (коалиция] на военное командование. В тот момент премьер-министр находился в поездке по европейским столицам, чтобы заинтересовать зарубежные кабинеты в судьбе Латвии и получить от них деньги.

Решающее значение имело то, что у правительства Ульманиса отсутствовала прочная опора в населении. Только сам премьер-министр имел небольшое количество последователей, однако они жили в основном в Лифляндии. Масса населения, по мнению графа фон дер Гольца – около 60%, а в Либаве и еще больше, была настроена пробольшевистски. С приверженцами Ульманиса ее объединяла только ненависть к балтийским немцам, которых они хотели лишить их владений, а также подорвать их культурное превосходство.

В целом правительство представляло собой зеркальное отражение латышского народа, переменившегося не в лучшую сторону из-за нигилистических и большевистских влияний, а также из-за российской национальной политики. Когда в свое время его положение в Риге стало совсем отчаянным, оно заключило 7 декабря 1918 г. договор о защите с германским генеральным уполномоченным[52 - Членом СДПГ Августом Виннигом. Прим. ред.], на основании которого и был основан балтийский ландесвер, а 29 декабря 1918 г. был подписан куда более известный второй договор[53 - См. Прил. 2.], согласно которому всякий доброволец из-за рубежа, 4 недели принимавший участие в защите Латвии, должен был получить латвийское гражданство. Теперь же, спустя 2 месяца после подписания этого договора, его политика стала безусловно антигерманской. В отношении вопроса о поселении правительство формально было право, ведь в договоре от 29 декабря никаких гарантий этого обещано не было. Они были даны прибалтийскими крупными помещиками при других обстоятельствах, а в договоре от 29 декабря это было увязано с правом на латышское гражданство. Переговоры, которые вел по вопросу о поселении генеральный уполномоченный Германской империи с латышским премьер-министром в январе, не были доведены до финала. Они оставались вопросом силы, разрешение которого обе стороны молчаливо откладывали на будущее. Германские войска Ульманис пытался представить только как вспомогательный корпус, но не как оккупационные власти, а за счет исключавшейся договором принудительной мобилизации он стремился заручиться своей мощью, что, по мнению штаба германского корпуса, при настроениях большей части населения было бы равносильно формированию в тылу германских войск большевистской армии. Результатом усилий правительства стало несколько сотен рекрутов в Либаве. Его влияние на балтийский ландесвер ограничивалось лишь латышским батальоном бывшего русского полковника Колпака[54 - Калпакс Оскар (Оскар Петрович Колпак) (1882–1919). Кадровый офицер Русской императорской армии, подполковник (1917), кавалер ордена Святого Георгия. Один из создателей ландесвера, стал первым командиром его латышского батальона в чине полковника, фактически являясь первым главнокомандующим латвийской армии. Погиб 6 марта 1919 г., посмертно стал одним из национальных героев Латвии. Прим. ред.], да и в нем было весьма невелико. Германские части подчинялись в первую очередь комиссии ландвера, во главе которых стоял уполномоченный Балтийского национального комитета.

Державы Антанты в тот момент никакой активной политики на Востоке не проводили, однако укрепляли тылы латышского правительства. При этом поначалу ведущую роль имели англичане, так как они полагали, что должны защитить свои экономические интересы, которых в Прибалтике у французов и американцев попросту не было. Штаб корпуса справедливо опасался, что при всяких уступках он угодит в недостойную для него зависимость от латышского правительства и от стоящей за ним Антанты и должно будет спокойно смотреть, как систематически уничтожается все немецкое и немецко-балтийское. Однако отношение его к ним обоим поначалу было до некоторой степени неясным, потому что считали, что должны поддерживать отношения с латышским кабинетом как с местным правительством, а не полагаться только на военные средства.

Взаимодействие с германскими миссиями в Латвии и Эстонии, во главе которых, замещая генерального уполномоченного Виннига, был поверенный в делах ротмистр резерва доктор Бурхард, проходило в доверительной атмосфере.

Но и опереться на противников правительства Ульманиса было бы возможно только на некоторых условиях. Единственный пригодный для этого элемент, балтийские немцы, возглавлял которых перебравшийся в Либаву Балтийский национальный комитет, был слишком невелик по численности и ни в коем случае не был сплоченным. Явно ориентирующаяся на балтийских немцев политика не соответствовала замыслам правительства Германской империи. Латышские противники кабинета Ульманиса не были, однако, ни явными большевиками, ни врагами балтийских немцев и под давлением продолжительной оккупации[55 - Продолжавшейся с мая-сентября 1915 г., то есть более 3,5 лет. Прим. ред.] были более или менее враждебны к немцам.

