Гуманитарное знание в структуре высшего образования

Хорошо известно, что сегодня этим вопросом не занимается практически никто из руководителей такого уровня. Все те, которым положено заниматься этой проблемой по должности, не имеют ни соответствующего уровня знаний, ни опыта, ни авторитета в армии, ни своих собственных взглядов на существо проблем, ни, что самое печальное, даже желания вникнуть в суть дела, а тем более осмелиться принять самостоятельное решение и нести за него ответственность.

Отсутствие руководства этим вопросом со стороны высших должностных лиц государства и армии в дальнейшем неизбежно приведет к разрушению остатков военных научно-образовательных структур и учреждений военного образования, к вырождению национальной военной мысли, а также к утрате необходимого качества высшего командного состава армии и государственных деятелей.

Этот процесс в России наблюдаем в виде открытого заимствования чужих взглядов, подходов и методик военно-научного анализа и профессиональной подготовки и попыток их внедрения в систему образования. К сожалению, этот процесс развивается одновременно с полным пренебрежением к отечественному военному опыту и при игнорировании современного боевого опыта.

Третья. Наблюдается снижение качества военного образования, которое входит в противоречие с двухуровневой системой (бакалавр-магистр) высшей школы России. И дело не в меняющихся стандартах уже третьего поколения (с одним и двумя плюсами), выхолащивании военной компоненты в угоду требованиям Болонской конвенции. Проблема здесь глубже. Военное образование ограничивается методологическим натаскиванием; офицер не переходит на новый уровень культуры, не растет как профессиональный руководитель, так как все программы, тематические планы, учебно-материальная база безнадежно устарели и требуют кардиальной переработки. Эту мысль неоднократно подтверждал член-корреспондент АВН, руководитель Центра военного прогнозирования Института политического и военного анализа А. Цыганок: «Мы теряем профессионально подготовленное офицерство. Не менее страшно и то, что в рамках процесса «обновления Российской армии» происходит откровенная ликвидация военной интеллигенции и уничтожение военной науки».

В недалеком прошлом кадровый офицер проходил обучение, во-первых, в высшем военно-учебном заведении (4–5 лет), во-вторых, в военной академии (3–5 лет). В Советской армии имели академическое образование 15 % офицерского состава, то есть все командиры батальонов боевого и тылового обеспечения, все командиры полков и их заместители. И, конечно же, весь генеральский состав, 10 % которого проходили подготовку в Академии Генерального штаба. В Российской армии процент офицерского состава с академическим образованием снизился до пяти, а теперь, видимо, и вовсе обнулится.

Бывшая Военная академия им. М.В. Фрунзе с января 2010 г. превратилась в Военный учебно-научный центр Сухопутных войск. Причем, как заявил начальник Генерального штаба, с одним годом обучения. Ранее эта кузница командных и военно-научных кадров имела пять факультетов. Только на общевойсковом факультете обучалось 160 военнослужащих. Ныне в Военный учебно-научный центр Сухопутных войск набирают всего 44 слушателя, а в Академию Генерального штаба – лишь 16 слушателей. За последний год число высших военных учебных заведений сокращено с 65 до 10. Причем они перешли на самый примитивный, так называемый, трехцикловый уровень освоения учебных дисциплин: социально-экономическая подготовка (14 % учебного времени), общепрофессиональная (10 %), военно-профессиональная (76 %). Показательно, что по такой системе 50 лет назад работали средние военные училища (ВУ), выпускников которых так и называли: «вроде учился». Но как с такой подготовкой офицеров по лекалам пятидесятилетней давности переводить армию «на цифру», уму непостижимо.

Переход в 2013 году на новую систему подготовки офицеров запаса вводит деление вузов и их выпускников по их отношению к службе в армии на три сорта. Выпускники «первого сорта» по окончании военной кафедры сразу будут отправлены в запас. В список учебных заведений, готовящих специалистов данной категории, вошли 12 столичных вузов, 5 петербургских, по 2 учебных заведения Казани и Новосибирска и по одному в четырнадцати городах России.

