Самодержавие в истории России

В сфере внешней политики московская экспансия охватила волжские татарские ханства, Крымское ханство, Ливонию, Сибирь. Однако в 1583 г. Ливония была потеряна, и эту неудачу «не могли компенсировать успехи в Сибири» (3, с. 92).

В четвертой главе автор рассматривает путь Российского государства к самодержавию, который начался, по его мнению, с правления Федора Иоанновича (1584–1598), последнего Рюриковича на московском троне (3, с. 93). Еще при его жизни, когда стало очевидным, что он не оставит преемника, «началась борьба боярских группировок за наследство» (там же). Сначала победил шурин царя Борис Годунов, сделавший карьеру, используя женитьбу на дочери Малюты Скуратова. Управляя государством от имени Федора Иоанновича, Годунов обеспечил себе трон, «убив младшего брата Федора Дмитрия, а также освободившись от влияния своих противников – бояр Шуйских и Захарьиных-Романовых» (там же). В 1598 г. на Земском соборе Борис Году-нов был избран царем, и это «был факт огромного значения» (там же). Теперь, когда династия Рюриковичей перестала существовать, ответственность за государство легла на общество. В правление Годунова произошли крестьянские бунты и началась Смута – гражданская война 1605–1613 гг., которую дополнила интервенция Польши и Швеции. А судьбы Дмитрия Самозванца и Марины Мнишек, военные триумфы гетмана С. Жолкевского и пребывание поляков в Кремле оказали «важнейшее влияние на московское общество, на быстро развивающуюся политическую мысль различных политических группировок молодой России, которые, временно лишенные как уважения к царскому авторитету, так и страха перед властью, начали создавать новые концепции государства, опирающегося на единодушие общества и контролируемого его представителями» (там же). После Лжедмитрия I в России в 1606–1610 гг. правил Василий Шуйский, боярский царь, который первым «принял правовые обязательства (не карать без суда и не привлекать к ответственности родственников виновного, не принимавших участия в преступлении)» (3, с. 96).

Смута закончилась с воцарением в 1613 г. избранного Земским собором Михаила Федоровича Романова (1596–1645), при котором было созвано 10 соборов. Но в правление его сына Алексея Михайловича (1645–1676) роль соборов ослабела. Последний Земский собор состоялся в 1653 г. Закончилась «эпоха выборов». Алексей Михайлович сам назначил наследником престола своего старшего сына Федора III (1661–1682), правившего в 1676–1682 гг. После смерти Федора Алексеевича боярские группировки начали борьбу за власть. В этой борьбе победили сторонники реформ, такие как Ф. Ртищев, А. Ордин-Нащокин и В. Голицын.

Пятая глава посвящена политическим изменениям в Российском государстве от начала правления Петра I до общей политической характеристики XIX в. Петр I (1682–1725) был «гениальным самоучкой и не останавливающимся на своем пути реформатором» (3, с. 115). Он имел представление об отсталости России и был убежден в необходимости поисков выхода из тяжелого положения, но, к сожалению, не обладал необходимыми знаниями для осуществления данной цели. Детство и молодость Петра проходили в сложной обстановке, отразившейся на его психике и не позволившей ему получить систематического образования. Следствием этого стало самостоятельное приобретение опыта, учеба на собственных ошибках, что «стоило российскому обществу многих трагических жертв» (там же). Единственным верным методом реформирования страны Петр I считал «принуждение», поэтому свои политические планы реализовывал с «варварской жестокостью» (2, с. 116).

Автор анализирует итоги деятельности Петра I, «создавшей основы Российской империи (название и новый титул императора для царя с 1721 г.), которой суждено было просуществовать до революции 1917 г.» (там же). Петр переделал жизнь своих подданных на европейский манер, учредил ассамблеи, построил новую столицу – Петербург, ввел новую систему летоисчисления, усиленно развивал техническое и военное образование. Эти перемены касались «дворянства, связанного с двором и государственной службой, а также богатых мещан» (2, с. 118). Представители других сословий относились к реформам Петра «с ненавистью». В целом же его реформы упрочили «самодержавие, а также захватнический характер российской государственности» (3, с. 134).