В особенности сложной была ситуация в Либаве, где помимо различных параллельно действующих германских инстанций и латышского правительства были еще и радикально германофобская городская администрация, пропитанные большевизмом рабочие и чрезвычайно досаждавший солдатский совет. Последний имел совершенно неприемлемую позицию насчет своих заслуг при выводе 8-й армии и полагал себя в любом случае незаменимым. Решением от 14 февраля он провозгласил себя «Центральным солдатским советом Латвии» и выразил намерение «защищать достижения революции от всех угроз справа и слева». Постоянное противостояние с этим Центральным советом было неизбежно. Сначала штаб корпуса не признал «последовавшее по собственному произволу расширение сферы ответственности солдатского совета Либавы». Граф фон дер Гольц самым резким образом отклонил угрозы, которые позволили себе при первой встрече с ним представители солдатского совета. И все же влияние этого революционного органа на гарнизон оставалось пока что существенным.

Во фронтовых частях солдатских советов не было, что, по донесению штаба корпуса, «оказывало благотворное воздействие на боеспособность войск». Эту позицию затем стал отстаивать и представитель германского правительства. Попытки солдатского совета Либавы личными угрозами заставить губернатора изменить свою точку зрения тот отвергал со всей определенностью. Устремления натравить на штаб корпуса и Берлинский центральный солдатский совет остались безуспешными. Опасность, что солдатский совет сможет настроить против губернатора оккупационные войска в Либаве, исключать, однако, не следовало. Они даже до некоторой степени симпатизировали массам латышских рабочих.

В этих обстоятельствах особое значение приобрело установление твердого контроля над полицейскими частями, которые в тот момент попробовали устроить нечто вроде путча в пользу своего попавшего под следствие начальника. Их заслуга, что беспокойные и безработные рабочие Либавы так и не восстали.

В политическом же отношении усилия командующего корпусом поначалу были направлены на то, чтобы за счет восстановления дисциплины поднять репутацию германских войск, привлекая лучшие элементы из латышей к сотрудничеству с ними и по возможности устраняя существовавшие между латышами и балтийскими немцами противоречия. Он был вынужден проводить подобную осторожную политику, так как вплоть до прибытия 1-й гвардейской резервной дивизии никакими силами в Либаве не обладал.

Сначала на Антанту можно было особого внимания не обращать, так как она, явно занятая более насущными вопросами, в Прибалтике тогда вела себя сдержанно[56 - Некоторая неточность авторов, хотя объем вмешательства Антанты по ходу 1919 г. действительно только возрастал. Прим. ред.]. Первым ее очевидно антигерманским шагом стало последовавшее в конце февраля прекращение морского сообщения, что при незначительной пропускной способности тогда еще единственной железной дороги Мемель – Прекульн стало весьма чувствительной мерой[57 - К большому сожалению, в лишь недавно вышедшем 2-м томе капитального труда о германских железных дорогах в Великой войне главы о железных дорогах в 1919 г. нет, поэтому можно составить представление только о проблемах с выводом войск, но не о снабжении тех, кто остался воевать на Востоке. См.: Das deutsche Feldeisenbahnwesen / hrsg. von H. Rohde. Bd. 2. Hamburg, Berlin, Bonn, 2010. S. 325–329. Прим. ред.].

Создание боеспособных войск

Еще важнее, чем прояснение этих политических вопросов, которое было осуществлено лишь постепенно, было объединение действительно дееспособных воинских частей в борьбе с большевизмом. Решение этой задачи зависело в первую очередь от того, удастся ли своевременно сформировать полноценный командный состав. Это получилось сделать неожиданно быстро. Помимо командующего корпусом и его штаба, а также командиров Железной дивизии и балтийского ландесвера, именно в 1-й гвардейской резервной дивизии большая часть офицеров среднего звена – здесь достаточно будет назвать майоров графа Йорка и фон Бредерлова (1-й гвардейский резервный полк), капитанов Плеве (2-й гвардейский резервный полк) и фон Шаурота (отряд Шаурота) – были солдатами старой школы, понимавшими значение строгой дисциплины для разрешения стоявших в Прибалтике сложных задач и знавшими, как восстановить ее в ходе неустанной работы. Наряду с ними за 4,5 года войны естественно выросло и новое поколение командиров, которое, как правило, само искало себе задачу по ходу боя, действуя там образцово, хотя и отстаивало достаточно свободные взгляды в отношении дисциплины. Они не случайно сами себя с гордостью называли «ландскнехтами». Поэтому возникавшие из-за этого некоторые конфликты, и не в последнюю очередь с инстанциями на Родине, были неизбежны. Потребовалось много лет тяжелой работы и учебы, чтобы из этих элементов, из остатков старой армии и уже выросших в послевоенные годы создать новые вооруженные силы, на которые Отечество, как и прежде, может смотреть с гордостью и доверием[58 - Имеется в виду вермахт на основе всеобщей воинской повинности, введенной в 1935 г. В его рядах нашли себе место многие бывшие «балтийцы», причем даже некоторые из тех, кто был участником антиправительственных акций и террористических организаций в 1920-х гг. Прим. ред.]. Поначалу же необходимо было использовать такие командные кадры, какие были, и постепенно добиваться настоящего единства в действиях.

