Конец привычного мира. Путеводитель журнала «Нож» по новой этике, новым отношениям и новой справедливости

Однако не все теоретики согласны со всеми этими критериями, да и не всегда в реальной жизни их возможно выполнить. Например, мы часто соглашаемся на что-то, когда пьяны, и не всегда так уж жалеем о нашем решении, как это представляют философы, которые утверждают, что только трезво мыслящие люди могут давать настоящее согласие.

Много споров ведется о том, могут ли люди с психиатрическими заболеваниями давать согласие или нет. Некоторые философы, например Лиция Карлсон[5 - https://onlinelibrary.wiley.com/doi/abs/10.1111/j.1467-9973.2009.01599.x (https://onlinelibrary.wiley.com/doi/abs/10.1111/j.1467-9973.2009.01599.x)], считают, что несправедливо отказывать им в праве на согласие и таким образом относиться к ним как к детям.

Впрочем, и с детьми не все понятно. Определить, в каком возрасте мы становимся полноценными взрослыми, – та еще задача, и наши взгляды на нее постоянно меняются: с одной стороны, возраст сексуального согласия стал ниже, с другой – психологи все больше говорят о том, что миллениалы поздно взрослеют. А потому нельзя сказать, что теория действительного согласия окончательно сложилась: она все еще разрабатывается.

Для кого важно действительное согласие?

Все эти критерии согласия важны для юристов, ведь для того, чтобы договор вступил в силу, стороны должны рационально оценить ситуацию, знать все детали, а также дать согласие добровольно.

Например, в Европе недавно пересмотрели закон и запретили писать длинные и непонятные условия пользовательских соглашений, полные сложных юридических терминов. Важно, чтобы пользователь продукта или услуг точно понимал и знал, на что он соглашается, а потому условия соглашений должны быть короткими и понятными для непрофессионала.

Также о действительном согласии много говорят биоэтики и философы, занимающиеся этикой медицины[6 - https://plato.stanford.edu/entries/informed-consent/ (https://plato.stanford.edu/entries/informed-consent/)]. В современном мире важно, чтобы пациент давал свое действительное согласие на медицинские процедуры; если он по каким-либо причинам не может этого сделать – за него согласие дают родственники или доверенное лицо.

А ведь еще до Второй мировой войны в медицинской этике действовало правило «врач знает лучше», в некоторых странах это до сих пор актуально, а древнегреческий врач Гиппократ вообще советовал:

«Делайте все спокойно и упорядоченно, скрывая большинство вещей от пациента, пока его лечите. Давайте только ту поддержку, которая нужна, отвлекая его внимание от собственных обстоятельств; в одном случае упрекайте его резко и строго, а в другом – утешайте его заботой и вниманием, не раскрывая ничего о его будущем или настоящем состоянии».

    Гиппократ, Decorum

Врач должен был лгать пациенту о его состоянии, если это шло на пользу лечению, ведь пациенту отказывали в автономии.

Все поменялось после Нюрнбергских процессов, когда было принято решение предотвратить любые манипуляции и насилие со стороны врачей. Теперь в медицине пациент имеет право знать все подробности своей ситуации и самостоятельно соглашаться или отказываться от процедур.

Что почитать, чтобы узнать больше о согласии

Мы все еще мало что знаем о согласии. Лишь недавно его стали изучать как самостоятельный термин в этике и философии, а потому предстоит провести еще много исследований, чтобы уточнить и улучшить согласие между людьми.

Вот список современных научных статей в открытом доступе, посвященных согласию:

John Danaher

Philosophy of Consent and Sexual Assault[7 - https://philosophicaldisquisitions.blogspot.com/2015/10/philosophy-of-consent-and-sexual.html (https://philosophicaldisquisitions.blogspot.com/2015/10/philosophy-of-consent-and-sexual.html)]

По ссылке – собрание статей современного аналитического философа Джона Данахера, посвященных согласию на секс. В них он разбирает и сложные случаи, например согласие на секс, если кто-то из партнеров пьян или же когда один из партнеров обманывает другого. Кроме того, он рассуждает о том, что известный философ Джон Роулз сказал бы о согласии на секс.

