Учимся говорить по-русски. Речь электронных СМИ в контексте медиастилистики

Как мы уже говорили, одевается Елена Летучая довольно строго и элегантно: брючные и юбочные костюмы, платья, туфли на высоком каблуке (в основном, шпильки). Волосы Елены либо аккуратно убраны в пучок/шишку, либо распущены, но при этом всё равно уложены и не выглядят лохматыми, неухоженными. На ногтях у Елены – всегда свежий маникюр. Макияж выполнен по правилам дневного/делового макияжа, обычно, выделены губы. Скорее всего, это связано с необходимостью, чтобы ведущую слушали, не отвлекаясь.

В целом внешний вид ведущей создаёт ощущение респектабельности, а знание отдельных законов Российской Федерации и санитарных постановлений может создать впечатление интеллектуального, начитанного, грамотного человека, с элитарным типом речевой культуры.

Однако мы наблюдаем несоответствие внешнего облика с речью: невладение языковыми нормами разбивает внешний лоск, создаёт ощущение незавершённости образа.

Итак, рассмотрев коммуникативную личность ведущей, мы можем назвать два основных фактора ее коммуникативной успешности:

• выбран гибридный жанр программы, сочетающий элементы журналистского расследования, ток-шоу и авторской программы;

• ведущая эффективно сочетает различные языковые средства выразительности, при этом уровень ее речевой культуры далек от идеала.

Мы можем отнести Елену Летучую к новому типу ведущих, для которых главной целью является создание ощущения респектабельности и компетентности благодаря внешнему виду и демонстрируемым знаниям, что, с их точки зрения, важнее, чем низкий уровень владения языком.

Литература

Арискина О. Л., Дрянгина Е. А. Языковая и коммуникативная личность: различные подходы к исследованию // Вестн. Челяб. гос. ун-та. – 2011. – № 25 (240). – С. 15–18.

Бахтин М. М. Тетралогия. – М., 1998.

Бондарко Л. В. Звуковой строй современного русского языка. – URL: http://booksshare.net/index.php?id1=4 &category=lunguistics &author=bondarenko-lv &book=1977 (дата обращения: 11.09.2016).

Воркачев С. Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филол. науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.

Казарин Ю. В. Основы текстотворчества (мастерская текста). – Екатеринбург, 2008.

Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. – М., 2009.

Краснобоярова А. С. Коммуникативная личность женщин-телеведущих авторских программ. – Челябинск, 2016.

Конецкая В. П. Социология коммуникации. – М., 1997.

Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – Волгоград, 2002.

Сиротинина О. Б Основные критерии хорошей речи [Электронный ресурс]. – URL: http://www.gramota.ru/biblio/magazines/ gramota/kultura/28_139. (дата обращения: 11.09.2016).

Ревизорро [Видео]: 2014–2016.

Л. Р. Дускаева (Санкт-Петербургский государственный университет), Ю. М. Коняева (Санкт-Петербургский государственный университет)

Троллинг как речевая практика в русскоязычных интернет-СМИ

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследований «Культурно-просветительский медиадискурс: ценности, коммуникативные интенции и речевые жанры» № 14-34-01028.

Коммуникативный феномен троллинга рассматривается в статье как деструктивный способ речевого поведения в СМИ, при котором чужая смысловая позиция подвергается высмеиванию, обессмысливанию, участники которого провоцируют друг друга на грубое поведение. Первоначально троллинг, зародившись в сети Интернет (преимущественно на базе различных интерактивных площадок – чатов, форумов, комментариев на новостных порталах и др.), рассматривался как не осознаваемая большинством участников игра в подделку личности [Donath 2010], как исключительно агрессивное вмешательство в интернет-коммуникацию, зачастую связанное с нарушением этических норм [Внебрачных 2012: 48–51]. Образ тролля – это образ агрессора, подстрекателя, возмутителя спокойствия, созданного для того, чтобы «творить зло и причинять вред» [Ксенофонтова 2009: 290]. Возможно, именно из-за сходства с мифологическими персонажами это название и получило столь широкое распространение, хотя изначально ничего общего с героями скандинавских мифов сетевые тролли не имели (англ. trolling означает «ловля рыбы на блесну»).

Наши наблюдения показывают, что сегодня троллинг уже вышел за пределы сетевого общения. Он может встречаться и в повседневной жизни, и – что особенно важно – взят на вооружение средствами массовой информации (как печатными, так и аудиовизуальными). Более того, из анонимного троллинг стал персонифицированным и используется в форме эпатирования аудитории для агрессивного утверждения своей позиции как единственно верной. Обратимся к материалу анализа.