Ко «второму сорту» отнесены 33 вуза, при поступлении в которые молодые люди будут заключать контракт с Минобороны. Контракт означает для них повышенную стипендию в период обучения (в пять раз выше общефедеральной) и службу на офицерских должностях не менее трех лет по окончании вуза. Если же выпускник захочет расторгнуть контракт, ему придется возвратить стипендию в полном объеме.

Остальные вузы России относятся к «третьему сорту». Их выпускники будут призываться и служить в армии на солдатских должностях. Фактически речь идет о введении своеобразного имущественного ценза: выходец из сельской местности или из рабочей семьи, пусть одаренный и талантливый, но не имеющий средств (а поступить в московский или питерский вуз с периферийным образованием трудно), гарантированно попадает в армию на солдатскую должность. Молодые люди из обеспеченных семей и крупных городов, даже и при полном отсутствии способностей, имеют возможность либо вообще избежать призыва, либо, получив образование в элитном вузе, сразу уйти в запас. Армия при этом превращается в «студенческо-рабоче-крестьянскую» [1: 348].

Четвертая. Централизация и концентрация военной мысли призвана привести к поднятию статуса военного образования, престижности преподавания и росту его качества и, что немаловажно, к повышению должностных категорий научно-педагогического состава и администрации ввузов и увеличению их денежного содержания.

Преподавательские кадры, ведущие дисциплины военного цикла, должны комплектоваться только и исключительно офицерами, имеющими войсковой опыт службы в должностях: в военных училищах (минимально) полкового (бригадного) звена; в военных академиях (минимально) дивизионного(корпусного) звена.

Преподавание общенаучных дисциплин необходимо осуществлять путем найма по контракту выдающихся ученых, общественных деятелей и лучших педагогических сил региона.

Представляется крайне важным существенно и быстро поднять уровень воинских званий постоянного состава военно-учебных заведений.

Пятая. В военной школе должна быть собственная современная информационная военно-научная база и сеть военно-научных изданий. Вспомним кампанию по созданию электронных учебников в 2015–2016 гг. К 1 сентября 2016 г. доложили об их создании, и что далее?..

Ситуация усугубляется тем, что военно-научные структуры и учреждения военного образования страны не только не связаны в современную единую национальную информационную сеть, но в течение уже более десятка лет не имеют доступа даже к открытым зарубежным военно-научным источникам, по причине отсутствия самого элементарного – интернета,

Пресловутая «секретность» связывает военных ученых в возможности публикации своих трудов. Попробуйте опубликоваться бесплатно в рецензируемых журналах из перечня ВАК или «проиндексироваться», как того требует Министерство образования, по Хиршу, минуя офицера по режиму [3: 378].

Шестая. Научно-педагогический состав учреждений военного образования должен иметь возможности вести свою работу последовательно и качественно, а не бегать из вуза в вуз, подрабатывая, где только возможно. Сегодня научно-педагогический состав ввузов комплектуется нередко случайными людьми (по принципу наличия квартиры в городе), экономически обеспечен безобразно, стимулов к совершенствованию своего труда не имеет.

Лучшие научно-педагогические кадры России (даже гуманитарных дисциплин) к чтению лекций и вообще к преподаванию в учреждениях военного образования не привлекаются [4: 578].

Но самым печальным является тот факт, что многие принятые решения по высшей военной школе остаются лишь на бумаге, сводятся только к количественному сокращению учебных заведений и ликвидации существующих военных «школ». Так уже произошло и с Федеральной целевой программой (ФЦП) «Реформирование военного образования в РФ на период до 2010 г.» (принята в мае 2002 г.), и с ФЦП «Переход к комплектованию военнослужащими, проходящими военную службу по контракту, ряда соединений и воинских частей» (2003 г.).

Хочется верить, что будет выполнен Стратегический план совершенствования профессионального образования и подготовки военнослужащих и государственных гражданских служащих Министерства обороны

Российской Федерации на период до 2020 г., утвержденный на специальной комиссии Министерства обороны 3 декабря 2009 года. План имеет целью ввести отечественное образование в число пяти ведущих образовательных систем мира.