Другой правительницей XVIII в. была Екатерина II Великая (1729–1796), чье царствование «можно считать завершением процесса формирования российской политической системы» (3, с. 137). Оно характеризовалось захватнической внешней политикой и национализмом, подкрепленным мифом об историческом предназначении России, который родился из теории «Москва – Третий Рим». Такая политика «затрудняла усвоение демократических и либеральных идей Запада» (там же).

XIX век, по мнению Б. Зентары, в политическом отношении изменил многое, но большинство российских демократических деятелей и мыслителей не решились поступиться прежними принципами, хоть и осуждали царизм (там же).

    О.В. Бабенко

Государственное управление в России (XVI–XVIII вв.)

(Аналитический обзор)

    В.С. Коновалов

Вопросы возникновения и развития системы государственного управления в России привлекают внимание многих современных исследователей. Ю.Г. Алексеев пишет, что борьба с ордынским игом и литовской экспансией, кульминация конфликта с Tверью и Рязанью, обострение отношений с Новгородом, осознаваемый рост значения великокняжеской власти вызывали нужду не только в воеводах, наместниках и послах, но и в советниках, ближайших помощниках – думцах. Усиление великокняжеской власти при Донском – это одновременно и усиление значения бояр как основного проводника этой власти (1, с. 27). При нем произошло упразднение института тысяцких – последнего осколка старых древнерусских порядков, что вело к новому порядку управления столицей: усилению роли великого князя и назначаемых им бояр-наместников. Развитие крупного феодального землевладения и хозяйства – важный фактор, воздействующий на рост и значение боярства в эпоху Донского.

Как и при Донском, полагает Алексеев, в период княжения великого князя Василия Дмитриевича имело место смешивание служб московских бояр и приехавших из-за рубежа князей, потерявших уделы. «Те и другие назначаются наместниками и воеводами. Высший служилый слой растет, включая в себя выходцев из-за рубежа, но сохраняя ядро, сложившееся при прежних князьях. Рост числа бояр ведет к обострению борьбы за старшинство – до нас дошли отголоски о сведении первых местнических счетов, восходящих именно к этому времени» (1, с. 32).

Бурная эпоха Василия Васильевича, отмечает Алексеев, ознаменовалась ростом роли великокняжеской канцелярии и ее главного деятеля – дьяка – в политической и административной практике. В оформлении великокняжеских актов дьяк вытесняет боярина, приобретая значение непосредственного и ответственного секретаря великого князя. Постепенное превращение дьяка из полусвободного министериала в ближайшего к князю технического помощника, процесс, впервые обозначившийся при Василии Тёмном, – показатель большой социальной эволюции в верхах русского общества и в то же время свидетельство серьезных изменений в технике управления великим княжеством накануне превращения его в Русское государство. Характерно при этом, что новые явления в управлении заметны, прежде всего, в великокняжеском аппарате, тогда как удельные княжества и немосковские земли (Рязань, Тверь, Ярославль) сохраняют в большой мере консервативные и даже архаические черты. Победило превосходство военно-политической организации великокняжеской власти, отражавшей прогрессивные тенденции развития русской государственности (в принципе однородные с соответствующими тенденциями в других государствах Европы) (1, с. 78).

Источники позволяют увидеть широкий размах писцовой деятельности, охватывающей многие уезды Русского государства с конца 80-х годов. Писцы имели широкие и разносторонние полномочия – они судьи, межевщики, разъездчики. Они – ответственные представители великокняжеской власти на местах, не зависящие от местной администрации. Писцы составляли комиссию (коллегию), решающую важнейшие вопросы, связанные с земельными делами. И обязательными членами этих комиссий являлись дьяки и подьячие – ответственные секретари, делопроизводители. Отмечается связь этих секретарей с дворцовым ведомством. Время Ивана III, полагает Алексеев, – дальнейшее развитие той же тенденции и переход ее в новое качество. Показатель этого перехода – появление функциональной документации в виде посольских, разрядных и писцовых книг, а суть его – в начинающемся разделении функций прежде единой канцелярии. Тем самым закладываются основы будущей приказной системы (1, с. 273).

Алексеев солидарен с Н.П. Лихачёвым в том, что в последние десятилетия XV в. дьячество стало чином. Алексеев сомневается в другом его утверждении, что «все важнейшие дворцовые и не дворцовые приказы уже существовали в конце княжения Ивана III». Алексеев считает, что существовали не приказы с более или менее постоянной организацией, а ведомства подразделения великокняжеской канцелярии (1, с. 275).

Изучение приказной системы Московского государства имеет в отечественной историографии длительную традицию. Первые попытки описать ее были предприняты еще в XVIII в. К настоящему времени историография приказного строя насчитывает сотни трудов. Однако практически нет работ, в которых рассматривалось бы состояние всей системы приказов на отдельном историческом отрезке. Но есть попытки обобщения всей истории приказов. При этом, как правило, считает Д.В. Лисейцев (3), выводы, сделанные на материалах одной эпохи, переносятся на всю историю приказной системы.

До 1950-х годов в отечественной науке приказная система управления не являлась самостоятельным объектом исследований. Лишь в 50-х годах в работах А.А. Зимина разрабатывается концепция развития приказной системы управления. В 60-е годы она получает свое завершение в трудах А.К. Леонтьева. Суть этой точки зрения заключается в трехэтапном формировании приказов на протяжении конца XV – первой половины XVI в. В настоящее время эта точка зрения остается наиболее признаваемой среди историков. Вместе с тем в ряде исследований (И.И. Смирнов, С.И. Штамм и др.) продолжает развиваться концепция, сформулированная в дореволюционной историко-правовой науке И.И. Вернером, согласно которой уже в конце XV в. в связи с формированием единого Российского государства появились первые приказы. Появление первых приказов следует относить к 20-м годам XVI в., а становление системы приказного управления в целом – к середине XVI в. Наиболее значительные работы по истории приказной системы в XVII в. – исследования Н.Ф. Демидовой, В.И. Буганова, Н.М. Рогожина.

Вопросы о том, когда именно возник тот или иной приказ, являются одними из самых спорных в историографии приказной системы. Нет единого мнения и о путях создания приказов, критериях их институционализации и т.д. (3; 5). Большинство историков сходятся во мнении, что приказные учреждения возникали не по заранее разработанному плану, а постепенно, «стихийно». По мере того, как какая-либо проблема начинала требовать к себе отдельного и постоянного внимания, возникали приказы, призванные эффективно эту проблему решать. Новообразованное учреждение занимало свое место в системе приказов, принимая на себя широкий круг функций, среди которых были и второстепенные, но так или иначе связанные с основными. Становление приказов происходило, таким образом, эволюционным путем: возникновение приказов не было результатом целенаправленной реформаторской политики и растянулось на всю первую половину XVI в. (3; 5).

Изучая систему приказного управления в России в конце XV – XVII в., историки большое внимание уделяют правовому обеспечению ее деятельности, структуре органов власти, порядку работы, особенности делопроизводства и кадровому обеспечению.

Н.М. Рогожин (7) считает, что зарождение приказной системы управления относится к концу XV – началу XVI в. Возникновение приказов он связывает с процессом перестройки великокняжеского управления в государственную систему. Это происходило посредством придания органам дворцово-вотчинного типа ряда важных общегосударственных функций. В своем становлении система прошла ряд стадий: от постепенного перерастания временных поручений – «приказов» (в буквальном смысле слова) как разового поручения отдельным лицам до приказа как постоянного поручения, что сопровождалось соответствующим оформлением должности – казначея, печатника, посольского, разрядного, поместного, ямского и других дьяков. С середины XVI в. учреждения канцелярского типа перерастают в государственные органы центрального и местного управления. Как отмечают историки, эти органы прошли длительную проверку на жизнеспособность, их не торопились оформлять до тех пор, пока окончательно не сформировались их функции. Окончательное оформление приказного строя приходится на вторую половину XVI в. Именно тогда приказы стали ведать важнейшими отраслями управления, получили более или менее устойчивый штат, бюджет, характерное делопроизводство, за ними официально закрепилось название «приказы».