Robin West

Sex, Law and Consent[8 - https://scholarship.law.georgetown.edu/cgi/viewcontent.cgi?referer=https://www.google.com/&httpsredir=1&article=1073&context=fwps_papers (https://scholarship.law.georgetown.edu/cgi/viewcontent.cgi?referer=https://www.google.com/&httpsredir=1&article=1073&context=fwps_papers)]

Статья посвящена разбору согласия на секс и того, как это применяется в этике и праве. Уэст также исследует, как желание может повлиять на нашу оценку секса, который случился без согласия, и возможно ли хотеть секса, но при этом на него не соглашаться.

Joseph Millum, Danielle Bromwich

Understanding, Communication, and Consent[9 - https://philarchive.org/archive/MILUCA-4 (https://philarchive.org/archive/MILUCA-4)]

В этой статье философы Миллум и Бромвич обсуждают достоверное согласие и то, какую информацию нужно предоставить, чтобы оно состоялось.

Nafsika Athanassoulis

The role of consent in sado-masochistic practices[10 - https://philpapers.org/rec/ATHTRO (https://philpapers.org/rec/ATHTRO)]

Атанассоулис разбирает частный случай согласия на насилие в БДСМ-практиках и его особенности.

Наталья Ульянова

Нет значит нет: как культура согласия меняет наше общение и психологию

Волна историй, объединенных хештегами #MeToo и #янебоюсьсказать[11 - https://novayagazeta.ru/articles/2016/07/12/69241-nenasilie-mozhet-i-imeet-pravo-stat-natsionalnoy-ideey (https://novayagazeta.ru/articles/2016/07/12/69241-nenasilie-mozhet-i-imeet-pravo-stat-natsionalnoy-ideey)], подняла в обществе крайне важный вопрос о границах допустимого в общении – особенно в общении с романтическим подтекстом. Представления о том, что можно и что нельзя, могут быть совершенно разными даже у людей, живущих в одном и том же правовом и культурном поле.

Если вы хоть раз читали комментарии к новостям об изнасиловании, наверняка встречали такое: «Да она сама этого хотела, а теперь строит из себя жертву!» Это ярко иллюстрирует, каким магическим действием обладает согласие: его предполагаемое наличие может превратить уголовное преступление в ничего не значащий эпизод. Поэтому сейчас, когда мы только учимся определять границы согласия, вопрос о том, что это такое, вызывает ожесточенные споры не только в соцсетях, но и в научных и общественных кругах. Почему так происходит?

Давайте вспомним, как культура насилия сменилась культурой согласия и в законах каких стран это отразилось.

Понятие «культура согласия» (consent culture[12 - https://scholarship.law.edu/cgi/viewcontent.cgi?referer=https://scholar.google.com/&httpsredir=1&article=1969&context=scholar (https://scholarship.law.edu/cgi/viewcontent.cgi?referer=https://scholar.google.com/&httpsredir=1&article=1969&context=scholar)]) появилось благодаря феминистскому дискурсу. Исследовательницы противопоставляют его социальному феномену «культура насилия» (rape culture[13 - https://www.researchgate.net/profile/Carrie_Rentschler/publication/263155387_Rape_Culture_and_the_Feminist_Politics_of_Social_Media/links/59ecea37aca272cddde05c57/Rape-Culture-and-the-Feminist-Politics-of-Social-Media.pdf (https://www.researchgate.net/profile/Carrie_Rentschler/publication/263155387_Rape_Culture_and_the_Feminist_Politics_of_Social_Media/links/59ecea37aca272cddde05c57/Rape-Culture-and-the-Feminist-Politics-of-Social-Media.pdf)]) – это поощрение и нормализация отношений, построенных по принципу «кто сильнее, тот и прав».