Но и сами войска состояли из трех четко отличающихся друг от друга составляющих: 1-й гвардейской резервной дивизии, Железной дивизии и балтийского ландесвера. Однако все они в большей или меньшей степени нуждались во внутренней и внешней реорганизации. Их оснащение было неслыханно дурным, а средства связи почти полностью отсутствовали. Тяжелого вспомогательного вооружения было очень мало. Боеспособные авиационные соединения, которые при непростой ситуации с разведкой могли оказать ценную услугу, поначалу отсутствовали. Серьезнейший недостаток испытывали и в обученном личном составе.

Как на глазах германских революционеров проходила вербовка в добровольческие соединения и с какими трудностями при этом приходилось считаться, наглядно показывают дневниковые записи командира добровольческого эскадрона во 2-м гвардейском драгунском полку ротмистра Брауна фон Штумма:

«Так как из полка приходили лишь очень немногие добровольцы, а со стороны также приходили немногие, я приказал напечатать плакаты, на которых добровольцев в эскадрон 2-го гвардейского драгунского полка для защиты Восточной Пруссии приглашали явиться на Блюхер-штрассе, 27. Плакаты должны были расклеить во всех кварталах города уже завербовавшиеся солдаты. Как выяснилось позднее, эти «расклейщики» в действительности выполнили свою задачу лишь частично. Некоторые просто тут же выбросили плакаты и развлекались в городе.

И все же плакаты и объявления в газетах (даже в «Форвертс»[59 - Центральный орган Социал-демократической партии Германии, тогда считавшейся умеренно-левой партией, однако для офицеров представлявшей собой по-прежнему врага государственного порядка в принципе, даже после фактического прихода социал-демократов к власти в ходе Ноябрьской революции 1918 г. Прим. ред.]) имели такой успех, что ежедневно являлись толпы бывших солдат. Большая часть из них не внушала доверия, поэтому таких приходилось тут же отсылать. Но и среди оставшихся, уже завербованных, был большой процент непригодных. Либо мне приходилось как можно скорее отправлять их на все 4 стороны, либо же они радостно получали обмундирование и тут же растворялись, чтобы их больше никогда не увидели. Однажды дошло даже до того, что охрана склада ночью, прихватив подводу и обеих лучших лошадей из упряжки, ушла через дверь, выходящую прямо на улицу. На следующее утро мы остались с носом.

Нечто особенное представляли собой принимаемые обязательства; это был, так сказать, двусторонний договор между мною, как командиром, и добровольцами. Согласно ему, доброволец после определенного в договоре срока мог расторгнуть его и покинуть свою часть; далее он имел право на 14 дней отпуска через 3 месяца службы…

С другой стороны, он должен был в той или иной форме присягнуть. Но старой военной присяги уже не существовало. А вариант клятвы на верность народным уполномоченным[60 - Революционное правительство Германии с 10 ноября 1918 г. по 13 февраля 1919 г. называлось Советом народных уполномоченных, имея чисто социалистический состав. Большинство офицеров относилось к нему резко негативно. Прим. ред.] я даже не рассматривал…

Поэтому личный состав приносил присягу мне, это было почти средневековым ритуалом, который можно было бы оправдать только сложившейся ситуацией. Однако сколь серьезно относились люди к своей «присяге на верность», данной моей персоне, показывают большое количество дезертиров и упомянутая выше кража лошадей.

Итак, в первые недели этих постоянных перемен, настолько сильно вредивших процессу обучения, так что я даже прекратил его, можно было брать с собой только тех, кто уже служил в кавалерии. Значительную часть надо было еще сначала научить верховой езде; для упражнений в езде с пикой не хватило времени, поэтому их и не брали. В пулеметном взводе были только старые пулеметчики. Их являлось так много, что я смог ставить стрелками унтер-офицеров, которые уже командовали на фронте взводами.

Так как при продолжающихся переменах было невозможно познакомиться с каждым человеком в отдельности, я предоставил взводам некоторую самостоятельность. Командиры были ответственны за обучение и внешний вид и людей, и лошадей.