Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах

Работал со следователем Р. Он скромен, хорошо ведет дело. Чувствуется крепкий большевик. Предъявлял ст. 206.

Прокурора ценят как представителя власти. В 15 часов доложил дело К. и М. Дела приняты.

1 сентября 1942 года

Работа, работа и работа. О личном нет времени подумать. Личное сливается с долгом служения Родине.

Тов. Ч. откомандирован, я принял его дела. Новые люди, дел больше. Допросы, ставки, доклады.

Все идет нормально. События и дела волнуют, захватывают. Уничтожать врагов – дать спокойно стоять на своих постах нашим защитникам – такова задача. Дни победы все ближе.

26 октября 1942 года

В 16 часов пришел домой, чтобы взять белье, полотенце и табак. Когда завертывал белье, со мной стало что-то необычное. Чувствую, все рушится. Сел за стол и, чтобы проверить себя, стал обрезать фотокарточки.

Сохраняю спокойствие, наблюдаю за собой в зеркало. Сознание выпадает.

Вот-вот буду кричать, бить и все ломать. Что это? Боже мой? Да неужели начинаются припадки помешательства? Я буду бороться до последних сил.

Люди, партия, я не хочу погибнуть и быть жертвой пошлых происков врагов. Враги иезуитски взяли у меня все силы и здоровье. Они били меня болезнями. Неужели мне суждено испить чашу до дна и лишиться рассудка.

Это ужасно, но меня ничего не сломит. Буду стоять на посту до последнего проблеска. Мысли мои мутятся. Неужели конец… Голова моя, сердце, руки – все, что есть во мне живого, хочу отдать борьбе с врагами.

Трепещите, изверги рода человеческого, если я и лишусь рассудка, все равно мое нутро ненавидит вас и я сумею умереть в борьбе на трупе врага народа.

Чувствую, что сознание вернулось ко мне…

Страшно ждать распада мозга. ‹…›

В. С. Владимиров[22 - Василий Семенович Владимиров – рабочий завода, обучался на курсах в Военно-учебном пункте, в мае 1942 года призван в действующую армию. Дневник публикуются по автографу, хранящемуся в РДФ ГММОБЛ.]. «Умер еще один брат…»

«Похоронили Бориса. ‹…› 27 января хлеба не было ни в одной булочной. ‹…› Остались карточки после смерти дяди Феди. ‹…› Опять послали на сколку льда. ‹…› Занимаюсь на курсах в Военно-учебном пункте. ‹…› Скончался самый меньший братишка Коля. ‹…› Вручили предписание явиться завтра в 7 часов утра с кружкой, ложкой для направления в воинскую часть».

[Не позднее 10] января 1942 года

Хлеба так же рабочим – 350, иждивенцам и детям 200 граммов. Все так плохо чувствуем, что еле ходим. Проходит первая декада, продуктов никаких нет. [Неразборчиво]

Еще приносил капусты кислой от Любы В[неразборчиво], тоже клали в щи. Дядюшка приносил с фабрики шкуры, которые палили, скоблили и через мясорубку пропускали и клали в суп. Еще он приносил муку [неразборчиво] и тоже клали в суп, уже второго никогда нет. Жиров никаких нет уже давно и сладости никакой. Вместо сахара за декабрь получили повидло. За январь нет ничего. Сейчас в [городе] творится жуткая картина. Свету нет уже два месяца, вода замерзла, ходим к дворнику. Уборная тоже не работает. Дров мало, суп варим в печке. Керосина нет, так что из-за супа в комнате холодно. Сидим вечером часов до 8 и 9 с коптилкой, жжем воск. Окна после бомбежки выбиты, забиты фанерой, и днем темно. На заводе нет тока и очень холодно. Мы то гуляем, то нас посылают за углем, пилить и возить дрова или на кладбище зарывать могилы.

Сейчас очень холодно, кровь уже не греет. t° –28–30. В городе умирает очень много народу, по 20 тысяч в день. По всем улицам так и везут покойников.

15 января 1942 года

Сегодня в пятом часу утра скончался мой брат Борис 16 лет. В ремесленном училище его кормили плохо и мало. Он постепенно отощал. Через врача мы требовали усиленного питания, но ничего не получили. Его организм требовал жиров, а их он давно уже не пробовал и достать негде. В столовой мучной суп – вода и каша мучная без масла, чай без сахара и хлеб.

19-го [января 1942 года] я получил в магазине по 300 г на детские карточки крупы и на иждивенку 100 г и на мою ‹…› взял 112,5 г муки, варим суп с клеем и крупой. Еще дали на детские карточки по 75 г масла, на рабочие и иждивенческие – 50 г за две недели – все.

21 января 1942 года

Хоронили Бориса. Сварили суп, на второе немного кашки из крупы, которые выдали в ремесленном училище на похороны. С 18 по 21 января проходила перерегистрация карточек. Все ждали прибавки хлеба, говорили, что после 21-го прибавят, но вот уже 21 января, день смерти Ленина, завтра будет семь месяцев войны, а прибавки нет. Не знаю, долго ли еще мы протянем, но пока двигаемся.

Сегодня 24/I-[19]42 года опять радостный день. Хлеба прибавили рабочим – 50 г, служащим – 100 г, иждивенцам и детям – 50 г. Итого стало рабочим – 400 г, служащим – 300 г, детям и иждивенцам – 250 г, но этого, конечно, не хватает, так как больше ничего не дают. Получили муки ржаной. Рабочим 350 г, дет[ям] и иждивенцам 300 г. Варим суп из клея и этой муки.

Сегодня, 27 января [1942 года], хлеба нет ни в какой булочной.

28 января [1942 года] мама стояла с пяти часов утра до двенадцати ночи и не достала.

29 января [1942 года] встал в 5 часов утра и пошел за хлебом. В одиннадцать меня сменила мама, но все же получила в 12 часов. Я за это время сварил супишко такой же, только без муки, а на всех пятерых две ложки риса. И чай без сахара, попили с солью и хлебом.

Что будет дальше, не знаю, потому все умрем с голоду и холоду. Дрова кончаются, на улице мороз 27–32. В комнате холодно, даже будильник мерзнет. Воды нет, света нет.

Сегодня февраль месяц, 6-е. Мамаша ушла в магазин к 7 часам, сегодня выдали за январь месяц масло животное. Рабочим – 200 г, дет[ям] и иждивенцам – 150 г. Пили кипяток с хлебом, но сегодня даже с маслом. Масло сразу же разделили. Это хорошо, но не из чего сварить супа. Сегодня 6-е, а на новый месяц еще ничего не дают. Вчера получили письмо от Лебедевых (маминой сестры). Они эвакуировались в Ново сибирск. Пишут, живут и работают хорошо, и продукты есть, а мы здесь так мучаемся.

8 февраля [1942 года]

Сегодня мама ушла в магазин к открытию, говорят, что будут давать мясо, и вот ходила через каждые полчаса, но все же получила по 200 г на детскую и на иждивенческую 200 г. На мою карточку я приносил биточки из столовой, а дядюшка в первую декаду все съел, и крупу. Теперь за январь все. Завтра 9 февраля, по новым карточкам ничего нет.

10 февраля [1942 года] ночью умер дядя Федор, папин брат, наш дядя и крестный.

11 февраля [1942 года] мамаша пришла из магазина в настроении, так как прибавили хлеба. Теперь рабочим – 500 г, детям и иждивенцам – 300 г.

12 февраля [1942 года] объявили норму на крупу: рабочим – 500 г, детям – 300 г и иждивенцам – 250 г. Мы получили на рабочую [карточку] горох, а на мамину – овсянку, теперь ждем мясо, а то с одной крупой суп получается плоховат.

Сегодня, 13 февраля [1942 года], получили сахарный песок на рабочие [карточки] по 300 г и иждивенку – 200 г.

14 февраля [1942 года]

Сегодня мама получила на детские карточки сахарный песок по 250 г и крупу, она взяла чечевицу, так как ее уже давно не пробовали, была гречневая.

15 февраля [1942 года]

Воскресение и у нас тоже праздничный день: есть песок сахарный и мамаша получила мясо на рабочие [карточки] по 450 г, на детские и иждивенку – 125 г. Сегодня утром в 10 часов попили чаю, поставили суп – горох с мясом, – всего понемногу, но суп всем понравился. После уже в 1-м часу я пошел на завод, получил деньги и в столовой взял шесть порций каши пшенной, принес домой. Еще не пропускают с кашей в проходной, но я ее завернул в бумагу и спрятал. Пришел домой, поставили суп с чечевицей, на второе каша пшенная по 200 г. Я еще на рынке купил немного жиру. Кашу поджарили и чай. Только плохо, что все это при коптилке, так как света нет, но и то, сегодня у нас такой день, первый за семь месяцев: сегодня и на улице так хорошо, тепло, светло, охота стало жить. Чувствуется, что дело идет к весне.

16 февраля [1942 года]

Сегодня на улице небольшой мороз, у нас и форточка в цветах стала. Мама сегодня ходила в 7 часов в магазин. Нового пока нет ничего, взяла хлеб и, вернувшись домой, поставила самовар. Гриня ушел себе за хлебом и ходил около двух часов, все искал ему нравящиеся маленькие буханки и чтобы хлеб был почерствей. Попили чаю. [На] обед варили суп с чечевицей, вечером суп с горохом.

17 февраля [1942 года]

Мама получила горох вместо крупы. Взяла на свою и дядину [карточки]. Всего дали 370 г, больше пока ничего нет. На мою карточку и на детские хотим взять чего-нибудь другого.

18 февраля [1942 года]

В магазине ничего нет, все идет без изменений: утром чай, в обед и вечером суп. Мясо кончается, осталось на один раз. Я пока еще не работаю – бюллетеню. Погода стоит еще холодная, ждем как тепла, так и прибавки хлеба, также и выдачи всех продуктов.

19 февраля [1942 года]

Сегодня в магазине ничего нового нет. На мою карточку взяли 300 г муки и 200 г гороху. Сегодня на улице мороз 23°. Я ходил на завод, взял шесть порций каши и принес домой, где половину положили в суп и оставили на завтра к обеду. Мясо кончилось, сахару нет и вместо него кладем в чай муку. Еще осталось на завтра утром попить – и вся мука.