Самые важные черты культуры насилия:

? возложение ответственности на жертву – многочисленные «Сама виновата», «Знала, куда шла», «А она думала, ее правда кино смотреть позвали?»[14 - https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=115864 (https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=115864)];

? нормализация насилия в массовой культуре – убеждение, что насилие является обычной и даже забавной частью жизни, которое люди распространяют через визуальные и кинематографические образы[15 - http://socis.isras.ru/article/7292 (http://socis.isras.ru/article/7292)], юмор[16 - https://lenta.ru/articles/2019/05/21/badhumor/ (https://lenta.ru/articles/2019/05/21/badhumor/)] и пр.;

? обезличивание насилия – отказ фокусировать внимание на личности агрессора при обсуждении ситуаций насилия (от новостных заголовков вроде «За что и как была убита женщина доцента Соколова» до прямо высказываемой мысли «Зачем обсуждать насильника, с ним и так все понятно, давайте лучше поговорим о том, что неправильного было в поведении жертвы»);

? виктимизация определенных групп людей – распространенное убеждение, что насилие допустимо[17 - https://www.svoboda.org/a/29958270.html (https://www.svoboda.org/a/29958270.html)]в отношении некоторых групп людей: детей («Поменьше корми, побольше пори – человеком вырастет»), женщин («Бей бабу молотом, будет баба золотом»), сексуальных меньшинств и т. д.;

? романтизация агрессии – трансляция стереотипа о том, что в романтических отношениях нормально «завоевывать» и «добиваться» партнера, игнорировать отказ и т. п.

Модель «Нет значит нет»

С развитием феминистского движения все больше стали обсуждать проблему незащищенности женщин от разных видов насилия, в первую очередь сексуального. В результате исследовательницы предложили новую модель отношений, лозунгом которой стало «Нет значит нет».

Это означает, что для того, чтобы один человек прекратил как-либо воздействовать на другого, должно быть достаточно вербального несогласия второго. Продолжение воздействия (нежелательные прикосновения, двусмысленный разговор и т. п.) вопреки возражениям человека в такой системе однозначно маркируется как насилие.

Эта норма – ответ на принятое в обществе пренебрежение к женскому сопротивлению, которое транслируется многочисленными культурными стереотипами. Его можно увидеть как в обывательском «Женское "нет" означает "да"», так и в псевдопсихологическом «Все девушки знают международный женский язык: "нет" означает "может быть", "может быть" – "да"».

Формула «Нет значит нет» может применяться не только в отношении женщин: уважение к отказу вполне вписывается в норму детско-родительских, партнерских, межкультурных и других отношений.

Но эта модель имеет существенный недостаток: оказалось, что в силу различных обстоятельств жертва насилия не всегда может сказать нет. Это может быть невозможно по чисто физиологическим причинам: например, когда насильник подмешивает наркотики в напиток жертвы, после чего ее сознание отключается.

Однако гораздо чаще причины, по которым жертва не может сказать свое «нет», психологические: если озвучена (или подразумевается) угроза ее жизни и здоровью; если насильник давит авторитетом или статусом; если она уверена в собственной беспомощности и т. п.

Можно ли считать добровольным сексуальный акт в подворотне, если он предваряется небрежным поигрыванием пистолетом? А растление девочки-подростка отцом, от которого зависит ее жизнь в ближайшие пять-шесть лет? В этих случаях слово «нет» может и не прозвучать, ведь, произнесенное вслух, оно может стать спусковым крючком агрессии и усугубить страдания жертвы.

Модель «Да значит да»

Учтя недостатки формулы «Нет значит нет», активисты предложили новую модель определения границ насильственного воздействия – «Да значит да».

В этой модели взаимодействие считается допустимым только тогда, когда все его участники выразили явное и осознанное согласие с его содержанием и формой.