Социологическая школа права в контексте современной юриспруденции

Л. И. Спиридонов, вслед за К. Марксом и Ф. Энгельсом, в эпоху расцвета социалистического права говорит о новом основании бытия человека – общественном производстве, где индивиды исторически объединились на рынке для обмена продуктов, произведенных ими. Социальным оптимизмом с ноткой юридической настороженности пронизаны завершающие строки одной из его книг: «Социализм постепенно создает человеку условия для проявления всех таящихся в нем способностей, делая мерилом социальной ценности индивида его деятельность. Вещи перестали быть непременными посредниками в отношениях между людьми, и потому имущественное положение и институт наследования утратили свое значение решающих факторов социального продвижения. Социальное положение людей впервые начинает совпадать с тем, кто они суть, на что способны и что делают. Все это закладывает основу для коммунистического равенства, для окончательного разрешения противоречий между человеческим родом и обществом и, стало быть, для возвращения сущности человека к нему самому. Отношения между людьми и общественные отношения совпадут. Но в таком случае человечество перестанет нуждаться и в праве как средстве социального регулирования»[58 - Там же. С. 204.].

Сегодня, преодолев почти четверть XXI века, мы констатируем неудачу теоретиков права, обосновавших практическую возможность перехода общества от социализма к коммунизму. Советский народ как прокламированная новая человеческая общность, после семидесяти лет мучительного строительства социализма, после нескольких лет хаотичной «перестройки» и несправедливой приватизации общественной собственности, – вернулся к капиталистическому типу производства в его государственно-монополистической форме. Постсоветскому этапу развития государственности соответствует гибридный правопорядок, сочетающий черты социалистического реализма, партийного строительства и капиталистической эксплуатации.

3.2. Реализм в философии

Исследования правового реализма сталкиваются с методологическими трудностями, производными от неодинакового понимания реализма в гуманитарных науках. Изучая современный реализм, необходимо дифференцировать философское, политологическое и юридическое понимание этого феномена. Реализм как явление не имеет общепринятой дефиниции, развивается в различных направлениях человеческих знаний как соотношение феноменов, терминов, фактов объективированной действительности в устанавливаемых исследователями закономерностях.

Философский реализм в целом утверждает существование теоретических объектов, вводимых научными концепциями, формирует методологические основы для их развития и внедрения в массовое использование. Реалистический подход позволяет исследовать ненаблюдаемые феномены наравне с объектами, существующими в природе.

История развития реалистической философии наполнена спорами реалистов с номиналистами, реалистов с идеалистами, реалистов с моралистами и т. д. С точки зрения реализма мир вокруг нас существует независимо от наших представлений о нем. Сущее бытие опредмечивается его исследователями, которые декларируют, что способны правдиво воспроизвести действительность в ее типических чертах.

Эпистемологический реализм видит мир познаваемым через наш чувственный опыт, при использовании которого мы имеем возможность познать все объекты окружающего мира. Предполагается, что вырабатываемые человеком понятия существуют в реальности, на них можно опираться для построения дальнейшей картины мира. Адекватное отображение действительности в описательных актах позволяет использовать результаты ее познания неопределенным кругом лиц, – можно ознакомиться с оригинальными текстами познающих авторов, чаще всего являющихся научными трудами, – и строить на их основе дальнейшие интеллектуальные и практически-ориентированные конструкции. По мнению сторонников реалистического подхода может существовать одновременно несколько несовпадающих мнений, в результате чего соотношение научных теорий с реальностью будет неодинаковым.

Наивным реализмом принято обозначать позицию, основанную на здравом смысле, прокламирующем обоснование повседневных практик достижениями научных теорий. При этом в современном мире существует возможность обосновать прямо противоположные тенденции со ссылкой на авторитетные теории. Например, научный коммунизм на протяжении многих десятилетий преподавался в качестве учебной дисциплины во всех высших учебных заведениях СССР. Для студентов юридических специальностей знанию этого предмета придавалось особое значение, неудовлетворительная оценка лишала возможности получить диплом о высшем образовании. Многим из читателей книги пришлось убеждать экзаменаторов в научности тезисов о постепенном отмирании государства, об исчезновении классов, о капитализме как основном источнике преступности, об искоренении преступности при коммунизме, – и о прочих государственно-правовых аспектах научного коммунизма. Очевидно, что научность коммунистической доктрины развития общества опровергнуто историческим опытом человечества, что не лишает ее идеологического и политико-правового значения.

Разнообразные концепты номинируются как научные по признаку стремления к постижению истины, имманентному обоснованию предмета и методов. Но нередко упускается из виду то, что научная обоснованность гуманитарных (в т. ч. юридических) теорий должна проверяться практикой, подтверждающей существование изначально ненаблюдаемых сущностей. Приближение к истине как цель может считаться достигнутой, если референтное сообщество будет в состоянии наблюдать реально существующие правовые явления в постулатах рассматриваемой теории. Необходимыми условиями становится синхронизация понятийного аппарата между исследователями и их адептами, терминологическая последовательность, объясняемость на уровне разумного обывателя. Соответствие текстов действующим закономерностям и успехи в обосновании методологического инструментария упрощают принятие новых юридических доктрин. Рациональные логические обоснования, релевантные примеры из практики, сравнение с аналогичными исследовательскими направлениями в других государствах, – способствуют принятию новаторских выводов.

Критика реализма развивалась в дискурсах тезиса неопределенности Уилларда Куайна, который в широком смысле скептически относился к возможности перевести идеи с языка одного человека на язык другого[59 - См. подробнее: Quine W. Word and Object. N. Y.; L., 1960.]. «Согласно Куайну, значения, понимаемые как некоторые идеи, выражаемые языковыми образованиями, не обладают объяснительной силой, а понимание перевода (интерлингвистической синонимии) как сохранения одного и того же смыслового содержания есть заблуждение. Он утверждает, что “нет оправдания для сопоставления лингвистических значений, разве только в терминах предрасположенностей людей к открытой реакции на социально наблюдаемые стимуляции”. Соответственно язык характеризуется им как комплекс предрасположенностей к речевому поведению. Так возникает поведенческая концепция языка и связанная с ней гипотеза о неопределенности перевода. Следовательно, основной тезис гипотезы утверждает, что на основе поведенческих критериев (свидетельств) не существует никакого способа установления перевода уникально»[60 - Самсонов В. Ф. К анализу гипотезы Куайна о неопределенности перевода // Тетради переводчика. Вып. 16. М., 1979. С. 22.]