Троллинг наблюдается в телевизионных ток-шоу, речевое взаимодействие в которых построено на эпатажности, самоутверждении каждого участника и направлено главным образом на создание шоу. Частотность использования этой коммуникативной практики говорит о формировании устойчивой модели ведения телепрограммы, когда, например, приглашают одновременно нескольких непримиримых противников, общение между которыми строится на грани фола. В качестве примера можно рассмотреть телепрограмму «Место встречи» на НТВ от 7.10.2016 г., поводом для которой послужил выход в этот день в Польше художественного фильма «Волынь» режиссера Войцеха Сморжовского.

Уже из вступления понятно, что речь в передаче пойдет не о художественных достоинствах фильма, а об отношениях между гражданами соседних государств. И главный вопрос обсуждения: почему в польских СМИ в связи с воспоминаниями о Волынской трагедии вновь звучат обвинения в адрес России? Однако глубокого обсуждения не получается. У многих участников дискуссии, посвященной поиску причин русофобии в Польше, мы наблюдаем троллинговое речевое поведение, когда один стремится прервать и перекричать другого, каждый обвиняет своего противника во лжи. В ходе всей передачи, пытаясь защититься от троллинга, ораторы то и дело призывают друг друга прекратить перебивать, перекрикивать оппонентов, искажать факты, корректно предъявлять факты. Но к этим призывам никто не прислушивается. Так, один из участников П. Жовниренко (представитель «украинской позиции»), заявляет о том, что «Бандера никакого отношения к тому, что было в Волыни, не имеет, потому что в то время, когда все это произошло (Волынская трагедия), он находился в концлагере». Справедливости ради (отнюдь не ради оправдания национализма) надо сказать, что, согласно историческим данным, Бандера действительно с 5 июля 1941 по лето 1945 года находился в Германии, в концлагере, так что принимать участие в преступлениях, совершенных в Волыни летом 1943 года, не мог. Но противник Жовниренко, выделив из его слов самую нелепую идею, уже никаких доводов не слушая, начинает скандировать, стараясь перекричать сразу всех: «Все сделали москали! Во всем виноваты москали!». Такое поведение дискутанта, конечно, полностью лишает возможности оппонента сообщить какие-то факты, на которых зиждется его смысловая позиция.

Не лишена признаков троллинга и речь ведущих. Например, вопрос Ольги Маркиной «За что украинцев не любите?» к присутствующему в студии представителю Польши Зыгмунта Дзенцеловского сформулирован провокационно. Не случайно она застает его поначалу врасплох: вопрос содержит пресуппозицию, с которой Зыгмунт не может согласиться: поляки не любят украинцев. Не случайно отвечающий сначала спокойно возражает (У меня нет такого впечатления), но очень быстро переходит на крик: «Нет в Польше вражды к украинцам, нет! Забудьте!», потому что в ответ на такое начало несогласный с Зыгмунтом дискутант заглушает противника криком, варьируя синонимы к слову ложь: «Абсолютная ложь! Лажа! Нелюбовь огромна! Это ложь. Вы лжец!». Никакого анализа проблемы, конечно, в такой обстановке нет: покричали, каждый продемонстрировал свое присутствие – разошлись, все остались при своих убеждениях. Движения мысли нет, но шоу утверждающихся в крике ораторов состоялось.

Другое направление троллинга – попытка увода от актуальных проблем. Подобное можно часто встретить в массовой прессе. Приведем пример.

Едкая ирония звучит уже в заголовке публикации: «Христос, Будда, Тутанхамон, Чингисхан – великие украинцы! И только Пушкин – еврей…» (Комсомольская правда. 13.03.2015. URL: http://www.kp.ru/daily/26351.7/3233392).

Едкость насмешки сохраняется на всем протяжении текста:

Такое всемирно-историческое открытие сделал ученый с незалежной Валерий Бебик. Чрезмерно завышенная оценка заявления, которое такой оценки не заслуживает, – это, конечно, издевка над персоной. Далее издевка развивается: Бебик – не какой-то там [выделенным сочетанием диалогически выражается презрение к объекту, называемому после него] деревенский историк-самоучка. Контекстуальная антонимия слов историк-самоучка и достойный ученый муж, с которого начинается следующее предложение, поддерживает связность в тексте: Достойный ученый муж – доктор политических наук, кандидат психологических наук, профессор, проректор Университета «Украина», председатель Всеукраинской ассоциации политических наук. При разумной логике иронии заслуживает тот, кого называют историком-самоучкой, а в тексте не так: высмеиванию подвергается тот, чьи должности расписаны на несколько строк. «Оглашение послужного списка» продолжается: Еще в 90-х работал главным консультантом в пресс-службе, Администрации первых президентов Украины Кравчука и Кучмы. Ныне – руководитель рабочей группы по социальным коммуникациям Общественного гуманитарного совета при Президенте Украины. Ведущий радиопрограммы «Из глубины тысячелетий». Его научные статьи регулярно публикует официальный орган Верховной рады «Голос Украины».

