Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах

С сегодняшнего дня начинаю жизнь по-новому, занимаюсь на ВУПе.

14 марта [1942 года]

Занятия у нас с 7 час. утра до 7 час. вечера. То есть в 7 час. проверка, до 9:00 – завтрак, с 9 до 1 часу – занятия, с часу до двух – обед, с двух до шести – трудовые работы, в половине 7-го – ужин.

15 [марта 1942 года]. Сегодняшнего дня перехожу на казарменное положение. Общежитие на Малой Посадской, д. 26, в институте помещение, которое хорошее и большое, но холодное, и на улице еще пока холодно. Кормят пока плохо: утром – суп, в обед – суп и на второе или студень, или вермишель с маленьким кусочком мяса, вечером – суп и чай, сахарного песка на день – 30 г.

24 марта [1942 года]

До сего времени все приходится ходить ночевать домой, так как в общежитии все места заняты и притом очень холодно. Скоро будут еще отведены комнаты под общежитие теплые. Кормят не так плохо, но мала порция. Утром суп и два стакана чая сладкого, в обед суп, на второе котлетка с гарниром (горох, вермишель), вечером суп и один стакан чая, хлеба тоже мало. Утром и вечером по 150 г, в обед 200 г.

Занимаемся по 4 часа и 4 часа трудовая повинность. Проходим станковый пулемет «максим», зачислен в спецвзвод. На улице все еще холодновато, хотя уже начало таять два дня назад, но моя кровь еще плохо греет, все мерзну.

Дома пока что все живы и здоровы, в общем, все еще ходят, здоровье такое вот. Я 23-го пришел домой и пошел достал дров, а то было нечем топить.

Электричества все нет, трамваи тоже не идут ‹…› приходится ходить пешком, что очень трудно. Ноги еще не окрепли, так как питался я еще хуже до этого и мы все еще [не наелись], нам еще мало хлеба и продуктов, а главное – жиров, что нам их совсем не дают. Рабочим всем в магазинах выдали, а нам не дают. Я никак не дождусь тепла, и дома, и на занятиях, и на работе, и на улице – все время на холоде, согреваюсь только лишь под одеялом, а с 6 до 10 вечера все время на холоде.

29 марта [1942 года]

Воскресенье – наш выходной, но нам приходится сегодня заниматься до обеда. Пообедали, получили ужин и пошли домой.

30 марта [1942 года]

Сейчас у нас идут усиленные занятия, я вот уже второй день имею бюллетень: грипп и понос, – но занятия не пропускаю, боюсь отстать. Теперь будем заниматься четыре часа до обеда, два часа труд[овых] работ, и два часа до ужина станковый пулемет. Всего 6 часов, а если кто отстанет и не сдаст, тот будет ходить еще столько.

31 марта [1942 года]. Вторник

Прожили еще один месяц, и вновь у нас горе. Сегодня в 12 часов дня скончался самый меньший братишка Коля.

В общем-то этот месяц в смысле выдачи продуктов был самый лучший, так как выдали все: сахар, масло, мясо и крупу. Мне только жалко очень масло, карточки были сданы, а нам там не давали, а в магазине дали 800 г. Кругом видишь – едят масло, а я хлеб, и то плохой и сырой.

Сегодня я ходил на завод, получил карточки. Сразу взял запеканку и съел без хлеба. Хлеб возьму завтра, может быть, прибавят, хотя бы немного.

На улице сегодня тает и тепло, по утрам опять все замерзает. Мы никак не можем дождаться тепла, и немного улучшилось с питанием, а то ноги не ходят.

11 апреля [1942 года]

С первого апреля по 11 апреля ничего существенного не произошло. За этот период дома у меня получили: масло по 100 г на каждого сливочное, крупы по 250 детям, 200 – иждивенцам, по 100 г селедки, по 100 г еще сахар-песок. Я же занимаюсь пока все время. На ВУПе кормят не так плохо, но все мало. Утром суп, два стакана чаю сладкого, 150 г хлеба. В обед – суп, котлетка 50 г или запеканка с мясом или рыбой, гарниру мало; ужин: суп, один стакан чаю, изредка дают в обед или ужин запеканку из соевых отжимов или молоко соевое. Уже было несколько раз.

Вот сегодня уже 11 апреля, а на улице еще много снега и льда и все еще свежо, погода пасмурная, сырая, кругом вода. Сегодня я пришел домой за бельем. Завтра пойдем в баню.

На занятиях в военно-учебном пункте мы изучили станковый пулемет, теперь будем изучать мотоцикл и миномет, когда кончим, не знаю.

У меня есть желание поступить в военно-морскую школу, написал заявление. У нас уже некоторые ушли. Там и кормят хорошо, хлеба дают 800 г. Не знаю, как будет дальше, может быть, и я устроюсь туда, сейчас нет времени сходить туда, так как с занятий не отпускают, а в воскресенье, завтра, там выходной. У нас до обеда субботник по уборке города, потом свободны.

12 апреля [1942 года]. Воскресенье

Ничего существенного не произошло. Работали до обеда. После обеда убирали помещения.