Планом определен комплекс основных мероприятий, который включает:

– совершенствование системы профессионального отбора;

– оптимизацию сети военно-учебных заведений;

– совершенствование учебно-материальной базы вузов;

– повышение научно-педагогического потенциала военной школы;

– достижение соответствия уровня военно-профессиональной подготовки выпускников вузов современным требованиям;

– совершенствование организационного и экономического механизмов управления системой военного образования;

– оказание адресной поддержки лучшим вузам, слушателям и курсантам, докторантам и адъюнктам, преподавателям и ученым.

Все перечисленное направлено на достижение главной цели – выхода на качество военного образования, адекватного требованиям XXI века.

Литература

1. Беляков Б.Л., Коннов А.Д., Смирнов Е.В. Философия, литература и военная служба: монография. – Изд. 2-е, перераб. и доп. – М.: BA РВСН, 2015.– 267 с.

2. Беляков Б.Л., Дробот И.С., Федосеев С А. Методология и методика научно-исследовательской деятельности или основы научной организации труда и профессионализации в Военной академии Ракетных войск стратегического назначения имени Петра Великого: монография. – М.: ВА РВСН, 2014. – 267 с.

3. Военная акмеология и кибернетика: учебное пособие; под общ. ред. В.Г. Михайловского. – Балашиха: ВА РВСН, 2017. – 394 с.

4. Беляков Б.Л., Деркачев А.О., Ососков Г.В. Философско-политологические и исторические аспекты военного управления. Кн. 1. Философские и политологические аспекты военного управления; под общ. ред. Г.В. Ососкова. – М.: ВА РВСН, 2015. – 584 с.

1.4. Философия и литература в образовании офицера

Философия как наука и учебная дисциплина является обязательным компонентом в высшей школе современной России, выступает основой формирования мировоззрения и сознания каждого военного профессионала. «Любовь к мудрости» не приходит сама по себе, ей нужно учиться всю жизнь. Изучая окружающий мир, познавая себя, человек изменяется через труд, понятия, суждения, умозаключения, ошибки и неудачи. За последние годы трижды менялись требования Гособрстандарта по структуре и дидактическим единицам курса философии, внося «определенную неопределенность» как по форме, так и по содержанию его изучения.

Сегодня не так часто можно увидеть человека, читающего книгу (тем более философского содержания) в транспорте, на отдыхе. Молодежь предпочитает иные источники информации (электронные носители, интернет), забывая известную мудрость, что всякое новое – хорошо забытое старое. Свободный доступ к информации, восприятие истины на веру, без осознанного труда, целенаправленное зомбироание сознания нового поколения, поверхностное знание объективной реальности, основанные на трафаретах, клише, массовой поликультуре порождают бездуховность, равнодушие.

В свое время учителя прививали любовь к литературе, учили читать с карандашом, выделяя наиболее значимые места, а затем переносить избранное в личный архив – «Выписки из прочитанной литературы». Периодически обращаясь к записям, мы воскрешали в памяти не только сюжет литературного произведения, но и оценивали его по- новому.

В духовном мире человека есть такие сферы, где сходятся горизонты философии, искусства, морали и других форм общественного сознания. Органичной и глубокой является взаимосвязь искусства и литературы с философией, особенно поэтического творчества с философской проблематикой. В определенном смысле можно сказать, что именно поэзия ближе всего стоит к философии [3: 52–84].

В субъективных переживаниях писателя (лирического героя) находят отражение общезначимые мотивы – движения души, глубины мысли, полеты воображения. Великие литераторы поднимали свое лирическое «я», свою художественную совесть до уровня общечеловеческих переживаний, чувствований, стремлений, выражая мироощущение той или иной эпохи, нации, народа, профессии. Глубоко личное, часто интимное, становилось общезначимым, единичное-общим, мимолетное – вечным (запечатленным на века). «Лирическое произведение, – пишет Шеллинг, – вообще есть изображение бесконечного или общего в особенном». Бытие «всякой лирической поэзии есть изображение бесконечного в конечном, но коль скоро она движется, лишь в порядке последовательности, то благодаря этому возникает противоположность бесконечного и конечного, как бы внутреннее начало жизни и движения» [10: 346]. Здесь важен диалектический момент живой ткани художественного произведения, хотя Шеллинг, как объективный идеалист, и отдает приоритет общему. В действительности общее кристаллизуется лишь во множестве единичных событий, отдельных явлений. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Такова структура любой реальности, объективной и субъективной, в том числе художественной, такова и структура познания.

Художественный образ всегда есть обобщение, проникновение в суть жизненных явлений, в глубины человеческой души. Литература, как и искусство вообще, – это мышление в образах. Поэзия – наиболее гибкий и тонкий инструмент литературно-художественного мышления; поэтическая мысль поднимается к таким высотам, которые соизмеримы с философскими обобщениями. Но дело не только в «астрономических» высотах. «Стихи, – пишет В. Солоухин, – есть высшая форма организации человеческой речи» [9: 9]. Поэтический образ отличается большой емкостью, многомерностью связей, опосредствований, ассоциаций. В этом качестве он способен отразить и выразить через призму человеческих эмоций, чувств, переживаний, мечтаний вечные философские вопросы, нравственно-эстетические ценности, смысл бытия и познания, борьбы за идеалы справедливости и прогресса. Философия в своих лучших произведениях сродни поэтическим взлетам, поскольку она по природе своей обращена к человеку – его мировоззрению, к системе основных ценностей, извечных проблем, программ поведения и т. п. Не случайно многие философские произведения, особенно в античную эпоху, писались в поэтической форме.

Призыв к объединению поэзии с философией был очень сильным в немецком романтизме конца XVIII – начала XIX веков. Поэзия, не говоря уже о литературе вообще, по-своему пережила всю философскую проблематику: системой своих образов, языком художественных средств.

С кибернетической течки зрения, насыщенность поэтического образа представляет собой сжатие информации. Один из ярких представителен раннего немецкого романтизма В.-Г. Вакенродер писал: «Сгущение чувств есть сущность всякой поэзии; она расчленяет соединенное, крепко соединяет расчлененное. В тесных границах бьются более высокие, более бурные волны» [5: 175]. Эти «более высокие» волны – философский подтекст, диалектика бытия, познания, человеческой души, закодированная в структуре художественного образа, полет поэтического воображения, достигающий горизонтов, где сходятся мироощущение и мировоззрение человека, его чувства и разум, поэтика и логика. Поэтический язык способен оказывать обратное индуцирующее воздействие на человеческую мысль, на весь арсенал философских представлений. «Словесный язык, призванный быть знаком и выражением мыслей, иногда, подобно зеркалу, отбрасывает в наш разум новые мысли и направляет и подчиняет себе повороты рассудка» [5: 175].

В России программа объединения поэзии с философией была принята в 20-х годах XIX века группой поэтов-любомудров. Наиболее ярким представителем этого литературно-философского течения был Д.В. Веневитинов. Он писал, обосновывая свои взгляды на соотношение философии и поэзии: «Первое чувство никогда не творит и не может творить, потому что оно всегда представляет сомнение, Чувство только порождает мысль, которая развивается в борьбе и тогда уже, снова обратившись в чувство, является в произведении. И по тому истинные поэты всех народов, всех веков были глубокими мыслителями, были философами и, так сказать, венцом просвещения…» [6: 212]. Философская рефлексия является необходимым элементом поэтического творчества. Поэт и мыслитель представлены здесь в одном лице. Этот союз дает нам высокую поэзию и философию, в которой слышится биение человеческого сердца.

Философская мысль в русской литературе имеет глубокие корни и богатые традиции. Она берет свое начало в торжественных одах М.В. Ломоносова, в стихах Г.Р. Державина. Высокие образцы лирики находим в стихах Баратынского, Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Бунина, Блока, Брюсова, Есенина. Русская Муза передала свою философскую эстафету советским поэтам. Наиболее ярко выражены философские мотивы в стихах П. Антокольского, С. Кирсанова, Л. Мартынова, Н. Заболоцкого, О. Щипачева, В. Федорова, Р. Гамзатова, Д. Кугультинова, К. Кулиева, Э. Межелайтиса. В. Шефнера, Е. Винокурова, С. Орлова и других поэтов.

Следует отметить, что в наш информационно-кибернетический, интеллектуальный век и муза становится все более рефлексивной, размышляющей, иногда порывисто-экспансивной, как у Андрея Вознесенского. «Поэзия по природе своей стремится к бесконечности, ставит максимальные задачи, – пишет В. Огнев. – В мире растущей сложности само существование поэзии поставлено под сомнение. Поэзия должна или сдаться на милость победителя – сухому расчету и холодной логике точных сведений о мире, или развить в себе новые мышцы, сделать отчаянную попытку отстоять свое место под солнцем, найдя в самой специфике искусства неиспользованные преимущества. В этом и смысл тяжбы «физиков» и «лириков». Выдерживает соперничество только поэзия, проникающая в существенные, стороны, бытия, лирика прозрения, открытий, анализа. Мир много раз описывали, называли, истолковывали, обживали, приспосабливали к текущим потребностям» [8: 283]. Но мир неисчерпаем для поэзии так же, как и для науки. Нужны новые образы, неиспытанные еще художественные средства, поэтические открытия. Это новое рождается на путях сближения литературного творчества с философским миропониманием. Современная эпоха – время великих синтезов – требует по только интеграции паук, союза философии и науки, она опять (отрицание отрицания) сводит вместе горизонты поэтического и философского мышления. Так неожиданно раскрываются новые грани идеи о союзе философии и науки: ведь это особые формы общественного сознания, и данный принцип применим к анализу соотношения, скажем, философии и искусства (литературы в том числе), науки и искусства на современном этапе их развития.

У литературы свои законы. Общезначимое, социально и культурно ценное проявляется в конкретной, индивидуально-заостренной, персонифицированной форме. Однако здесь пролегают едва уловимые границы, отделяющие индивидуальность от индивидуализма, субъективность от субъективизма, внутреннюю свободу от духовной распущенности, здоровый скепсис от скептицизма, обращенность переживаний на себя от эгоизма, поиски новых форм от формализма и т. п. Гегель следующим образом характеризовал литературное произведение: «Всякое подлинное художественное произведение искусства представляет по себе бесконечный организм; оно отличается богатством содержания и раскрывает это содержание в соответствующем проявлении; оно представляет сосредоточенное единство, но не в виде такой формы и целесообразности, которая абстрактно подчиняет себе все раздельное, а в виде чего-то

единичного, с той живою самостоятельностью, в которую замыкается целое без видимого намерения закруглиться в совершенной форме. Литературное произведение преисполнено материей действительности, не находясь в зависимости от этого содержания и его наличности, ни от какой-нибудь жизненной сферы, но оно свободно творит из себя, чтобы оформить понятие вещи в его подлинном проявлении и примиряюще согласовать внешне существующее с его внутренним принципом» [7: 190]. Структура литературного произведения является весьма сложной. Для адекватного понимания творчества необходима глубокая философская рефлексия, а также соответствующая теоретико-литературная и эстетическая подготовленность, куда входит развитый эстетический вкус.

При оценке художественного произведения нельзя впадать в буквализм, переводя его на язык строгих понятий и логически выверенных суждений и силлогизмов. Хотя литература, даже самая ультрасовременная, отнюдь не иррациональна, мы должны помнить, что язык логизированной науки и язык искусства имеют свою специфику, без которой стирались бы грани между соответствующими формами общественного сознания. Соотношение художественного, в данном случае литературного, образа и понятия подчиняется своеобразному принципу дополнительности, обобщенному аналогу физического принципа дополнительности. Суть последнего в том, что в одной приборной ситуации нельзя наблюдать все свойства элементарных частиц. Только абстрактный синтез дает возможность представить корпускулярно-волновой дуализм как целостный диалектически противоречивый феномен. Точно так же мы не можем «склеить» механическим путем литературный образ и концептуальную модель данной ситуации.