Далее информирование уступает место диалогу с читателем, а сам текст строится в манере разъяснения, причем автор продолжает в уже обозначенной едко-ироничной тональности, которая поддерживается чрезмерно завышенными оценками горе-ученого – автора нелепых заявлений:

Приготовились, дорогие читатели? Будем знакомиться с эпохальными открытиями маститого ученого, чей девиз – «Я мудрость пью из черепа эпохи, и у напитка украинский вкус…».

Чувствуется неприкрытая издевка над исследованием ученого, которая ведет к тому, что любой факт в тексте мы воспринимаем с опаской и настороженностью, отвергаем его. Это перечеркивает значение всех упомянутых званий и наград ученого – они здесь не важны.

Следующий пример из того же издания – в разделе «Наука» мы находим текст, озаглавленный «Голландия и США повторят судьбу Атлантиды?» (Комсомольская правда. 25.03.2015. URL: http://www.kp.ru/daily/26359.3Z3239852). Заголовок в форме вопроса создает интригу. А первый абзац направлен на то, чтобы вызвать панику:

«Полундра! Спасайся кто может!». Примерно такой вывод следует из последнего доклада Межправительственной группы экспертов по изменению климата. Выяснилось, что глобальное потепление заметно ускорило процесс таяния ледников. Это, в свою очередь, грозит новым Всемирным потопом.

Конечно, после такого уже трудно заметить искажение логической цепочки и подмену тезиса. Однако если мы вчитаемся в текст, то это становится очевидным. Первоначально выдается одна точка зрения за общепринятую. Это позволяет вызвать интерес к проблеме, обратить на нее внимание, в некотором смысле отвлечь от политических баталий, в связи с чем объяснимы упоминания топонимов. Таким образом, троллинг здесь нужен для развлечения: отвлечения внимания от сложных проблем, снятия напряжения.

И в заключение покажем механизм «перечеркивания» положительной информации в тексте, где троллинг является приемом косвенного обозначения точки зрения, позволяющим посеять семена сомнения, из которых произрастает затем полное недоверие. Для более яркой иллюстрации коммуникативного эффекта троллинга выбраны две публикации, посвященные одному событию – присуждению Нобелевской премии по литературе Патрику Модиано. Представим два текста, первый среди них направлен на сообщение, второй – на развлекающий троллинг:

1) На церемонии в Стокгольме объявлено имя лауреата Нобелевской премии по литературе. Им стал французский писатель Патрик Модиано. Бессменный секретарь премии Петер Энглунд огласил формулировку жюри – «за искусство памяти, с которым он обрисовал самые ускользающие стороны человеческой личности и открыл нам жизнь и мир оккупации» (Нобелевская премия по литературе присуждена Патрику Модиано. Коммерсантъ. 09.10.2014. URL: http://www.kommersant.ru/doc/2585835).

2) Галльскому петуху есть чем бахвалиться. Этой осенью нобелевским лауреатом по литературе стал француз, 15-й по счёту. ‹…›

Согласно (весьма поверхностному) официальному определению Нобелевского комитета, премия вручена Патрику Модиано «за мастерство памяти при описании самых потаённых человеческих судеб и раскрытии мира оккупации» (В плену у чужого времени. Литературная газета. 29.10.2014/ http://lgz.ru/article/-42-6484-29-10-2014/v-plenu-u-chuzhogo-vremeni).

В первом отрывке троллинг отсутствует, ведущей является осведомительная интенция: глагольными формами соответствующей семантики (объявлено, огласил) вводится сообщение об актуальном событии культурной жизни, оценку значимости которого можно понять из контекста (имя лауреата Нобелевской премии, бессменный секретарь премии, формулировка, искусство, обрисовал самые ускользающие стороны человеческой личности и проч.), авторская оценка человека и события не просматривается.

Во втором же отрывке на первый план выносится уже не событие, а личность, чье имя отмечено информационным поводом. Осведомительная интенция тесно переплетается с оценочной (Нобелевским лауреатом по литературе стал француз, 15-й по счёту). Авторской оценке (не всегда положительной) подвергается не только сам писатель, но и его страна (галльскому петуху есть чем бахвалиться), и решение Нобелевского комитета (согласно (весьма поверхностному) официальному определению). В тексте предстает образ Нобелевского лауреата, в котором сложно разграничить информационную и оценочную составляющие: оценка проникает и в изложение фактов биографии, и в портретное описание. Но она далеко не однозначна. Проиллюстрируем это с помощью нескольких отрывков из того же текста.

Представление биографических данных в тексте помогает читателю лучше понять самого писателя и его творчество, понять мотивы и страхи, которые движут им: Ведь Патрик Модиано рождён 30 июля 1945-го, в парижском пригороде Булонь-Бийанкур. Его отец, Альберто Модиано, непонятно какого роду-племени (возможно, салоникский еврей по происхождению), под оккупацией промышлял на чёрном рынке с фальшивыми документами в кармане. Он так и остаётся для Модиано комом в горле. Писатель не смог «переварить» главное своё наваждение – наличие в своей судьбе тёмного афериста без чести и совести, абсолютно равнодушного к сыну. Использование отрицательно окрашенной лексики при описании отца (непонятно какого роду-племени, промышлял, темный аферист без чести и совести) позволяет выделить одно из основных направлений творчества и в то же время, объясняя некоторые особенности личности писателя, снижает эстетическую оценку. После этих сведений как закономерность воспринимается его портретное описание, рисующее человека скромного и неуверенного в себе:

«Это странно!» – всё, что смог выдавить из себя ошеломлённый писатель, узнав, что вознесён на вершину литературного Олимпа. «Это я что же… теперь как Камю, что ли?» – пролепетал в свойственном ему фрагментарном стиле этот автор, лауреат премии Гонкура (1978 г.) за роман «Улица тёмных лавок».

Патрик Модиано считается одним из наиболее крупных авторов Франции. Его книги отмечены многочисленными премиями, не раз экранизировались, переведены на 36 языков, в том числе на русский. Тем не менее этот знаменитый писатель, высоченный, с сомнамбулическим взглядом, по сей день теряется перед микрофоном и телеобъективом. Он как будто не понимает, что такое слава, и словно стесняется договаривать фразы до конца.

В приведенном отрывке портретное описание, которое включает описание внешности (писатель, высоченный, с сомнамбулическим взглядом), особенностей поведения (теряется перед микрофоном, словно стесняется договаривать фразы), речевую партию персонажа (передается предложениями с прямой речью), составляет антитезу оценке творчества писателя (лауреат премии Гонкура, один из наиболее крупных авторов Франции, книги отмечены многочисленными премиями, знаменитый писатель). Эта двойственность, несоответствие внешнего внутреннему становится организующим началом анализируемого текста. Вплоть до самой концовки у читателя остается чувство неопределенности, автор не дает однозначной оценки ни писателю, ни его творчеству, провоцируя читателя на собственные выводы, но заставляя сомневаться, метаться, оставляя человека сбитым с толку: настолько разителен контраст между значительностью присуждаемой премии и описанием человека, получившим эту премию.

Цепь пустых, несущественных вопросов выглядит как кураж автора:

…Сегодня поклонники Модиано с нетерпением ждут его нобелевскую речь, назначенную на 10 декабря. При этом все задаются вопросом: станет ли он, произнося свою речь, как обычно, запинаться? Будет ли, как всегда, жестикулировать, помогая словам руками? И ещё фатидический вопрос: сошьют ли Патрику Модиано парадный костюм, который вместит его почти двухметровую фигуру? Цепочка «низменных» вопросов по «великому» случаю (вручения Нобелевской премии) – это троллинг, направленный на развлекализацию текста.

Анализ материала показывает, что троллинг в масс-медиа используется в разных формах: 1) высмеивания оппонентов, издевки над ним, провокации соучастника дискуссии на грубое поведение; 2) обессмысливания чужих высказываний и демонстрация их абсурдности. Важнейшими способами выражения этих форм являются эпатажные речевые игры, в основе которых – обыгрывание двусмысленности высказывания, тематический сдвиг, алогизм в изложении материала, стилистический контраст, снимающий патетику и способствующий переакцентуации, в устной речи – перекрикивание, передергивание мысли собеседника – в целом манипулятивное поведение по отношению к соучастнику общения. Различны и функции троллинга – самопрезентация тролля, развлечение. Иногда троллинг позволяет «расставить все на свои места», продемонстрировав, кто какой оценки достоин.