16 апреля [1942 года]

Занимался в ВУПе до обеда, после отпустили домой. Я поступаю в Военно-морскую школу. У меня приняли заявление и сказали прийти 20-го с документами. А на ВУПе прошли пулемет, 17-го пойдем стрелять, обещали скоро выдать шинели. Всех перевели на казарменное положение. Погода сейчас хорошая, тепло, солнце, все тает, уже весна.

28 апреля [1942 года]

У нас опять в семье несчастье. Умер еще один брат, Гриня, тринадцати лет. Умер 27 апреля.

Я сейчас кончаю ВУП со специальностью «станковый пулеметчик». К маю, наверное, нас возьмут в армию. Но я хотел бы справить 1 мая и свой день рождения, а потом уйти в школу, так как в школу военно-морскую мне надо явиться 5 мая. Не знаю, куда попаду, но хотел бы в школу.

29 апреля [1942 года] пришел на пункт и меня направили на медкомиссию.

На пункте меня направили в военкомат, оттуда отправили на медкомиссию.

Прошел комиссию, и дали предписание явиться 30 апреля для отправки в часть. Не дали и справить Первое мая. 1 мая – мой день рождения.

30 [апреля 1942 года] в 7 часов быть в военкомате с ложкой, кружкой и т. д. До свидания.

А. П. Гришкевич[23 - Александр Павлович Гришкевич – заведующий сектором печати ЛГК ВКП(б) с сентября 1941 по 1 мая 1943 года.]. «Они собирали карточки… и распределяли хлеб среди дистрофиков»

«Немцы стреляли регулярно, через каждые полчаса ‹…› “Мне уже не нужно хлеба. Я умираю” ‹…› Они собирали карточки, шли в магазин и затем распределяли хлеб среди дистрофиков ‹…› Непогребенных трупов здесь сотни, и с каждым днем их становится больше ‹…› “Ну подожди же, накручу я сейчас управхозов и комендантов” ‹…› “Я бы и человечину ела, если б не боялась ответственности”. ‹…› “Сколько ваших людей погибло?.. Ни одного… Они же работают у пищи…”»

6 сентября 1941 года я, как обычно по субботам, поехал домой помыться и переодеть белье. Уже на Прогоном переулке я почувствовал в поведении людей что-то необычное. Все спешили к трамваю, одни бегом, другие под тяжестью тюков, мелко и быстро семеня ногами. Люди были напуганы.

Я поспешил к дому. Только успел спуститься с горы на Прогонном переулке, как в метрах 150 раздался сильный взрыв. Инстинктивно нагнулся к земле и правильно сделал – над головой с визгом пролетел кусок металла. Поднялся и сразу же был засыпан землей и грязью. Отряхнувшись, побежал к дому.

Около дома [№] 9 собралась небольшая толпа любопытных. Снаряд упал между домов, повредив их осколками. Невдалеке лежал разорванный осколками мальчик. Рядом с домом стонали две раненые женщины. Дом оказался закрыт. Все жильцы прятались в выкопанной во дворе щели. Там я увидел своих. Они были напуганы и ошеломлены. Чтобы хоть как-то ободрить их, рассказал анекдот. Не помогло. Вдруг в сотне метров от нас вновь упал снаряд. Дзинькнули стекла. Наступила жуткая тишина, а затем раздались стоны и крики. Значит, опять кого-то ранило.

Отыскал мать. Она ухватила меня за пальто и не отпускала от себя, хотя я никуда и не пытался уйти. Оказывается, немцы уже дали восемь выстрелов по заводу им. Ленина. Ни один из них в цель не попал. Правда, на территории завода два снаряда разорвались – один на шихтовом дворе, другой в медпункте. Все это объяснила мне мать, путая слова и названия. ‹…›

Немцы стреляли регулярно, через каждые полчаса. В перерыве между выстрелами народ выбирался из траншей, бежал на место разрыва и оказывал первую помощь пострадавшим и через 25 минут снова забирался в укрытие.

Наш дом и траншея оказались на пути между стреляющим орудием и заводом. Снаряды рвались вокруг дома, срывали крыши, повреждая квартиры. Всего за вечер пострадало 34 человека.

Уговорил мать срочно перебраться, захватив ценные вещи, к Добычину и там остаться несколько дней.

В 9 [часов] вечера направился к Смольному. Выстрелы раздавались все чаще. Только успел пройти сталелитейный цех, находившийся рядом с улицей, как раздался взрыв. Разворотило всю мостовую и заводской забор, цех остался невредим.

На трамвайной остановке собралась толпа с узлами и чемоданами. Все стремились перебраться в Петроградский район. Трамваи задерживались. Дошел до Смольного пешком.

* * *

Ноябрь [1941 года]. Это рассказала мне мать одного моего товарища.

«Я возвращалась из Володарского райисполкома, еле передвигая ногами, думала: вот дойду до магазина и куплю себе хлеба. Страшно хотелось есть, нет, не есть – жрать. Казалось, съела бы любую пищу.

Впереди меня так же медленно шел молодой человек. В его обессиленной походке чувствовалась большая усталость. Он был хорошо одет: кожаное пальто, фетровые бурки, котиковая шапка. Наблюдая за его движениями, я перестала следить за своими переживаниями. Человек дошел до столба, прислонился к нему спиной и секунду спустя пополз вниз.

Я подошла к нему: